Притча о сеятеле
Мф 13:3–9,18–23
Сегодня в Евангельском чтении звучала всем нам хорошо известная притча о сеятеле. Когда читаешь, все понимаешь очень хорошо, тем более что потом Господь Сам ее объясняет. Тут как бы и проповедовать не о чем, все ясно. Образ сеятеля — это образ Господа, Который всегда стучится в наши сердца и пытается посеять в нас семя жизни. Выходит сеятель сеять Слово, семя Его Слова падает на почву наших сердец, а сердце наше похоже либо на дорогу, на которой все исхожено и истоптано, либо на камень, на котором ничего возрасти не может, либо на терние, сорняки, которые заглушают все благое. А может оно, сердце Христово, быть похоже на добрую почву, способную все ценное сохранить, взрастить и принести плод.
В каждом из приведенных в притче случаев мы узнаем себя, потому что прекрасно видим в себе, как это Слово проникает через нелепые помыслы и разговоры; как это Слово падает на камень нашей злобы, отчуждения, осуждения других людей; как заглушают его наши заботы житейские, желание пожить в свое удовольствие, прилепиться к миру сему. И одно только нам непонятно: как же сделать так, чтобы наше сердце было похоже на добрую почву, что же должно произойти, чтобы и наше сердце хоть когда-нибудь принесло плод Господу.
Ведь это страшно, подумайте… Господь нам так доверяет. Господь сеет Свое Слово везде: и на дороге, и на камне, и в тернии… Он же видит, что наши сердца — именно такие, что они — не добрая почва. Если б все сеялось на доброй почве, давно бы наша жизнь превратилась в Царство Небесное, райским садом стала бы наша земля, в котором люди приносили бы свой плод, отдавая сторицей, кто триста, кто шестьдесят, а кто сто… А такого не бывает, а если и случается иногда, мы о таких людях говорим, иконы им пишем. Их совсем немного.
А все остальные — это мы, которым Господь доверяет Свое Слово несмотря на окаменение наших сердец, несмотря на то, что мы погрязли в житейских заботах, несмотря на то, что в нас сеются и хорошо прорастают совсем другие семена: семена раздражения, злобы, забот житейских, — всего, что не Бог, а люди в нас сеют. Все в нас заросло этим сеянием — жестким, безбожным и иссушающим душу. Но слово Божие все равно в нас сеется, несмотря на то, что почва наших сердец воспринимает совсем другое. Господь очень любит нас. Господь доверяет нам Свое жизненное семя. Господь, видя наше неумение, все равно продолжает это сеяние, потому что очень надеется, что мы что-то с собой сделаем, что все-таки в нас что-то произойдет, что почва наших сердец каким-то образом преобразится, сделается другой — плодоносящей.
И это возможно для каждого из нас, потому что какой бы сухой ни была земля духовная, семя Божие все равно сильней. То семя, которое сеет в нас Господь, по своей преображающей благодатной силе готово и может победить все чужеродное, перебороть, прорасти и на камне и в тернии, и на этой дороге истоптанной, лишь бы мы немножечко потрудились… Лишь бы мы оставили место этому Сеятелю, хотя бы небольшое пространство наших сердец, способное принять в себя Его семя.
Если это семя будет принято, оно обязательно прорастет, потому что это — Слово Божие, а Слово Божие, говорит апостол Павел, подобно мечу обоюдоострому — проходит через человека и разделяет его дух, душу, и все его составы. Как меч — это Слово, изреченное Господом… Оно из небытия в бытие все привело, оно заставило вращаться вселенную, миры создало. Все, что происходит вокруг нас — это тоже Слово Божие, все то же самое сеяние, которое Господь творит в наших сердцах, на которое наши сердца просто должны отозваться.
Ведь мы прекрасно знаем, что всякую землю, как бы бесплодна она ни была, человек, если он потрудится по-настоящему глубоко, способен превратить в землю плодоносную. Надо только приложить очень много сил, удобрить ее, полить своим потом и еще потом наблюдать, как посаженное будет расти. Это мы все хорошо знаем на собственном опыте: чтобы посадить цветочек — нужен труд. А чтобы семя Божие взрастить, требуется особый труд — труд духовный. И если человек только начинает трудиться, оказывается, что духовный труд каждому по силам, потому что самое главное в духовном труде — это решимость; решимость сделать шаг навстречу Господу и не делать ни шага обратно. Сделать шаг, а потом — еще один, а потом еще один, и вот так всегда идти за Господом. Преподобный Серафим Саровский говорил, что отличие праведника от грешника только в решимости. Только это одно отличает человека мертвого от человека живого, человека грешного от человека праведного, человека верующего от человека неверующего — только решимость. Надо только встать и сделать шаг к Богу. Когда человек этот шаг делает, его сердце становится другим, его душа становится иной. При приближении к Богу все то, что он приобрел ложного, нечистого и искореженного, сразу уходит в небытие. Все ненастоящее, приближаясь к настоящей жизни, которую нам дает Господь, встречается с настоящим, ложь встречается с правдой.
