«Сейчас большим соблазном является интернет. Многие монахи поступают, на мой взгляд, совершенно неразумно: с одной стороны, они уходят из мира, чтобы создать благоприятные условия для спасения, а с другой стороны — берут свой мобильный телефон и начинают входить в интернет, где, мы знаем, множество греховного и соблазнительного», — сказал патриарх Кирилл.
Патриарх напомнил, что монашеская традиция не случайно такая строгая. Все направлено на создание самых лучших условий для спасения души. Патриарх уверен, что значение монашеской жизни для всего общества сейчас возрастает. Верующие, посещая монастыри, соприкасаются с благодатью, и потому никакого приспособления монашеской жизни к современным условиям быть не должно.
Обсудим тему с профессором Московской духовной академии протодиаконом Андреем Кураевым.
Лобков: Вы быстро отреагировали в том духе, что патриарх недооценивает благочестие монахов. Он в них сомневается, и это не очень хорошо.
Протодиакон Андрей Кураев: Это не так. Я считаю, что Патриарх прав. Я понимаю, что есть привычная ассоциация: Интернет — грех, значит, порносайты. Это не так. Интернет, как жизнью людей и общества, как огромное пространство, в котором есть множество страстей, интриг, грехов и отнюдь не только сексуального характера. Прежде всего, грех сплетничества, грех созданиях партийных группировочек для того, чтобы создать дополнительные критерии для опознавания своего и чужого. Кроме общехристианской идентичности у многих людей, особенно у монашества, есть желание выбрать дополнительные критерии православности: это по-настоящему православно, а это нет.
Лобков: То есть разные монастыри друг с другом спорят…
Протодиакон Андрей Кураев: Это не полемика монастырей. Назову два: пензенские «закопанцы» и бывший епископ Диомид.
Лобков: Это так называемые монашеские ереси?
Протодиакон Андрей Кураев: В некоторой степени да. Люди считают, что православие под угрозой, есть некий глобальный заговор против православия, Антихрист вот-вот откровенно воцарится в реальности и он уже действует: это всякие электронные паспорта, налоговые номера, штрих-коды… Люди пугают друг друга. Есть некий уже десятилетиями действующий на монашеской среде механизм взаимного пугания.
Лобков: Но это же без Интернета все происходило.
Протодиакон Андрей Кураев: С Интернетом это просто быстрее происходит.
Лобков: Можно ли таким образом бороться с разногласиями в церковной среде, если действительно цель была такая?
Протодиакон Андрей Кураев: Обратите внимание, где Патриарх это сказал: не на заседании Синода в Москве или Петербурге, а в столице мирового монашества, выступая перед наиболее авторитетными монахами всего православного мира. Насколько я понимаю, они с ним согласились. Для монахов Патриарх может не быть духовным авторитетом, но монахи горы Афон для них духовный авторитет. Именно с Афона идет не приказ, а совет: подумай сам, ты зачем ушел из мира, чтобы потом в кармане протащить туда же этот проводок и все равно жить с мирскими интересами и сплетнями? Я думаю, что именно так обоснован этот совет. Для кого-то он будет значим. Нет и не может быть никакого приказа, что дополнительный обет монашества, кроме обета безбрачия, еще «обет безинтернетия».
Лобков: Не накладываются ли дополнительные духовные скрепы на православную конструкцию, не превращается ли при помощи таких приказов церковь в некое подобие рыцарского ордена, предписывавшего своим членам все нормы жизни?
Протодиакон Андрей Кураев: Это не приказ, не распоряжение. Вообще это нормально. У нас есть поговорка «В чужой монастырь со своим уставом не лезут». Поговорка есть, реальной разницы между монастырями нет. Поэтому было бы здорово, если бы юноша или девушка на пороге монастыря понимали, этот монастырь работает с больными, у этого ордена или монастыря призвание — педагогика, здесь — книжные черви, работают со старыми рукописями, а здесь — огород, пчелки, а здесь просто молятся и ни на что не отвлекаются.
Лобков: Всеволод Чаплин как-то приравнял к греху звонки мобильных телефонов в церкви. Создается ощущение, что все более и более регламентированной становится жизнь. Например, юбки, платки, которые верующих заставляют надевать… Не оттолкнет ли это многих людей от православия тем, что оно становится чуть ли не военизированным?
Протодиакон Андрей Кураев: Точно такое же правило действует в любом кинотеатре и театре, лекции, встрече с людьми, у вас в студии. Когда я прихожу к вам в гости, меня тоже просят выключить мобильный телефон. Я же не говорю, что телеканал ДОЖДЬ — это тоталитарная секта.
Лобков: А церковь вообще должна использовать Интернет? Насколько я понимаю, она использует его очень активно. Есть православные и околоправославные сайты.
