По многочисленным просьбам читателей Правмир продолжает беседы с протоиереем Сергием Правдолюбовым. В этом интервью отец Сергий рассказывает, как, по его мнению, нужно относиться к нападкам на Церкви, и что в наше время особенно важно для христианина.
Лучшим ответом будет наше исправление
– Отец Сергий, сегодня, когда за веру не преследуют, есть возможность для миссии, все чаще приходится слышать об информационной войне против Церкви, а некоторые даже говорят о гонениях. Не надуманно ли это?
– Конечно, насчет гонений – сильное преувеличение. Но критика Церкви в средствах массовой информации заметно увеличилась. Наверняка и раньше случались автомобильные аварии по вине клириков и монахов, но об этом молчали, а сейчас много пишут и говорят. Я думаю, что это полезно для Церкви. Если грешим, надо отвечать.
Не хочу никого осуждать, но после этих историй с двумя молодыми монахами я часто вспоминал то, что читал о монашестве. Многие святые отцы говорили, что если человек уходит в монахи, он должен подвизаться около тридцати лет, прежде чем у него могут появиться духовные плоды. И где теперь эти тридцать лет? Сесть в красивую машину, да еще будучи выпившим – какое-то ребячество, неизжитый подростковый комплекс.
С инфантильностью мы сталкиваемся часто. Я не раз замечал, что некоторые мои одноклассники и другие ровесники так и остались на ранних уровнях сознания: восьмого класса, десятого, срочной службы в армии, студенческих лет. Тоже странно, но они хотя бы не были монахами. О каком, простите, монашестве может идти речь с такими представлениями о жизни?
Монах – человек, полностью отвергающий мирскую суету ради общения с Богом, как наш современник и соотечественник Григорий Перельман отверг ее ради решения задачи Пуанкаре. Недавно знакомый ученый объяснил мне, что эта задача дает возможность человеку осознать и продумать восемь вариантов пространства. Какая работа для души и ума!
И когда Перельману предложили за решение этой задачи премию в один миллион долларов, он сказал: «А зачем? Оставьте меня в покое». То есть не мешайте думать. Вот и монах должен быть так же погружен в духовный мир и поиски Царства Небесного, как Перельман в свою математику и решение пространственных задач.
Да, он, вероятно, болезненный человек – гениальность часто граничит с помешательством, и его предшественник сошел с ума. Но все равно это урок всем нам, христианам, а особенно монахам, которые вопреки данным ими обетам привязаны к материальным благам, внешнему успеху. Ни в коем случае не хочу сказать, что все монахи и батюшки нынче таковы – это примитивное обобщение.
Есть и сегодня замечательные, удивительные монахи. С одним из них я каждый четверг сижу рядом на заседаниях Синодальной богослужебной комиссии. Много и прекрасных приходских батюшек. Но есть и исключения (именно исключения!), о которых нам напоминают. Повторяю, для Церкви такая критика полезна.
– Вы считаете, что не надо отвечать на такую критику?
– Лучшим ответом будет наше исправление. Господь наш Иисус Христос дал нам заповедь о любви к врагам, и святые отцы учили молиться за тех, кто нас хулит. Христианские мученики во все времена просили Господа о милости к своим палачам. А мы сегодня не готовы без раздражения воспринять критику, в которой много справедливого.
Ведь часто правильные вещи нам говорят, ссылаясь, между прочим, на Евангелие, на апостола Павла. Но даже если кто-то из критиков несправедлив, предвзят, мы не должны отвечать этим людям руганью, оскорблять их. В любом случае надо сохранять дух христианского неосуждения, смирения, сокрушения сердечного. Независимо от того, справедлива ли критика, она дисциплинирует нас, стимулирует не расслабляться духовно.
Сейчас, когда продолжаются нападки на Церковь, на священнослужителей любых рангов, особенно важно каждому христианину исполнять церковные правила. Я не имею права полениться и не помолиться вечером или утром, иначе я просто не посмею подняться на амвон и войти в алтарь. Молитва – единственное, что может удержать от мощного напора физических, политических и внутрицерковных страстей.
И многие мои знакомые это поняли и взялись за четки. Отец Иоанн (Крестьянкин) благословлял любого человека каждый день сто раз прочитывать Иисусову молитву. Это очень много – у меня не всегда получается. Обязательно нужно читать Священное Писание, соблюдать пост, в том числе в среду и пятницу. Речь идет не только о личном духовном росте, но и о духовном выживании общества.
