Передо мной книга «Мой дух на палубе «Карааны». Ее автор священник Феодор Конюхов. Хотя нет, когда книга писалась, Федор Филиппович был уже знаменитым путешественником, совершил более сорока труднейших экспедиций и восхождений, написал около десятка книг и несколько тысяч художественных полотен, но батюшкой еще не был. Рукоположен он недавно. Вот как Господь все складывает: я смотрела о Конюхове новостные сюжеты, фильмы, читала статьи и никогда даже не думала, что смогу увидеться с исследователем и первооткрывателем, а в конце сентября встретилась лично уже с православным священником, который теперь служит в небольшой церкви на окраине Москвы и если и путешествует, то для того чтобы побывать в Богом отмеченных местах.
В нашей епархии отец Феодор побывал по двум важнейшим причинам. Во-первых, он давно хотел поклониться тобольским святыням, во-вторых, перед экспедициями по Азии и Африке тюменский предприниматель Сергей Распутин решил вновь помочь путешественникам и поменять им же подаренный в 2008 году «УАЗ Патриот» на новый автомобиль той же марки. И мы встречаемся с батюшкой прямо в автосалоне, где по стенам развешаны картины художника Федора Конюхова. Небольшого роста, худенький, ясноглазый и удивительно скромный человек подходит ко мне сам, сам дарит два святых образа – святителя Николая Чудотворца «Мысгорненского» и священномученика Николая Конюхова, близкого своего родственника, принявшего в годы гонения на Церковь смерть за православную веру. Потом мы говорим с ним около получаса, и отец Феодор дарит еще и вот эту книгу с надписью лично для меня. А я чувствую, что «не тяну» духовно ни на эту откровенную беседу, ни на дары, ни на возможность писать об этом очень простом человеке. Поэтому работа над обычной статьей идет потом необычно медленно.
Дома я долго читаю тоненькую книжку-дневник об одиночном кругосветном плавании. Половину, конечно, не понимаю, потому что не разбираюсь в морских терминах, но все равно захватывающе интересно читать о ежедневных трудах, страданиях, страхах человека, оставшегося один на один с непобедимой стихией, добровольно идущего на небольшой яхте к мысу Горн, туда, где постоянно бушуют свирепые штормы и гибнут тысячи моряков. «Кто в море не ходил, тот Богу не молился», – старая русская пословица. Читаю – да, все так. Зачем же тогда уходит человек в бурю, в опасность, в одиночество?! «Шторм. Все данное нам – от Бога, и большего, чем дано, нам не свершить. Но не свершить того, на что благословлен свыше, уже грех», – пишет в своем дневнике Конюхов. И через несколько страниц: «Темно, лежу и думаю свои думы: как меня будут встречать, и что я вынесу из этого плавания. Когда так далеко от мирской жизни, кажется, что там все так просто должно быть и прекрасно. Но я помню, что такие же мысли были у меня на пути к Северному полюсу. А вернулся и встретил желчных, жадных и завистливых людей. И тогда я заплакал от обиды на этот мир и с жалостью о том мире, где я был и что, может, уже больше в него не попаду». И еще через несколько страниц: «Случилось то, чего я так боялся. Порвался и упал носовой штаг. Трудно описать, что я сейчас испытываю. Да и как опишешь. Неужели мне не суждено вернуться к людям?!» Федор Филиппович – первый человек в мире, достигший пяти полюсов: Северного географического (три раза!), Южного географического, полюса относительной недоступности в Северном Ледовитом океане, полюса высоты на Эвересте, полюса моряков на Мысе Горн. А ведь в юности поступал в духовную семинарию. Для чего Господь носил его по всей планете, через сорок лет опять прибив все к тому же берегу? Мы говорили об этом на встрече в автосалоне.
– Отец Феодор, как получилось, что Вы сначала поступили в духовную семинарию, а потом ушли?
