Что такое церковная проповедь? От чего зависит её успех? Какими должны быть пастырь и паства, чтобы составить единую общину? Размышляет протоиерей Андрей Ткачёв.
С точки зрения внешнего наблюдения, проповедь — это чистый монолог. Один человек говорит, а некоторое количество людей слушает. Но, как известно, проповедь бывает успешной и неуспешной. И зависит это не только от духовных качеств проповедника и его готовности к служению. Многое зависит и от состояния сердец слушающих.
Конечно, если церковный оратор ведет паству не на сочные луга, а к яме с силосом, то вся вина на нем. Не готовился, не мучился сердцем, не продумывал слово заранее. Так, сказал что-нибудь и как-нибудь — эффект понятен. «И так сойдет». Закончил, и слава Богу, — скажут люди. Но если он думал, молился, готовился, а «парашют не раскрылся», то не все здесь зависит от него самого. И это потому, что проповедь — это только для глаза монолог. Для сердца она — диалог.
Один человек говорит к собранию. Говорят не только его уста, но говорит и его сердце. В это время слушают его многие пары ушей, и одновременно собеседуют с ним незримо сердца многих слушающих. Проповедь — это диалог многих сердец.
Одни сердца принимают слово так, как стена принимает удары гороха, или как бык жует фиалку — безучастно. Другие сердца приходят в движение. Причем движение как радостное, так и негодующее. «Как это правильно! Как это истинно и красиво!», — говорит одно сердце, и тут же рядом другое сердце в ответ на те же слова отвечает: «Что за чушь! Что он мелет?».
Проповедь. Источник:http://www.fotoregion.ru/
Если слова проповедника произносятся не для галочки, но помазаны Духом, то собрание слушающих, на уровне тайны сердца, представляет из себя жужжащий улей. «Это прекрасно!», — говорит один. «Это ужасно, и кто может это слушать?», — говорит другой. «Я ничего не понимаю. Нельзя ли попроще?», — бурчит третий. «Как жаль, что я это так поздно узнал», — говорит четвертый, и этими четырьмя голосами количество вариантов не исчерпывается.
Слушая слово и приходя в движение, сердца слушающих посылают некие импульсы сердцу проповедника. Если они одобряют слово, сочувствуют ему, открываются навстречу, задают неслышные вопросы и жадно ожидают ответов, то слово льется, и иногда сам проповедник выговаривает то, что сам заранее не готовил. «Неужели это я сказал? Я ведь этого нигде не читал», — со страхом думает про себя благовестник.
Он не только назидает, но и назидается; не только учит, но и учится. Это — живое исполнение слов о пребывании Христа там, где двое или трое собраны во имя Его. Проповедник и паства, собранные во имя Спасителя, дают возможность Самому Спасителю пребывать между ними, вразумляя и наставляя собравшихся.
Но бывает, что паства глуха, нема и безучастна. Тогда проповедник распинается и немеет. Он пробует, силится, мучится, но чувствует, что плод невелик. Это тяжелый, хотя и неизбежный и необходимый опыт. Вот почему вначале было сказано, что не все зависит от проповедника. Проповедь — этот диалог, а не монолог.
Есть еще и худший вариант. Это когда паства голодна и готова слушать, но пастырь готов только к тому, чтобы вести овец к привычной силосной яме. Никаких сочных пастбищ и заливных лугов у него в планах не значится. Тогда, конечно, и страдания нет. Вернее, оно есть у паствы, но не у пастыря. Тот может быть привычно доволен сам собой и делать вид, что он законно и безвозвратно прописан в Небесном Царстве. Мы ему, к счастью, не судьи, но будет для всех нас и Страшный Суд.
Под словом диалог мы, не боясь согрешить, понимаем разговор двух. Пастырь и паства — это те беседующие двое, из которых один — подлинно один (пастырь), а второй (паства) — многолик и многоочит, как Херувим. (Вот тебе — на! Вот и выговорилось то, что заранее не готовилось. Паства — это таинственный человек, состоящий из многих душ. Человек, молящийся Богу одними устами и одним сердцем, но при этом многоочитый, как одно из животных, окружающих Небесный Престол! Вот так выходишь на проповедь и видишь перед собой одного многоочитого Херувима!)
Но пастырь и паства в процессе общения — это не только две стороны устного диалога, но и две ручки большого котла, который кипит, и внутри которого вывариваются великие идеи. Сердца слушающих и реагирующих на проповедь людей, сердца, которых много, превращают живую проповедь в совместное творчество, в соборный труд, по окончании которого каждый радостно скажет «Аминь».
Вывод из сказанного довольно прост. Проповедь нужно поместить в церковном сознании на одно из первых и главных мест. И дело не столько в привычной проповеди, которую иногда никуда уже не поставишь, а дело в том, чтобы появилось наконец служение Слова. Прочитать, объяснить, доказать, обличить, подкрепить примерами, обосновать книгами обоих Заветов, утешить, укрепить, обрадовать…
Числу священных глаголов, окружающих понятие служения Слова, нет конца, то бишь несть числа. И вся эта теоретическая роскошь стоит молча рядом в смиренном ожидании того дня и часа, когда мы начнем ее претворять в жизнь. Все вместе начнем, потому что проповедь — это не монолог, а диалог, и даже больше — котел, кипящий живыми идеями.