Боевой офицер, в 1992 году он стал священником, долгое время служил настоятелем Константино-Еленовского храма в Новочеркасске, а с ноября 2017 года перебрался в Ростов-на-Дону, где продолжил служить настоятелем уже храма святого князя Димитрия Донского, построенного на территории медсанчастей ФСБ и МВД.
Иеромонах Димитрий (Першин)
В Донской митрополии являлся духовником Южного Округа войск Национальной Гвардии РФ. Руководил епархиальным отделом по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями.
Был ветераном боевых действий в Чечне. Ему было всего 55 лет. А еще у него было онкологическое заболевание. А в далеком прошлом – контузия.
Что мы можем сделать для ушедшего от нас собрата? В чем мера нашей ответственности за его вечность? И почему Церковь все же не отпевает самоубийц, если не установлен факт серьезного психического расстройства?
Прежде всего, вспомнить о его родных и близких, его друзьях и духовных чадах. Им сейчас невероятно тяжело, ибо они и себя обвиняют в том, что произошло, и исправить ничего уже не могут. И они нуждаются в нашем сострадании и молитве.
И для них, и для каждого из нас, безусловно, самоубийство священника — это сугубое горе.
Однако страшная боль при онкологии способна любого человека лишить рассудка или как минимум адекватности. И если нет никакой возможности получить обезболивающие препараты, что в России имело место и не раз, то смерть может начать восприниматься как меньшее зло. Как своеобразное «последнее лекарство». Хотя современная медицина обладает практически всем спектром возможностей, чтобы купировать любую боль и дать больному человеку достойно пройти оставшуюся часть пути.
А для кого-то невыносимы даже не сами физические страдания, но перспектива беспомощности, боязнь стать обузой для ближних, превратиться в развалину, требующую ухода, заботы, забирающую время и средства у окружающих. Случается, такой человек принимает решение избавить родных и врачей от этого груза. Он не хочет умирать, но подобное чувство долга, такой вот ошибочный альтруизм поглощает его волю к жизни.
Церковное отпевание – это прославление усопшего в лике Небесной Церкви. Собственно, об этом мы и просим Бога во время последования, совершаемого над умершим.
Его тело именуется мощами. Ему воздается почесть как святыне: совершая каждение, священник выражает свое почитание перед тем храмом, в котором, по слову апостола Павла, обитал Дух Господень.
И поэтому Церковь не дерзает навязывать человеку, «возвратившему билет», отказавшемуся от дара жизни, общение с Богом, ниспославшим ему этот дар свыше и призвавшим его не к смерти, но к вечной жизни.
Ибо она ценит его свободу. И не может взять на себя ответственность за то, чтобы вновь приобщить Телу Христову ту его часть, что сама отсекла себя от него.
Но коль скоро литургическое поминовение невозможно, что тогда остается? Делать добрые дела, проявлять милосердие, нести в мир, доводящий своих насельников до суицида, тепло и свет. И делать все это в память о протоиерее Андрее.
Мы также можем посоветоваться со своим духовником и испросить у него благословение на келейное чтение особых молитв о самоубийце (впрочем, духовник может нам такого благословения и не дать).
Наконец, мы можем с предельным вниманием относиться к людям, окружающим нас. Потому что иной раз грубого слова или демонстративного «игнора» бывает достаточно для того, чтобы человек, оказавшийся в трудной ситуации, погрузился в тяжелую депрессию с непредсказуемым исходом. Поэтому будем беречь себя и ближних.
И если мир станет чуточку лучше здесь, быть может, Господь ради наших трудов облегчит участь протоиерея Андрея там, где ныне определяется место пребывания его души вплоть до всеобщего воскресения мертвых и Страшного Суда.