Более 45 тысяч человек поддержали идею закрепить в Конституции особую роль православия. Голосование идет на сайте «Православная инициатива» — здесь опубликован текст обращения к президенту, депутатам Госдумы и членам Совета Федерации с призывом внести поправки в Конституцию, отражающие особое значение православия.
Обращение приняли по итогам ноябрьской конференции «Триумф и крушение империи: уроки истории». В ней приняли участие, среди прочих, министр культуры Владимир Мединский, режиссер Никита Михалков, секретарь Патриаршего совета по культуре и автор бестселлера «Несвятые святые» архимандрит Тихон (Шевкунов).
О том, не противоречит ли «православная» поправка идее светского государства, не обидит ли она представителей других конфессий и не навредит ли самой Церкви, сайту «Православие и Мир» рассказал Максим Исаев, один из создателей обращения, доктор юридических наук и профессор кафедры конституционного права МГИМО.
— Максим Анатольевич, как конкретно, в каких положениях конституции предлагается закрепить особую роль православия?
— Конституция — это документ, который оформляет соотношение политических сил в обществе, сложившееся в момент ее принятия. Наша Конституция была принята в 1993 году. В то время победила определенная точка зрения на историческую судьбу России, имя ей — либерализм и все, что с ним связано. За двадцать лет эта точка зрения полностью себя дискредитировала: та социальная обстановка, которую мы имеем, две жутчайшие войны в Чечне — все это следствия либерализма.
Внесение концептуальных изменений в Конституцию было бы невозможно без изменения общественного настроения. Но общественное настроение налицо. Выставка в Манеже, посвященная династии Романовых, стояние перед поясом Пресвятой Богородицы у Храма Христа Спасителя — все это общее настроение. И оно свидетельствует: изменения произошли, ситуация — и политическая в том числе — поменялась.
Конституция как юридический документ — неоднородна. Она состоит из преамбулы и основного текста, девяти глав. Существующее законодательство о внесении изменений в текст конституции касается основного текста. Про преамбулу там не сказано ничего, ее банально забыли упомянуть, и это серьезный конституционный пробел. Он стал возможен потому, что юристы — всегда формалисты, а преамбула — это вещь не обязательная, она не имеет нормативной силы. Это скорее политический и, если хотите, даже идеологический документ. Он отражает наш настрой как нации, единого народа. Ставит ориентиры нашему обществу и показывает, куда и зачем мы должны двигаться. И я считаю, что в преамбулу Конституции можно и нужно внести редакционные поправки, которые говорили бы о нашем духовном суверенитете, базирующемся на православных ценностях.
— Какова, на ваш взгляд, будет реакция других конфессий, если Конституция выделит особую роль православия? Не почувствуют они себя, мягко говоря, обиженными?
— Все зависит от редактуры. Несомненно, нельзя противопоставлять православие другим конфессиям. Но при этом нужно показать: православие — это конфессия государственно образующая. Наше государство возникло благодаря свету истины, проникшему к нам через Византию по мудрому решению князя Владимира. Наша государственность взята через Православную церковь. В то время как остальные конфессии — государственно поддерживающие.
Возьмем, к примеру, ислам. Чем были исторически исламские государственные образования на территории нынешней европейской России? На юге — это окраины исламских персидских и турецких империй. В Поволжье — это остатки золотой орды, разложившейся в результате внутренних противоречий. То есть, с исторической точки зрения ислам не может быть государственно образующей религией в России. Но это, безусловно, религия — государственно поддерживающая. Она гарантирует лояльность своих приверженцев российскому государству.
Вот, государь Иван Четвертый взял Казань — историки говорят, крови при этом пролил очень много. Но проходит всего лет шестьдесят, наступает Смутное время, и кого мы видим в ополчении, идущем выбивать поляков из Кремля? Татар! Или башкиры, Салават Юлаев, сподвижник Емельки Пугачева — его восстание буквально потопили в крови. Но уже через сорок лет мы видим башкирскую конницу на Бородинском поле, а потом еще в знаменитом сражении под Лейпцигом. Все это говорит о том, что мусульманские народы интегрировались в наше государство очень давно. И, конечно, входить в эти регионы нужно осторожно, ничего не противопоставляя. Но, повторюсь, их религия не стояла у истоков образования государства
— На ваш, взгляд самой Церкви от этой поправки будет польза? Или, вот есть мнение, что от выделения роли православия — все-таки противопоставления с другими религиями избежать трудно — будет даже вред?