Помните, как вся Ниневия постилась, чтобы не разрушиться по слову пророка Ионы, и Бог, увидев искренность покаяния ниневитян, не навел на город бедствия? А летом 1918 года Патриарх Тихон призывал русский народ к общему говению во время Успенского поста и всенародному покаянию, но, увы, мало кто внял его призыву.
Сегодняшний день снял с повестки дня вопросы, казавшиеся некоторым актуальными: о служении на русском языке, о чтении Евангелия лицом к народу, о прочих реформах и модернизациях. Не этого ждут от нас люди, а практической духовной жизни, настоящего исполнения предписанных Церковью правил. Не только от монахов, не только от священников, но от всей Церкви.
Нас у моих родителей было семеро, отец очень уставал. Однажды к нему на приход приехала опытная монахиня, ночевала у нас. Сидим мы за столом, и вдруг она говорит: «Батюшка, вы сегодня совсем не молились, я не чувствовала вашей молитвы». Отец – фронтовик, лагерник – так ее отругал, что я бы, наверное, на ее месте даже в форточку сбежал. А она глазом не моргнула и продолжала пить чай.
Вот что такое монашеское смирение! Она не самоутверждалась, а просто почувствовала, что батюшка не помолился, и напомнила ему о необходимости молиться. Правда, она и не почувствовала, как в этот день батюшка был переутомлен и служил из последних сил…
У человека, который не молится, даже глаза другие. И сейчас от нас требуется, чтобы не только монахиня, но любой мирянин и любой критически настроенный человек, приходя в храм, видел нашу молитву, нашу любовь, наше сокрушение сердечное, чувствовал, что это все неподдельное, не выдуманное.
Если нет сокрушения сердечного, то его нельзя подделать, «сыграть». Оно или есть или его нет. Какой-то очень умный человек сказал, что на лице человека запечатлеваются все жизненные решения, все критические ситуации за всю жизнь. И если ты поступил не по совести, слукавил – это остается навсегда. Ни Бога, ни любящих Его людей обмануть нельзя: на лице остается неизгладимая печать.
– Именно любви нам часто не хватает. Мы в большинстве своем неофиты, а неофитам свойственно усердие в соблюдении правил, но при этом мы готовы всех обличить и заклеймить.
– Это тоже говорит о нашем нежелании взрослеть. Дело не только в неофитстве. И многие нецерковные люди до седых волос сохраняют ужасную студенческую привычку осуждать других направо и налево. Знаете, почему студенческую? Перед экзаменом или зачетом необходимо вспомнить, как надо относиться к какому-то событию или исторической личности, иначе не сдать зачет или экзамен.
Нет возможности запомнить подробности и нюансы, и студент стремится запомнить: это хорошее, а это плохое, это черное, а это белое.
У многих это на всю жизнь в голове остается. Надо бороться со своими неизжитыми комплексами подросткового состояния. Студенту такая категоричность простительна, но мы-то уже выросли, хватит красить мир в черно-белый цвет – мир цветной!
Очень хорошо сказал отец Максим Козлов после своего недавнего назначения настоятелем храма преподобного Серафима Саровского. Он поблагодарил всех прихожан Татианинского храма и на прощание напомнил им, что мы не должны приходить в храм, как в кружок по интересам. Мы встречаемся, общаемся, нам здесь хорошо, но самое главное в храме – встреча с Господом Иисусом Христом, личные отношения с Ним, а не только то, что происходит вокруг. Очень сильные слова, и я считаю необходимым их повторить.
– Многие священники говорят, что мало приходить на службу, причащаться, но необходимо создавать общины при приходах.
– Люди все разные. Есть те, кому община помогает, а есть отшельники по характеру, и им тяжело в больших коллективах. Иногда люди устают от общины. Недавно мне одна женщина написала, что больше не может, хочет уйти. Пусть будут общины, но нельзя принуждать к участию в общинной жизни всех прихожан. У каждого свой путь, и главное в Церкви – установление личных отношений с Богом. Любовь ненасытима, она хочет узнать все о Любимом. Это каркас, на котором и вокруг которого все устраивается, без которого ничего не получится.
И ни в коем случае не надо считать свой храм лучшим местом в Москве, а его прихожан – самыми православными. Такое искушение было даже в общине храма святителя Николая в Кленниках – чада праведного Алексия Мечева считали себя выше других православных. Они действительно жили подвижнической духовной жизнью, но их чувство превосходства, по воспоминаниям некоторых современников, отпугивало от общины других людей.