– У меня в роду пять святых новомученников. Например, священномученик Николай Конюхов, это родной брат моего деда. Они были расстреляны как враги народа. При советской власти это все скрывалось, но мои родители хотели, чтобы я был так же, как предки, священником. Да я и сам этого хотел. Но вырос на море, и смолоду меня туда больше тянуло. В 1969 году, когда поступил в семинарию, мне было только восемнадцать лет. Хорошо помню, как я иду по старенькой улочке Ленинграда (духовная семинария была расположена по адресу Обводной канал, 17), а из окна несется песенка: «Я у моря рожден, в краю, где ветра», – и у меня что-то так сердце защемило. И моряк во мне тогда возобладал. А сейчас я вернулся к тому, от чего ушел, но уже с большим жизненным опытом. Но, извините, становиться священником надо только тогда, когда ты для этого созрел. Светское образование – грамоте научиться, а тут надо учиться главному – любви к людям. Батюшка не может равнодушно подходить к своим обязанностям. К каждому – больному, здоровому, нищему, богатому – он должен обращаться с любовью. А это чувство не может тебе дать никакое образовательное учреждение. Чтобы сострадать людям, надо сначала самому пройти через страдание, через жизненные испытания.
– А как можно научиться любви к ближнему, если ты постоянно в одиночной экспедиции?
– Одиночное путешествие – это тяжелый труд, а страдание приближает нас к Богу. Меня часто спрашивают: почему Бог допускает страдания? Представляете, что бы человек вытворял в своей жизни, если б не болел, не страдал или не видел, как другие болеют, страдают? Жить долго – не самое важное. Я недавно был в Эфиопии, так там жизнь измеряется в урожаях. За год их собирают два раза, и молодой двадцатипятилетний человек говорит: мне пятьдесят урожаев. Важны плоды. Если бы Эйнштейн или Сахаров жили по двести лет, что бы они еще кроме бомбы напридумывали?! Господь не зря ограничивает человека. В одиночестве легче заметить присутствие Господа, чем среди множества людей. Хотя здесь Он тоже находится, рядом с нами. Но мы настолько погрязли в мирской суете, что Его не замечаем. А когда в океане пятьсот дней, то постоянно на небо смотришь, ты для Бога открыт. Здесь в телевизор человек глядит, редко голову в небо поднимет. Даже в окно не смотрим, не хотим. И Господа Бога не замечаем. Отсюда и друг к другу любви нет. Тяжелое путешествие развивает человека духовно. Ведь сначала ты должен путь в духе пройти, а потом физически. И обе эти ипостаси должны вместе работать, иначе ничего не выйдет. Некоторые люди говорят: я только духовно живу. Это большое заблуждение, потому что Господь создал человеку и тело тоже. Если эту связь разорвать, не будет человека на земле. А после смерти душа уже в другое путешествие уходит, в вечное, но это уже другой разговор.
– Я читала Ваши предыдущие интервью, отрывки из некоторых книг. И мне показалось кое-что противоречивым. Вот Вы там говорите, что неоправданный риск наших спортсменов, альпинистов – это тяжелый грех, но ведь Вы же сами часто рисковали.
– Сейчас пишу новую книжку на основе своих дневников, не знаю, кому это будет нужно – я там в себе копаюсь. В работе над ней вот что заметил. Мы не идем всегда по жизни равномерно: сегодня я влюбился, завтра поссорился, вчера в церковь пошел, а сегодня не пошел – нас всегда заносит в стороны, а когда книгу пишешь, жизнь гладко выстраивается, красивенько. Но даже у священника или монаха не может путь быть только вверх, а святых у нас немного. Подвергать свою жизнь опасности неоправданно – это почти как грех самоубийства. Но мы никогда не отговорим людей ходить в горы. Да это и не самое опасное. На Эвересте много погибло, но не больше, чем в автомобильных авариях. Внизу спились многие, скурились многие, обожрались многие, заработались многие. Все в мире относительно. Помню хорошо, в восемьдесят восьмом году я приходил к одному священнику, и он утверждал, что компьютеры – это зло, а сейчас, смотрю, после службы сразу к монитору – почту от владыки смотреть. Значит, Богу так угодно, чтобы компьютеры были, главное – извлечь пользу. Или вот приехал я на Святой Афон. Там говорит один батюшка: «Ты ИНН не бери, паспорт выкинь». Я отвечаю: «Выкину паспорт – к вам не приеду, а к вам приезжаю – вы за сорокоуст восемьдесят евро просите. Если у меня не будет ИНН, откуда ж у меня деньги будут? Я и пенсию не смогу получить». Это все глупости. Некоторые даже из Библии 666-ю страницу могут выдрать. А ведь это ровным счетом ничего не значит. Вообще, спорт – это тщеславие. Каждый спортсмен тщеславен. И художнику не верьте, если скажет, что пишет картины только для себя. Просто степень тщеславия разная: кому-то надо весь мир удивить, а кому-то только жене и детям работы показать. Каждый хочет что-то сделать на суд людей, чтобы его похвалили или поругали. Мы все грешные. Один – джипом, другой – детьми, третий приходом гордится. Только надо следить за собой, различать, что из твоих достижений на пользу, а что лишь самолюбие тешит.