Как только мы действительно начинаем приближаться к Богу, все становится на свои места: чем ближе мы к Богу, тем в нас жизни становится больше, а смерти становится меньше. Это очень простая истина, и каждому из нас она известна. Когда смерть встречается с жизнью, она уходит в небытие, потому что они не могут соединиться в один сплав, существовать в едином жизненном пространстве.
Все, что встречается с Господом, проверяется на истинность, так и каждый из нас проверяется на истинность, когда встречается с Богом. Как только мы к Нему подходим ближе, все не истинное уходит, иногда с болью, но отпадает, а все истинное и живое начинает в нас по-настоящему возрождаться. Но если мы отходим от Него, наша душа превращается либо в камень, либо в дорогу, либо в терние, наша ложь начинает цвести буйным цветом и забивать в нас жизнь. И никакого плода мы не можем принести, как бы ни говорили о том, что мы в Бога верим, что в церковь ходим, что-то правильное делаем…
Как только человек движется к Богу, все естественные дары, которые Господь вложил в него, начинают вдруг оживать. Нет у нас смирения, а у Бога есть. И вот мы приближаемся к Богу, и оказывается, что Он нам тоже подарил возможность быть смиренными. Нет у нас любви, а у Бога — есть, и вот мы к Нему идем, и Он нам дает любовь. Чего только не дает нам Господь очень важного для спасения души…
Но не делая ничего, мы Его дары не возьмем, сколько бы мы книг ни прочитали, сколько бы доброго и хорошего ни узнали, как бы красиво и глубоко ни рассуждали о том, как бы нам стать добрыми и хорошими людьми, как бы нам сделать так, чтобы наша жизнь стала полной и благодатной, — ничего не получится, если мы просто не идем к Богу, если мы не движемся ко Христу ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Но если мы ко Христу идем всегда, каждую минуту, то все у нас получается, потому что Господь подает нам все недостающее, а мы можем это принять, потому что берем не для того, чтобы взять и ничего с этим не делать, а потому, что мы не можем уже по-другому жить, потому что двигаясь ко Христу, мы становимся другими, такими, как Он. В нас просыпаются Его черты, Его качества, мы становимся Его детьми. И это очень просто, тут даже много-то и не скажешь, самые простые слова, самая простая притча об этом говорит: для того, чтобы нам себя исправить, нам просто надо идти ко Христу. Просто, но ежедневно, просто, но каждый раз, просто, но всегда, не делая остановок, не давая себе поблажек, потому что невозможно от духовной жизни уйти в отпуск, сделать паузу. Ведь в жизни вообще невозможно остановиться, потому что как только человек делает в жизни паузу — он умирает. И в духовной жизни происходит то же самое. Человек не может устать от Бога, если он Бога любит.
А мы, к сожалению, часто думаем, что устали от духовной жизни, устали от бесконечных требований, которые нам предъявляет Церковь: от постов, от утреннего и вечернего правила, от того, что мы должны вовремя в храм приходить в воскресенье и вообще в церковь ходить — мы устаем от этого, мы устали от Бога… Но на самом деле мы устали от себя: от своих собственных страстишек, от своей собственной гордости, от всего того, что делает нашу жизнь камнем и тернием, — от этого наше сердце устает и от этого оно жаждет освободиться. А освободиться просто — просто надо идти ко Христу. Аминь.
О собравшем богатый урожай
Лк 12:16–20
Послал Господь одному человеку богатый урожай. Обрадовался человек и подумал: «Что же мне делать? Некуда мне это богатство вместить. Разорю-ка я свою прежнюю житницу и построю новую, которая вместит все это богатство. И скажу себе: “Душа моя, много у тебя блага, пей, ешь, веселись”». А Господь сказал ему: “Безумный, ночью от тебя душу твою заберут. Кому все это останется?”. Вот такая коротенькая притча, которую Господь рассказал Своим ученикам.
В этой притче раскрывается некий духовный закон: чтобы заполнить себя чем-то новым, надо прежнее разорить.
Если на эту притчу посмотреть с духовной стороны, то можно увидеть совершенно замечательные вещи. Если богатый человек благочестив, желает умножить свои духовные дарования, то в ответ на его желание Господь посылает ему Свои духовные богатства, но сразу вместить их человек не может. Сначала надо разорить все прежнее, грешное, старое. Не вместить духовное богатство в старую житницу. И тогда человек разоряет старые житницы, становится иным, внутренне преображается, и постепенно духовное богатство становится главным в его жизни, и оно будет угодно Богу, когда Он такого человека призовет. Этим богатством человек оправдается. Вот так должно быть с людьми, живущими по Богу.
И так же бывает с нами, когда мы живем не по Богу, потому что для нас действуют те же духовные законы, они непреложны, только приносят они совершенно другие результаты. Господь к нам приходит со Своими дарами, их можно вкладывать в житницы, а можно уделить для погибели, можно духовно обогатиться, а можно совершенно себя разорить. Вот об этом сегодняшняя притча.