Люди разные, батюшки тоже разные, но Церковь Христова едина, и в каждом храме Господь. Мы не должны ни от кого закрывать двери храма, отдаляться от всех – сегодня нас к этому не принуждают, как принуждали 70 лет. Наш храм открыт для всех, кто ищет, вопрошает, удивляется, сомневается, требует ответа. Недавно я прочитал замечательные слова владыки Антония Сурожского: «Не бойтесь ничего в Церкви, идите открыто к людям, не бойтесь даже своих грехов – мы же не святые. И в Церкви бывают трудности и недоразумения. Но вы говорите откровенно, не стесняйтесь, и люди поймут».
Наш приход находится в жилом районе, и я не чувствую ни давления со стороны местных жителей, молодежи, ни враждебности. Мы не святые, но серьезных отклонений от нормальной церковной жизни у нас нет, и люди относятся к нам хорошо, понимая, что мы стремимся к Богу, как можем, и глупо гонять нас за какие-то наши мирские грехи.
– Значит, мы во многом сами виноваты в росте антицерковных настроений?
– Дело даже не в том, кто виноват, а в том, что для Церкви полезно быть в меру гонимой. На нее нападали всегда. Я уж не говорю про синодальный период или петровскую эпоху, но даже святой князь Димитрий Донской за два года до Куликовской битвы продержал ночь в холодной тюрьме в одной рубахе святителя Киприана. Никогда взаимоотношения общества и Церкви, государства и Церкви не были безоблачными.
Мы двадцать лет назад немножко расслабились, так как получили свободу, о которой и не мечтали. Я ведь не сомневался, что безбожная власть просуществует еще лет двести, если не больше, и моим детям, внукам, правнукам придется хранить православную веру в условиях богоборчества. И не отчаивался – значит, судил нам Господь жить в таких условиях.
Падение советской власти произошло так же неожиданно, как в 1917 году – падение династии Романовых. Только в 1991 году это было радостное падение, я до сих пор считаю его великим чудом, Божьей милостью. Тогда мы пребывали в эйфории от неожиданно дарованной нам свободы, сейчас нас потихоньку возвращают к реальности. Поначалу критика огорчает, но если смотреть глубже, поймем, что это нам тоже полезно.
А критиковать нас есть за что. Святитель Феофан Затворник говорил: «Если одно поколение не выполняет заветы и завещания своих отцов, то за два-три поколения иссякнет наше Православие». Вот сейчас, когда мне за шестьдесят, я с горечью в душе констатирую, что мне очень далеко до моего отца. Дело не только в том, что я не был в лагере и на фронте — к его духовному уровню я мог бы приблизиться и без таких испытаний, если бы был собранней, энергичней, стремился всей душой к Богу.
Еще печальней для меня то, что я сорок лет был знаком с отцом Иоанном (Крестьянкиным), часто ездил к нему в монастырь, он благословлял меня на жизненно важные решения. Волей-неволей учился у него. За сорок лет любого ученика можно научить. Но почему я не такой?
Что я скажу Богу в свое оправдание? Что увлекался литургикой, писал диссертацию, потом занимался прославлением мучеников? «А где лично твой духовный подвиг, лично твоя молитва? — спросит меня Господь. – Где устремление к небу, шаги по ступенькам?». Наверное, я сам виноват, что оказался плохим учеником.
– Я понимаю, что причина вашей жесткой самокритики в требовательности к себе. Но соблазн впасть в уныние в современной церковной жизни есть?
– Соблазны есть всегда, но мы не должны соблазняться. Когда я был молодым диаконом, от моей ревности о Православии многие вокруг страдали. Однажды стал я наливать среди лета крещенскую воду из бака и сразу почувствовал неприятный запах. Поймал старосту и сказал, что у них гниет святая вода. Она сняла крышку, а там тараканы плавают, плесень по всему баку.
Все засуетились, стали бегать, ковшом плесень снимать, часть воды слили, добавили другой. А я наполнил бутылку – вода была белого цвета со стойким гнилым запахом, пришел к настоятелю, поставил бутылку ему на подоконник и высказал все, что думаю об этом. Два дня вода постояла вдали от тараканов, а на третий стала чистая как слеза, запах ушел, а на дне белый осадок лежит.
Так и Церковь самоочищается. Грязь и гниль обязательно уйдут в осадок. Глава нашей Церкви – Христос, и потому и Церковь наша святая. Это мы ее своими грехами доводим до тараканьего состояния.
От каждого из нас зависит, очистится ли она. На этом я и хочу закончить.
Беседовал Леонид Виноградов
Фото Юлии Маковейчук