Протодиакон Андрей Кураев: Патриарх Алексий Второй просто требовал, чтобы у каждого прихода был свой интернет-сайт, чтобы у каждого священника был мобильный телефон, вы должны быть доступны в любую минуту, если какое-то распоряжение от епископа. Монастыри разные, разное послушание. Есть эконом — его задача знать, сколько стоит хлеб, пшеница, вино, масло на рынке, рыба и т.д., работа со спонсорами. Есть духовник, который принимает людей из мира и выслушивает их боли. А есть люди, которым еще рано и тем, и другим быть, им дай Бог с собой разобраться. Обычный рядовой монах. Разные люди, разное послушание. И конечно же, должен быть брат, чья обязанность — следить за интернет-новостями и сайтом. Интернет-пасторство — это идеальная работа для монаха, потому что я могу быть анонимным, как иконописец, который не подписывает иконы, не страдать от этого гордыней, и у меня есть возможность, выслушав вопрос, потом подумать, взять паузу, пойти в библиотеку, посоветоваться с другими братьями, написать на другой сайт более сведущему, чем я, человеку, а только потом дать ответ. Это нормально для монаха. Вопрос в том, что не надо это делать во вред церкви. Не надо заносить этот пафос тотальной слежки.
Лобков: У Папы Римского есть свой твиттер.
Протодиакон Андрей Кураев: Это нормально. Никто не говорил, что ни одному монаху не позволено. Речь идет о том, что надо понимать, как любое мое действие, включая проповедь, как это повлияет на меня. А если я начинаю проповедовать и при этом начинаю превозноситься, гордиться, это вредно для меня, тогда мне лучше помолчать.
Лобков: Екатерина Базанова сегодня обнаружила сайт монастыря в Нижегородской области Вознесенский Печерский духовный монастырь. Там предлагается интернет-магазин. Вы можете заказать молебен, сорокоуст… цены от трех тысяч до 250 рублей. Такое использование Интернета в церкви это что?
Протодиакон Андрей Кураев: У меня скорее эстетическое будет неприятие, но если мыслить рационально, то почему нет. Если мой знакомый человек с прихода едет в паломничество в этот монастырь, мне половина прихожан передадут ему записки, передать. Они тоже не знают, кому передают.
Лобков: А 300 и 3 тысячи рублей вас не коробят?
Протодиакон Андрей Кураев: Не знаю, потому что я не жил монастырской жизнью, какие они предлагают пожертвования и смотря за что.
Лобков: Священник и так должен служить требу, а человек приносит пожертвования. Недавно это установила церковная юстиция по Храму Христа Спасителя.
Протодиакон Андрей Кураев: Это было очень давно, даже Сергий Радонежский принимал в свой монастырь такие пожертвования вплоть до целых селений.
Лобков: Это не вы не считаете греховным использованием?
Протодиакон Андрей Кураев: Я знаю ситуацию отчасти изнутри, я, скорее, поставлю вопрос, что дальше с этими записками происходит. Может, это маленький неизвестный монастырь и там действительно все по-честному. Я вижу, что в крупных монастырях эти же записки тут же раздают самим же паломникам, говорят. Давайте молитесь. Они несут на себе монашеский труд. Я считаю, что никто лучше матери о своем ребенке более горячо не будет молиться.
Лобков: Всех потрясло предложение депутата Мизулиной штрафовать за разводы, учредить специальный алиментный фонд. То, что называется или считается христианскими семейными ценностями, начинает агрессивно светскими депутатами лоббироваться, в частности, приравнять церковный брак к государственному, чтобы не только в ЗАГСе можно было брак регистрировать, но и в церкви.
Протодиакон Андрей Кураев: Это европейская практика. В любой западной европейской стране церковный брак будет признан государственным. Эта часть предложения нормальна.
Лобков: А что касается наказания за развод?
Протодиакон Андрей Кураев: Почему нет. Если штрафуют за неправильную парковку, почему бы не штрафовать за то, что жизнь детей была переехана.
Лобков: Учитывая, что элементы церковной и духовной практики активно проникают в светское общество.
Протодиакон Андрей Кураев: В церкви этого нет.
Лобков: Я имею в виду то, что считается образцовой христианской моралью, что это начинает навязываться законодателями.
Протодиакон Андрей Кураев: Любой закон принимается с преамбулой, в которой законодатели декларируют ту систему ценностей, ориентируясь на которую принимается данный законодательный акт. Это нормально, если законодатели декларируют какую-то систему ценностей.
Лобков: А как же в таком случае быть с неверующими людьми?
Протодиакон Андрей Кураев: Там же нет «Клянясь в верности Евангелию, мы установляем…» Я его не читал, но там же нет ссылок на Библию.
Лобков: Но есть на семейные ценности.
Протодиакон Андрей Кураев: Семейные ценности есть и они внеконфессиональны.