А какие у Бога дары? Вот вы сегодня слышали: любовь, мир, долготерпение, благость, скромность, воздержание, — вот все, что Господь нам приносит. Но оказывается, что мы не можем принять эти духовные дары, пока не разорим своих прежних житниц, пока не сделаем себя духовно умнее, пока не станем неким вместилищем, житницей новой не станем для Бога. Мы должны преобразиться, мы должны что-то из своего прежнего разорить, разломать, разбросать для того, чтобы освободить в себе место богатствам Господним, чтобы милость, которую Господь нам посылает, нашла место в нас.
Когда мы живем для мира, у нас все получается, когда приходит земное, мирское богатство, мы поступаем правильно, как поступил этот безумный богач.
Я говорю сейчас о всех явлениях нашей жизни, когда ее заполняет наше мирское счастье или благополучие, или успех в науке или в искусстве. Как легко мы расстаемся с прежним, как легко мы разоряем прежние наши устроения, для того чтобы вместить это новое мирское устроение, которое к нам приходит — устроение счастья. Да, для осуществления своей мечты мы способны разорить прежнее и принять новое.
А какая у нас всех мечта? Та самая, которую высказал богач в простоте сердечной: как было бы хорошо, чтобы настал когда-нибудь такой момент, когда можно было бы сказать: “Душа моя, ну наконец-то у тебя все хорошо, наконец-то ты можешь ни о чем не беспокоиться, есть, пить, веселиться во многая лета”. Ради этой мечты мы готовы пойти на разорения, готовы что-то сломать в своей жизни.
А вот когда Господь приходит к нам со Своим богатством, когда Господь вручает нам плоды Духа Своего, нам становится себя очень жалко. Вот здесь мы как раз очень боимся разорить себя, здесь-то как раз всякий раз, когда Он приходит, мы действительно чувствуем, что с нас, как говорил святитель Феофан Затворник, кожу дерут. Никак мы не хотим себя внутренне разорять для того, чтобы к нам милость Божия пришла, явилось богатство духовное.
Во всех остальных случаях мы поступаем правильно, потому что наше устроение таково, что для того, чтобы получить богатство, надо житницы свои разорить. Почему-то в греховном смысле мы поступаем правильно, а в духовном смысле мы так поступить не можем. И вот об этом-то и идет речь. В Бога богатеет тот человек, который умеет богатеть правильно, который умеет разорять свои старые житницы и вмещать в себя духовные дары.
Много добра, — говорит о себе этот человек, — у тебя, душа. То, что он называет добром, на самом деле мы обычно называем барахлом. Много у тебя барахла. Где столько барахла-то нахватал? Кто-то называет это барахлом, кто-то называет это добром.
Что же есть истинное добро, ради чего разоряются наши житницы? Об этом сегодня говорит апостол Павел в своем Послании: Братья, яко чада света ходите. Плод духовный есть во всякой благостыне, и правде, и истине (см. Еф 5:8–9). И дальше: Испытывайте времена, потому что дни от лукавого (см. Еф 5:16). И эти лукавые дни нам все время пытаются навязать мысль о том, что добро и благо — это не то, что лежит в руках у Христа, это не то, что лежит в сокровищницах Церкви Христовой, это не то, что Евангелие нам проповедует, а то, что нам сейчас дает мир. Вот это главное: его свобода, его права, его возможности, его устроение, когда человек может во всякий день осуществлять свою мечту — пить, веселиться, радоваться жизни. Вот какой принцип — радоваться жизни во что бы то ни стало. И ради этого давайте все разорим: Церковь разорим, мораль разорим, духовные законы разорим, самые лучшие традиции наши, потому что они мешают вместить то благо, которое мир сей предлагает. И вот безумные разоряют все, что мешает веселиться во всякий день, мешает жить в свое удовольствие. Так мир разоряется и разрушается до того дня, когда Господь придет и этому миру скажет: “Безумный! Безумный мир! Суд пришел. Что ты ему покажешь?”.
И мы должны очень хорошо понять, что если мы сейчас себя внутри по-настоящему духовно не разорим, то этот мир разорит нас. Этот мир нас подомнет под себя, сломает так, что от нас самих ничего не останется. Господь в Своем Евангелии говорит о том, что когда придет антихрист, будут такие явления разорения, чтобы соблазнить даже и избранных. Речь идет о разорении мира ради идеи всеобщего блага, ради идеи всеобщих свобод, радости жизни, возможности пить, гулять, веселиться. Даже избранных попытаются соблазнить этой идеей разорения. И поэтому мы должны сейчас очень хорошо подумать, в чем естественное наше благо и к чему мы должны стремиться, как разорять себя таким образом, чтобы наши житницы старые разрушались, а новые созидались для Бога. Аминь.
