И если можно было бы отмотать время назад, я сделала бы совсем по-другому.
Праздника не получилось
Ее появление на свет ожидалось, как большой праздник. Она должна была родиться в начале ноября, но вечером 11 октября я почувствовала, что «вот оно». Мы и назвали ее так, потому что это день памяти преподобных Кирилла и Марии — родителей Сергия Радонежского.
Елена Кучеренко
Еще не было схваток, но как опытной роженице мне стало все понятно. И я тогда решила испечь «напоследок» торт «Наполеон». И испекла.
— Я уеду рожать, а они тут будут отмечать, — думала я. — Праздник же.
Этой же ночью у меня лопнул пузырь, отошли воды и муж отвез меня в роддом.
А дальше все пошло не так. Праздника не получилось. После двух тяжелейших суток мне сказали:
— У вашей девочки синдром Дауна.
Тогда, три года назад, мне казалось, что случилось что-то страшное, непоправимое. Наша жизнь никогда не будет прежней. Мне было очень стыдно, казалось, что рождение такого ребенка — это не радость, а трагедия. И впереди только мрак.
Мы с Машей лежали на первом этаже. Помню, муж с дочками приехали меня навестить и протянули в окно букет. Мне тогда это показалось каким-то издевательством. Кощунством! С чем они меня поздравляют? Зачем это все? Не нужно никаких цветов! А что мне было нужно, я даже не знала. Нет! Знала. Чтобы у меня не было такого ребенка!
Сбежала, как преступник
Я много писала о том, как поддерживали меня в те дни врачи, друзья и совершенно незнакомые люди, вдруг ворвавшиеся в нашу жизнь. Не буду повторяться. Скажу только, что я помню всех поименно и благодарна каждому из вас.
Но все равно было очень тяжело.
Внутри все рвалось в клочья, и тогда я, наверное, впервые чувствовала, что такое, когда «болит душа».
Не абстрактно, а вот так, по-настоящему. И не выпить никакой таблетки, никакого лекарства.
Настал день выписки.
— Вы будете фотографировать, снимать видео? — Спросила меня медсестра. — Давайте сделаем все торжественно.
В ответ я разревелась.
«Какое видео? — думала я. — Зачем? Где тут торжество?!»
Хотелось просто тихо сбежать и спрятаться.
— Ну что вы, — успокаивала она меня. — Ребеночек же. Пусть у вас останется что-то на память о выписке.
А я не хотела ничего на память. Я хотела скорее об этом забыть.
— Только не привози цветов, — позвонила я мужу. — И не надо никаких фотографий!
Но Вадим все равно привёз огромный букет. Он встречал меня через какой-то «черный ход». Я так захотела.
Я видела, как к «парадному крыльцу» подъезжали к кому-то счастливые родственники. Нарядные, красивые. Как выходили к ним сияющие мамочки с малышами «в рюшах». И все целовались. И щелкали камеры.
Меня в этом счастливом мире «рюш» не было. Мне казалось, что нас навсегда вышвырнули оттуда каким-то жестоким пинком. И я не хотела, чтобы нас с Машей видели. И сбежала с ней, как преступник, через «черный ход».
Прости меня, доченька
Маша обожает семейные фотографии. Она может листать альбомы целыми днями и рассказывать, где папа, мама, сестренки, она сама. Она узнает себя совсем маленькую и очень радуется. И радуется, когда видит счастливые фото из роддома с нашими старшими девчонками.
— Мама, ляля, — говорит она и улыбается.
А ее фотографий из роддома нет. И когда она вырастет и спросит: «Почему?», я не смогу ей ответить.
Я не смогу ответить, почему не встретила ее тогда с радостью. Почему не было праздника. Почему позорно сбежала с ней через какую-то «потайную дверь».
И мне кажется, что это чувство вины за те дни не пройдет никогда.
Да… Если бы вернуть время назад, все было бы иначе. Я встретила бы ее так, как она того достойна. С музыкой, шарами, фанфарами, нарядами и съемками. И через много лет мы смотрели бы с ней эти фотографии, и я бы рассказывала, какой это был удивительный и важный день. Торжество!
Но и это не главное. Я встретила бы ее рождение с ликованием, любовью и благодарностью. Потому что ее появление в нашей семье — это, правда, праздник, счастье и огромный подарок Божий. Но это я сейчас знаю. А тогда… «Тогда» было все черным. Маша этого не заслужила.
Прости меня, доченька. Мы очень тебя любим!