Прощеное Воскресенье – удивительный день. Мне приходилось видеть, как люди, которые годами не разговаривали друг с другом, отворачивались друг от друга на улице, — встретившись в этот день в церкви все-таки находили в себе силы попросить друг у друга прощения и простить. То есть хотя бы на минуту, хотя бы под давлением многовековой традиции, — но увидеть друг в друге не просто обидчика или воплощение Зла, а человека. (По идее так христианину положено делать всякий раз, как «Отче наш…» читаешь, но увы… И все-таки: раз в год – лучше, чем никогда.)
Нынешнее Прощеное Воскресенье открывает неделю самой напряженной и поляризованной политической борьбы за последние пятнадцать лет. Борьбы, которая, по логике своей, обязательно должна быть окрашена в тона ненависти. Или не обязательно?
«Объединение на ненависти бесперспективно и чрезвычайно опасно — особенно в России», — сказал недавно один великий режиссер современности. «Жить не по лжи», — сказал еще более великий человек, на чьих книгах, перепечатывавшихся в самиздате, воспитывалось мое поколение. Разве нельзя жить одновременно без ненависти и не по лжи?
Одни внушают: «Кто вместе с нами не готов ненавидеть, тот на стороне лжи». Другие учат: «Кто не согласен смириться (подразумевается: с ложью), тот на стороне ненависти». Масс-медиа полны того и другого. Похоже на старую притчу о том, как дьявол протягивает две руки и просит выбрать одну.
А ведь стремящийся к свободе хочет, по сути дела, простой вещи: чтобы уважалось его человеческое достоинство. Уважение – взаимная вещь. Именно поэтому пахана можно бояться, можно прогибаться под ним, но нельзя уважать – ведь он сам не умеет уважать других. Но ненавидящий остается в той самой системе отношений, где есть лишь пахан и взбунтовавшиеся рабы: ненависть — рабское чувство. Пока ты ненавидишь человека, ты внутренне от него зависишь, это скажет любой психолог.
Когда порыв к свободе соединен с ненавистью, он всегда оборачивается новой несвободой. Ненависть освобождающегося раба к прежнему хозяину ослепляет его настолько, что он не замечает, как отдает свою свободу новому тирану. Так в семнадцатом году российские демократы больше всего страшились восстановления монархии – и проморгали захват страны коммунистами. Так в девяносто первом больше всего боялись коммунистического реванша – и не заметили, как власть оказалась у жуликов и воров. Мое поколение хорошо помнит, как нас развели, и не хотелось бы, чтобы все повторилось. А оно повторится, если движущей силой будет ненависть.
Но и с ложью мириться нельзя: разлагает душу.
Свобода (если под этим словом не имеется в виду что-то другое, например «трамплин в Кремль для меня и моих людей») это всегда «наша и ваша свобода».
Это свобода для запуганных — чтобы больше не нужно было прогибаться.
Свобода для купленных – какое счастье отказаться от подачек и не подписывать того, что тошно подписывать.
Свобода для запугавших и купивших – ибо бесконтрольная власть выдавливает из человека все человеческое.
Для тех, кто просто хочет жить в мире и стабильности – ведь настоящую стабильность на лжи не построить, всё разворуется и рухнет.
Для эпатажных тинейджеров разного возраста – пусть поймут, что подлинная жизнь не в эпатаже.
Разве не может взрослый человек отказаться сотрудничать с ложью, не впадая при этом в истерику и ненависть?
Если кому-то этот вопрос покажется обидным, прошу прощения.