О милосердном самарянине
Лк 10:30–37
Один законник, фарисей, приступил к Иисусу и, искушая Его, спросил: “Что мне делать, чтобы унаследовать жизнь вечную?”. А Иисус законника про законы и спросил: “Что же сказано в законе?”. И этот человек очень хорошо и правильно ответил: “Чтобы иметь жизнь вечную, надо исходить из заповеди: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей мыслью твоей, всей душою твоею и ближнего твоего как самого себя”. И Христос говорит: “Вот, поступай так и будешь иметь жизнь вечную”. На это законник спросил: “А кто мой ближний?”.
И тогда Христос поведал ему притчу о том, как некий человек, идя по дороге из Иерусалима в Иерихон, попал в руки разбойников. Они изранили его и бросили умирать на дороге. Проходил там священник, увидел его, мимо прошел. Походил служитель храма, увидел и тоже прошел мимо. И только самарянин, совершенно далекий от него по вере, из совсем другой общины, из людей, которые никак не сообщались с иудеями и жили во вражде, — вот этот самарянин, для которого тот, который лежал, по всем человеческим параметрам был не ближний, спешился, подошел, перевязал ему раны, омыл их оливковым маслом и вином, положил на своего осла, привез в гостиницу да еще и заплатил за него.
И вот задает вопрос Христос: “Кто же из этих троих ближний тому, на кого напали разбойники?”. И фарисей говорит: “Тот, кто сотворил сию милость”. “Вот и ты для обретения жизни вечной так же поступай”.
Вот только фарисей ставил вопрос-то по-другому. Он спросил: “Кто мой ближний?”. А Христос открыл ему другую истину, Он спросил иначе: “Кто оказался ближним тому, кому надо было послужить?”. Этой притчей Христос поставил вопрос о том, кто же кому является ближним. И из Его рассказа получается, что ближний — это тот, кто приходит на помощь. И этого человека, приходящего на помощь, всегда ждут, он и есть самый ближний. И вот если человек на помощь не приходит, то он не ближний, он дальний.
Но часто некий законник внутри нас самих начинает так же ставить вопрос: как мне действительно найти человека, которому нужно помочь? Кому я вообще должен помогать? Встречаются нам разные люди: простые, обыкновенные, соседи наши, коллеги по работе, просто люди, которые нас окружают на улице. И мы смотрим на них и думаем: “Он ведь сам во всем виноват, ну кто его просил идти из Иерусалима в Иерихон, он же знал, что на этом пути сплошные разбойники”.
Это не простой путь — из Иерусалима в Иерихон; если представить себе эту область, то мы увидим, что Иерусалим находится в горах и являет собой образ Царства Небесного, горний мир, Небесный Иерусалим. А Иерихон находится в глубочайшей впадине, ниже уровня мирового океана, где-то на уровне Мертвого моря. Это место, которое всегда символизирует в Священном Писании место греха. Не зря Иисус Навин, подходя к Иерихону, взял этот город трубным гласом, Божественной Силой, как оплот греха. В Ветхом Завете Иерихон всегда символизировал непоколебимый оплот греха, который был сломлен силой Божией. И вот человек отправился в этот путь: из Иерусалима, из горнего места, из места пребывания Божией Благодати — в Иерихон, место греха. И понятно, когда человек выбирает себе такой путь, ничего хорошего с ним произойти не может: он обязательно попадет к разбойникам, обязательно впадет в грех, будет изранен, лишится благодатной одежды, покрова своей души, будет лежать в немощи и расслаблении перед грехом и разгулом, обескровленный и избитый. И вот мы смотрим на такого человека и говорим: “Ну что же, он сам во всем виноват, зачем же он так поступил? Ну нет, такому человеку нельзя помогать, он грубый, греховный, он нас не понимает. Мы ему добро хотим сделать, а он от нас отворачивается. Если мы с ним будем по-доброму поступать, он нас не поймет, еще хуже будет к нам относиться”.
Вот такая логика: сначала надо понять, кто ближний, этот вопрос как бы узаконить. Если он сам ушел от Благодати, сам впал в разврат, с таким человеком опасно дело иметь, с ним неприятно дело иметь, просто не по себе становится, потому что мы христиане, а он — нет, мы верим в Бога, а он — нет, мы живем по законам Божиим, а он — нет, и в этом он сам виноват.
И так получается, что когда дело подходит к тому, чтобы стать кому-то ближним, придти к кому-то на помощь, мы сразу таким законным образом для себя решаем: “А кто здесь ближний? Этот человек — мой ближний? Нет, он — мой дальний, потому что он не живет со мной по одному закону, а раз он — мой дальний, тогда… проходим мимо”.
А в притче именно дальний прошел по дороге, но шел он с открытыми глазами, нагруженный поклажей, он шел полный, он двигался к Богу, к городу Иерусалиму. И на этом пути увидел раненого человека. А был он самарянином, для Бога, может быть, совсем чужим, и вдруг увидел своего, такого же грешника, который попал к разбойникам, и очень его пожалел: взял его на себя и понес, не разбираясь, нужно это или не нужно, а только из своего настоящего сердечного милосердия. И таким образом он пришел к Богу.