— Вреда особого я не вижу. Это же признание истины? А какой от признания истины вред? А вот что касается пользы — польза будет для всех, не только для Церкви. Если мы внесем эту поправку в преамбулу, а преамбула — идеологическая часть конституции, всем нам, грубо говоря, будет дан сигнал: прекращайте безвременье, русские люди, вставайте, просыпайтесь, надо государство возрождать.
— На ваш взгляд, какое будущее у предложения о «православной» поправке? Какова вероятность, что ее примут?
— Это зависит от множества нюансов. От соотношения сил в наших государственных органах. От государственной воли. От того, будут ли наши депутаты мудры, веселы и бодры. Бодры ли они сейчас в достаточной степени? Есть некоторые основания говорить, что да. И, потом, еще Макиавелли, большой специалист по политике, говорил: политика — непрекращающийся процесс. Мы сейчас в самом начале пути. Мы будем ждать, работать потихоньку, помаленьку — что называется, будем точить свой камень.
— Как же быть с тем, что Конституция провозглашает наше государство светским?
— Действительно, это самая уязвимая часть нашего предприятия. Статья 14 конституции говорит о Российской Федерации как о светском государстве. Но здесь возможны толкования. Что значит светское государство? Безусловно, светское государство не исключает взаимоотношения с религиозными культами. И при этом светский правовой порядок не исключает определенного отношения и к внутренним правовым порядкам религиозных культов. В рамках понятия «светское государство» не существует абсолютного запрета на соприкосновение с религией.
Вот, Соединенные Штаты. Сегодня это, пожалуй, самое религиозное государство на земном шаре, несмотря на то, что существует первая поправка к конституции США. Она, как и статья 14 нашей Конституции, запрещает существование государственной религии. Но кто там был, тот видел, насколько это религиозное общество.
И потом, мы же не устанавливаем государственную религию или государственную церковь в лице православия. Мы говорим только, что в нашем государстве существовали и существуют традиционные культы, которые лежат в основе нашей государственности. Это просто моральная оценка: декларация того, благодаря чему Россия стала и остается пока еще самым большим государством на земном шаре. Поэтому понятие светского государства не вступает ни в какое противоречие с предложенной нами поправкой.
— Как еще в разных странах решают вопросы соотнесения конституции и религии?
— Конечно, нужно делить страны в зависимости от конфессиональной принадлежности. Протестантские страны исходят не просто из принципов государственной религии — что допустимо и в православных странах, например, в Греции — но исповедуют также принцип государственной церкви. Великобритания, Нидерланды, Скандинавские страны — там внутренняя жизнь церкви зависит от государственной власти. С точки зрения православия такой порядок вещей, конечно же, недопустим.
Что касается католических стран, то у них довольно сложный анамнез взаимоотношений с папским престолом. Как правило, в пределах национальных границ католическая церковь обладает определенными правами, иммунитетами, а также особым, отдельным от государства статусом. Так происходит, например, в католической Баварии. В то же время протестантская часть Германии подчинена уже светскому законодательству.
Ну, и если говорить о странах востока, то там, мы знаем, все жестко: ислам является основной ценностью государств.
— На ваш взгляд, какой из этих вариантов наиболее близок нам?
— В первую очередь нам нужно решить противоречия конституции 1993-го года, которая провозгласила светский характер государства. Определиться: светский — это в каком смысле? В том, что у нас не может быть убеждений? Или в том, что мы никому не отдаем предпочтения? А если не отдаем предпочтения, то что это значит? Это значит, что мы никому не верим, ценностей не имеем, мы — ничто. Когда постулируются подобного рода формулировки, они означают только одно — пустоту.
— Последний вопрос. Параллельно с выделением роли православия в Конституции сейчас обсуждают также религиозный кодекс. Этот документ, по замыслу его создателей, должен определить, как будут взаимодействовать государство и религия в конкретных сферах — в школах, в армии и т. д. Что вы думаете о нем?
— Это полное безобразие и ахинея! Не нужно никаких религиозных кодексов! Дело в том, что господа, которые выдвинули эту идею — Гоголь называл таких «кувшинные рыла» — тихой сапой протаскивают концепцию, по которой государство получит механизмы вмешательства в дела культов. И это явно направлено против Православной Церкви, у документа прямо уши торчат. И эти люди очень хотят получить в свои руки этот управленческий механизм. Вот в чем, на мой взгляд, весь смысл религиозного кодекса.
Михаил Боков