– А Вы ради чего весь мир исходили?
– Сложно ответить на этот вопрос, хотя мне уже и шестьдесят лет почти. Я вырос в этом. Маленький читал Джека Лондона, Фенимора Купера, Майн Рида, Марка Твена. Затем у меня были герои Папанин, Чкалов, Седов, Амундсен – та высокая планка, к которой хотел тянуться. Сначала в путешествиях спортом занимался, наукой, для картин собирал творческий материал как художник. Ради рекордов ходил. Но всегда чувствовал и знал, что есть Господь Бог. Сейчас я священник. В Эфиопию сейчас вновь хочу уже ради храмов. Там такие православные храмы! Такие чудеса! А монахи какие! Но кто мне даст деньги, чтобы я просто так в Африку поехал? Вот я и еду тренировать там альпинистов. Заодно буду кресты ставить на вершинах.
– Недавно смотрела православную передачу, там говорили: «Отец Иоанн Охлобыстин у нас человек уникальный, и служить ему можно уникально». Получается, он уникальный, Вы у нас уникальный, а как же остальным батюшкам быть, обычным?
– Каждый уникален, надо только правильно его особенности использовать. Охлобыстина знаю, думаю, он пошел сейчас не в ту сторону – за деньгами. Но где-то и патриархия, наверно, его потеряла. Все-таки надо было его не к бабушкам в деревенский приход отправлять, а использовать в работе с теми же артистами, среди них еще много безбожников, а он знает их психологию. Надо было ему помочь. Мы, священники, еще плохо работаем с молодежью. Очень мало в храмах людей от пятнадцати до тридцати лет. Дети с родителями приходят, а молодежи нет. Им в церкви скучно. Что-то мы не так делаем. Как будто храм для одних старушек, мужчин единицы. У меня уже навязчивая такая идея: в какую бы церковь не заходил, считаю мужчин и детей. Я и Патриарху об этом говорил на встрече – старухи командуют в наших храмах. В Эфиопии только мужчины руководят церковной жизнью. А у нас их вообще там нет. Но ведь храм должен держаться в крепких руках, в мужских руках. А у нас бабушка девчонку в короткой юбке из церкви гонит, хотя еще неизвестно, чем сама в молодости занималась. Девочка больше никогда в храм не зайдет, а ведь каждый ценен. Или более четырех тысяч альпинистов уходит ежегодно в горы. Это же люди уходят. За них надо молиться, провожать, встречать. И отпевать надо. А почему бросили их? В этом направлении тоже еще много работы. Я вам исповедуюсь. Однажды меня пригласили к Святейшему Патриарху Алексию, чтобы в торжественной обстановке вручить орден. Я посмотрел список тех, кого еще собирались награждать вместе со мной, и отказался. Не захотел стоять рядом с человеком нетрадиционной ориентации. Меня вызвали и сделали внушение. Ты, говорят, что это так возносишься, вспомни разбойника рядом с Господом на кресте, кто знает, может, этот человек в конце жизни святым станет, а ты грешным. Но я все равно не пошел. А теперь понимаю, что был не прав. Каждый человек для Господа дорог.
Разговор наш прост и незамысловат, как и сам батюшка-путешественник, батюшка-странник. Я даже физически чувствую, как отец Феодор скользит по суетной, тяжеловесной жизни и опять уходит сквозь наши пальцы: в море, в звезды, в горы… А мы «не тянем», увязли, как говорится, со всеми потрохами. С другой стороны, вот передо мной подаренная Конюховым икона святителя Николая. В одной руке он держит легкий парусник, в другой – мыс Горн, преодолевая который моряк либо погибает, либо оставляет за собой все ненужное и суетное. А вот книга, на которой автор написал мне: «Желаю пройти свой духовный полюс». Значит, надо подниматься в дорогу и нам. Иначе засидимся на месте.