И оказалось, что тот путь, который он проделал, был самым настоящим и возвышенным путем, потому что он привел его туда, куда сам он войти не мог. Не может самарянин войти в Иерусалим, по своему духовному состоянию он там чужой. А он взял этого человека и вместе с ним вошел.
Самарянин лечит раненого, возливая на него вино и елей. Эти удивительные лекарства предполагают таинство святого Причащения и таинство Елеопомазания, потому что в некоторых толкованиях этим самарянином назван Сам Христос. Когда человек поступает подобным образом, в этот момент в нем действительно рождается Христос, потому что он поступает так, как бы поступил Христос, как Он все время поступает с нами, грешными, попавшими в руки разбойников, лежащими в расслаблении и немощи на греховной дороге из Иерусалима в Иерихон. Христос всегда к нам приходит, поднимает нас, приносит в Свой дом, чтобы излечить и сделать Своими.
Так кто же оказался ближним? А тот, кто помог. Не тот, кому надо помочь, а тот, кто сам помог. Он оказался вблизи, и поэтому других близких не бывает. Не надо их искать, только мы сами можем стать близкими кому-то. Каждый человек ищет себе близкого, но не каждый находит. Каждый ждет, чтобы к нему подошел когда-то близкий человек, а вот мы в храме стоим рядом, но очень часто — совершенно чужие друг другу. Люди не знают друг друга по имени, им в общем-то безразлично, какой жизнью живет стоящий рядом с ним, что происходит в его жизни. И если законник внутри нас начинает задавать такие “законные” вопросы, мы очень быстро с ними соглашаемся. Оказывается, можно найти массу законов, которые помогут нам быть кому-то не близкими, массу оправданий для того, чтобы отстраниться, сказать: “Этот человек не может быть мне своим, занять какое-то место в моем сердце, и не будет так”. И кажется, что мы действительно правы, потому что нас все поймут, мы поступаем по-человечески правильно, разумно и законно, и никто не удивится, потому что обычно все люди так и поступают.
Но иногда следует поступить по-самарянски. Не по-человечески, не по закону, а сердечно и искренне, по-божьему. И тогда окажется, что каждый человек нам ближний, потому что Господь так сотворил людей, чтобы никто дальним не был, чтобы все были друг другу ближними и своими. Это так, потому что наш Господь для каждого — Свой, и стоит только призвать Его на помощь, Он к каждому придет.
Притча о самарянине в общем о нас, христианах. Она очень актуальна для современных христиан, которые стали такими чужими друг другу и в своем церковном общении, и в таинстве святого Причащения, и в своей молитве. Приход в храм стал для многих своим собственным личным делом, личным желанием просто для себя устроить свою жизнь комфортно и даже духовно. И в храме можно прожить так, чтобы ни на кого внимания не обращать, чтобы моя духовная жизнь касалась только лично меня, чтобы никто в нее не смог войти и чтобы при этом еще чувствовать себя и с Богом связанным.
Вот так мы сейчас живем, мы — христиане. Мы страшно живем. Это мы всегда Господа искушаем вопросами: “Кто есть ближний?”, мы, христиане, первые подаем миру пример отчуждения: боимся кого-то впустить в свою жизнь, кого-то впустить в свое сердце, взять чьи-то немощи на себя… Как бы сделать так, чтобы кого-то не полюбить, как бы оправдать себя в нежелании взять на себя чужие немощи, как бы сделать так, чтобы люди, которые нам не нравятся, нам не нравились законно, чтобы мы могли сказать, что не мы, а сам человек виноват в том, что он нам не нравится. В этом наша трагедия, которую подтверждают слова Христовы о том, что по мере нашей жизни в законе в нас оскудеет любовь.
Это страшное состояние можно преодолеть только подвижнически, только когда мы войдем в подвиг, когда услышим слова Христовы, как к нам обращенные, — не как к какому-то далекому фарисею, который искушал Его две тысячи лет назад, а именно к нам, тогда мы услышим наконец вот эти слова: “Сотвори ближнего милостию”. Аминь.
Наибольшая заповедь
Мф 22:34–46
Сегодня мы слышали такие евангельские слова: некий законник приступил ко Христу и, искушая Его, спросил: “Учитель, какая главная заповедь в законе?”. И Христос ему отвечал, что самая главная заповедь — любить Бога всем сердцем, всей душою, всем разумением. И вторая заповедь, подобная ей: возлюбить ближнего, как самого себя.
Евангелие всегда говорит нам самые важные вещи в нашей жизни, — говорит их просто, говорит их прямо, открыто, не оставляя человеку никакой возможности как-то перетолковать эти слова на свой лад. А с другой стороны, эти слова всегда ставят человека перед трудностью понять эту простоту, перед невозможностью до конца осознать, что значат эти слова.
Казалось бы — это действительно так просто, проще и не скажешь. Что важнее всего для человека в жизни? Ну, что может быть для него главнее вечной жизни? Что для него может быть главнее Бога? Да ничего не может быть для нас важнее Самого Господа. Если уж мы когда-то сказали Ему эти слова — Верую, Господи, и исповедую… Если мы когда-то принесли эти клятвы в таинстве святого Крещения и поклонились Ему как Царю и Богу… Если это однажды сделано человеком, то, значит, уже понятно — ничего другого более важного в жизни для него быть не может. Только Сам Господь Бог. И целью человеческой жизни тогда является слышать Бога, видеть Бога, слушать Бога, служить Богу, посвятить Ему свою жизнь. Потому что если некогда мы признали Его своим Царем и Господом, то ничего другого для нас просто не остается, как всегда ставить Его превыше всего.
Это так понятно, так просто и почему-то так далеко от жизни каждого из нас. Потому что легко понять, что Богу можно принести какую-то жертву, что можно для Бога совершить какой-то обряд. Но как понять, что можно любить Бога всем сердцем? Как понять — любить всей душой? И не просто понять это как-то отстраненно, издалека, то есть “принять к сведению”, как это делают другие, как это делают святые. Мы читаем жития и нам все понятно: как они в кротости молились, как они постились, смирялись, все у них так хорошо складывалось от начала до конца. Вот она, жизнь христианская: молился, постился, подвижничал, смирялся и в конце концов сподобился блаженной кончины и Господь прославил его. Любил человек Бога всем сердцем и всею душой. Прочитали… А нам жить сейчас. Что это для нас значит? Как мы должны любить Бога? Все ли правильно в нашей жизни? Может быть, достаточно того, что мы делаем? Может быть, это и есть христианская жизнь?
Мы приходим в храм, потому что мы любим Бога. Мы приходим на исповедь, потому что мы любим Бога. Мы приходим к таинству святого Причащения, мы читаем молитвы, мы что-то делаем доброе и полезное, потому что мы любим Бога…
Но если посмотреть всерьез, то окажется, что очень часто мы все это делаем, потому что любим себя, и на самом деле мы для себя это делаем. Мы читаем молитвы, потому что нам страшно: а вдруг что-то с нами случится, если мы оставим эти привычные вещи. Перестанем молиться, перестанем поститься, исповедоваться и причащаться… Становится страшно: с нами может что угодно случиться. Мы же понимаем, в каком страшном мире мы живем. Мы понимаем, что живем безопасно только благодаря тому, что хранимы Кем-то, что над нами есть покров Божий. И мы очень боимся этого покрова лишиться.
А на исповедь мы очень часто приходим потому, что нам неприятно от самих себя, и мы хотим избавиться от неприятного чувства досады и стыда. Нам хочется это с себя снять. Мы приходим к Богу просить о помиловании не потому, что понимаем, что мы Его уничижили, Его распяли, на Него наплевали, нет, — нам себя жаль.
Мы приходим причащаться Святых Христовых Таин не потому, что нам необходимо соединиться со Христом раз и навсегда и жить Его Единой Божественной жизнью, а очень часто потому, что мы понимаем, что нам нужны эти силы, мы без них не можем. И во многом так складывается наша жизнь, что не ради Бога мы это делаем, а ради самих себя, ради своей собственной маленькой удобной жизни. Потому что нам бывает страшно, неудобно, дискомфортно. Нам хочется считать себя христианами, что тоже доставляет нам определенный жизненный статус удобства и уверенности в себе.
Об этом ли говорит нам сегодня Евангелие? Мы должны так жить, чтобы в нашем сердце, в наших мыслях ничего кроме Бога не было, чтобы душа была только Им Одним наполнена, Им Одним жива. Разве этого мы хотим от нашей христианской жизни? К этому мы стремимся? Или нам надо всего понемногу: в меру верить, в меру делом своим заниматься, в меру получать удовольствия, в меру еще что-то делать — вот такая измеренность нашей жизни. Какую меру мы допускаем для Бога в своем сердце? Допускаем ли мы вообще какой-то предел? Мы всегда ставим границу: “Вот Тебе, Боже, Твое, а вот это, Боже, — мое. Вот то, что я Тебе должен принести, а вот теперь с этого момента начитается та жизнь, которая принадлежит только мне одному. Я Тебя очень прошу, не вмешивайся в нее, не мешай мне жить так, как мне нравится. Я ведь ничего плохого вроде не делаю, не убиваю, не развратничаю, не ворую. Но есть некий уголок жизни, который принадлежит только мне одному, и в эту жизнь Ты, пожалуйста, не ходи, мне не хотелось бы ее Тебе отдавать”. Тогда о самом главном думать очень страшно и неприятно, потому что постольку поскольку мы боимся этой любви, мы страшимся поверить, что она может быть блаженством нашим, окончательным блаженством.
Но в таком случае не будем себя обманывать. Мы думаем, что идем на исповедь, и это есть исполнение главной заповеди. Мы думаем, что воскресный день Богу посвятили, подвиг совершили: шесть дней работали, а седьмой, прямо по заповеди, Богу отдали, шесть дней о Нем не думали, а вот в седьмой пришли в Церковь. Можно подумать, что остальные шесть дней Богу не принадлежат. Можно подумать, что все остальное — это не Его время. Это все равно Его время, все остальные дни нашей жизни. И после смерти — это все Его, Ему принадлежащее. Им все живет и движется, и поэтому если мы ограничиваем нашу жизнь и наше общение с Богом собственными странными представлениями о том, как мы хотим исполнять заповеди, мы уже никогда не сможем исполнить заповедь о любви к Богу.
Это говорится не потому, что кто-то сейчас в этом храме может явить пример любви к Богу. К величайшему сожалению, наша христианская жизнь настолько скудна, что примеров настоящей любви к Богу среди нашего христианского общества, среди священства, среди мирян почти не осталось. Мы читаем о них в книгах, мы празднуем их святую память в Церкви, мы к этом событиям относимся уже исторически отстраненно, не как к событиям нашего бытия, а как к священной, но истории. И это очень тяжко, потому что время нашей христианской жизни очень коротко. И если в этой жизни, как говорил преподобный Симеон Новый Богослов, мы Бога не встретим и не полюбим, то как же мы сможем встретить Его и полюбить за пределами этой жизни?
Поэтому сегодняшнее Евангелие ставит перед нами этот главный вопрос: в чем смысл нашей христианской жизни? Для чего мы пришли в храм? Как мы исповедуем Христа? Где подвиг христианской жизни в каждом из нас? Где этот подвиг? Ведь нельзя родиться с этой любовью. Она же не дается человеку от рождения, эта способность любить Господа или возможность полюбить Его от воспитания всей своей душой. Этого можно достичь только подвигом, глубочайшим подвигом крестоношения.
В апостольском чтении сегодня звучали такие слова: Те, кто Христовы, плоть свою распяли со страстьми и похотьми. Вот что такое жизнь христианская. Вот с чего начинается любовь Божия. Любовь — это распятие. Христос эту любовь принес нам в кресте, показал, что значит любить человека всем сердцем, всей душою… Сам показал, как Бог любит человека, и оставил нам только этот способ любви. Другого способа любви нет, только этот. И если мы этим способом любви не пользуемся, этим путем не идем, у нас никогда ничего не получится. И поэтому давайте не будем бояться креста, который мы носим, давайте будем стремиться к тому, чтобы не формально, не внешне, не время от времени Бога любить, а как Он сказал, так и поступить — всем сердцем и всей душой. Аминь.
О брачном пире
Лк 14:16–24
В сегодняшнем Евангельском чтении говорится о том, что Царство Небесное подобно человеку, который позвал на пир, на вечерю, на брак своих самых близких друзей, а те не пришли, отказались. У одного было важное дело, ему надо волов посмотреть, другому — поле пахать. У кого-то была своя радость, он женился и всецело стал принадлежать другому человеку. И господин отверг людей, которые были званными, и призвал на свой богатый пир совсем чужих, — хромых, больных, добрых, злых, всяких, — которых нашли на распутье. И заканчивается притча словами: много званных, но мало избранных.
В своем обычном толковании эта притча говорит о том, как Господь призывал богоизбранный еврейский народ и как они оказались чужими для Бога. Самые близкие по вере, по пророчествам, подготовленные к пришествию Христа всем строем жизни, они оказались недостойными, потому что земное устроение, вкоренение в жизнь мира сего оказалось гораздо важнее, чем Царствие Небесное. Им было хорошо с самими собой, без Бога.
Оказывается, человек может создать для себя такой мир, в котором ему совершенно не нужен Господь. Он так долго жил в этом мире без Бога, что Он ему только мешает. Приходит Господь, зовет его, а тот отворачивается. Досаждает голос Божий человеку. Не нужен ему Господь. Всячески ограждает себя человек от Бога. У него своя жизнь есть. У него свои интересы. Бог не имеет никакого места в его доме. И от таких людей Господь отворачивается.
Но дом Божий тем не менее открыт всегда и для всех людей. Господь всех призывает, как Он нас с вами призывал. Посмотреть на нас, — кто мы такие? Откуда мы пришли? С чем мы пришли в этот дом Божий? Мы на тех людей похожи, которые и добрые, и злые, и хромые, и слепые, всякие. Только когда Господь зовет людей в Свой дом, Он обязательно ждет, чтобы человек изменился, чтобы, придя в дом Божий, он стал другим.
Существовал такой обычай: когда богатый человек звал к себе на брак, он сам одевал приглашенных в праздничные одежды. Каждый, кто должен был придти в этот дом, получал праздничную одежду от того, кто его туда позвал.
Но очень часто происходит так, что мы приходим в храм Божий, все еще дорожа своим местом в мире. Мы приходим, потому что нас сюда позвал Господь, нам идти больше некуда. Приходим и видим, что здесь совсем другая жизнь, что здесь совсем другие законы, что здесь все происходит по-другому, совсем не так, как в этом мире. Здесь нас ждут. Здесь нас слушают. Здесь нас пытаются понять. Здесь за нас молятся. Здесь помогают нам. Здесь люди, встретившись с Богом и друг с другом, начинают жить общей жизнью.
И все это — ни за что, не за какие-то наши заслуги, не за какие-то наши особенные труды, а потому что эта дверь открыта для каждого человека, потому что Господь всех принимает, для Него нет чужих в этом мире. Для Него и званные, и избранные, и незванные — они все званные. Они все свои. Места за этим пиром хватает для всех. Эти двери открыты для каждого человека. И поэтому ничего удивительного, что здесь, в храме, в Церкви, собираются и чистые и грязные, и умные и глупые, и образованные и некультурные. Все люди собираются в этом месте, и все становятся одинаковыми. Не одинаково плохими, а прекрасными, одинаково прекрасными. И каждый по-своему.
Потому что благодать, которую Господь нам подает, так может каждого из нас украсить, что за этой прекрасной чудной одеждой совсем не видно наших пороков, нашего искажения, нашего греховного состояния, наших дурных привычек, которые мы сами видим в себе, когда предстоим напрямую перед Богом. Господь сокрывает их Своим благодатным покровом даже друг от друга, чтобы таким образом нас сохранить, чтобы мы могли в Его одежде походить и исправиться, так походить, чтобы эта одежда стала нашей, чтобы мы никогда ее с себя не сняли, чтобы мы никогда не сдернули эту прекрасную благодатную одежду, эту ризу, которую Господь вручает каждому из нас, которая хранит нас от всего, которая является покровом нашим, и одеждой нашей, и пищей нашей, и светом нашим, и домом нашим.
А бывает так, что нам дается — на, возьми, сделай это по-настоящему своим, сбрось с себя грязь, очистись, не нужна тебе такая старая ветхая одежда… Но нет, вот это я возьму себе, а вот это, свое, — я оставлю. Это будет всегда мое. Я все равно буду ее носить. Я и светлую одежду возьму, и грязную вонючую себе оставлю. И так буду жить и питаться из двух источников. Тут поем, там поем, и отсюда и оттуда возьму, и все себе, и все себе. И буду всем пользоваться. Все же дается так просто, ни за что не отвечаешь, можно же пользоваться.
И оказывается, что приходя в храм, человек может оставаться совершенно чужим для Бога, вне брачной одежды. Господь ему подал ее — на, возьми! Нет, моя одежда ближе к телу. Мне мое нужно. А Твое, Господи, мне нужно постольку, поскольку я это хочу себе забрать, не отдавая ничего обратно.
Таково наше состояние, состояние современного христианства. Мы все такие до мозга костей. Господь нам подает, Господь нам все дает, Себя дает в причастии Святых Христовых Таин, только бы мы изменились, только бы мы эту светлую брачную одежду сделали своей и всегда бы в ней ходили, как первые христиане после крещения ходили по улицам в белой одежде, в которую их одевали во время крещения. А за это они могли сразу пойти на муку, потому что в светлой крещальной ризе выходили в языческий мир, в мир, кипящий злобой по отношению к христианству. И тут же в этой брачной одежде они шли ко Христу, обагряя ее своей кровью.
А мы выходим из храма в мир и боимся вне храма быть христианами, выйти в мир такими, какими нас хочет видеть Господь. Мы постоянно надеваем на себя одежды этого мира. Мы постоянно пытаемся скрыть себя, скрыть брачные одежды, врученные Господом, а грязную одежду этого мира на себя надеть. Мы свои здесь, посмотрите: так же волнуемся, когда что-то происходит в стране, забываем о Боге, суетимся, тратим деньги, покупаем продукты, испытываем волов, покупаем земли, забываемся в своих земных праздниках. А Христовы одежды мы прячем, потому что если мы в них выйдем в этот мир, то над нами смеяться будут, нас заплюют, потому что христиане всегда чужие в этом мире. И нам кажется, что легче быть своими для мира и чужими для Бога, что так мы сохраним себя. А так нельзя. Нельзя одновременно находиться и там и здесь, а можно быть только до конца чьим-то рабом: либо рабом Божиим, либо рабом мира сего.
И Господь в этой притче еще раз дает нам понять, кто же мы такие. Как же мы можем так жить, когда Господь нам все дает, когда двери храма для нас открыты, когда слово Божие для нас звучит, когда в этом слове Божием возвещается правда Божия, которую никак нельзя победить, которую ничем нельзя заглушить, потому что правда Божия — это победа над этим миром.
И нам Господь дает возможность победить этот мир. Нам Господь дает силы жить в этом мире. Он птиц небесных питает и одевает, чтобы мы знали, как нас любит Господь. Он брачную одежду каждому из нас дает и приглашает на Свою вечерю. Он каждому дает благодатное место за этой вечерей, чтобы мы вместе с Ним пребывали. Так будем это слышать. Эта притча для нас, чтобы нам не услышать эти страшные слова, которые сказал Господь людям, возлюбившим этот мир более, чем мир Царства Небесного, — много званных, но мало избранных. Аминь.