Протоиерей Артемий Владимиров встретился со студентами и преподавателями Российского православного университета имени святого Иоанна Богослова
Предваряя наше общение, кратко расскажу о себе. Я выпускник филологического факультета Московского университета, который дал нашей Матери Церкви многих священников. Немного раньше меня его закончил наш замечательный патролог протоиерей Валентин Асмус. Я учился вместе с отцом Максимом Козловым, с которым мы впоследствии преподавали в Московских духовных семинарии и академии.
Мое призвание — это гуманитарные дисциплины, языки, словесность, ораторское искусство. Став священником в юбилейный 1988 год, я не порывал с педагогикой и до сих пор преподаю в средних и высших учебных заведениях, в нескольких московских школах и гимназиях.
Имею за плечами опыт более чем двадцати пяти лет священства и в настоящее время являюсь духовником возрожденной Алексеевской женской обители, которая располагается в Красном Селе, сравнительно недалеко отсюда, близ метро Красносельская. Сама обитель восходит к четырнадцатому столетию, к святителю Алексию, митрополиту Московскому. Начинала она свою историю с Остоженки, где сейчас возрожден Зачатьевский женский монастырь.
Для меня приоритетными являются темы, связанные со Священным Писанием и нравственным богословием. Конечно, приходской священник, имея возможность в течение нескольких десятков лет созерцать судьбы человеческие, всматривается в сердца и подрастающего поколения, и тех, кто преполовил свою жизнь, поэтому мне близка семейная тематика. По опыту миссионерскому (а так сложилось, что по благословению Святейшего Патриарха мне много приходится трудиться в городах и губерниях России), я знаю, что преимущественно волнует сердца нашей молодежи. Конечно же — дружба и любовь, как не ошибиться в выборе жизненного пути, как исправить уже содеянные ошибки.
Сегодня наша встреча, конечно, не будет соответствовать формату лекции, доклада. Это будет беседа, размышление. И думаю, что я начну свое слово с того, что мне уже пришло на ум, о чем бы я хотел с вами побеседовать. Вы его продолжите, если пожелаете, вашими вопросами. Если у вас вопросов не будет, то я их буду задавать сам, а это гораздо неприятнее — отвечать на вопросы, которые с высокой кафедры обращены к мирно сидящим студентам.
Загадки интерьера
С вашего позволения, мы начнем. Как говорил поэт: «Куда ж нам плыть?» Я хотел бы поразмышлять о жизни во Христе, о сокровенной жизни человеческого сердца, которая и должна одушевлять собой и наполнять каждого христианина, независимо от избранного им жизненного пути, от его трудов, интеллектуальных или внешних.
Прот. Артемий Владимиров
Все мы согласимся, что двадцать первое столетие, может быть, еще больше, чем двадцатое, является веком подмен, веком смешения, когда кажущееся часто отождествляется с действительностью, когда смотришь на фасад, но не знаешь, что представляет собой интерьер. Если вы в курсе, то так часто обстоит дело с реставрацией исторических памятников. Самое главное — привести фасад в соответствие с требованиями, как вот и в нашем университете с его замечательным храмом. А уж когда дело дойдет до внутреннего убранства, до доведения до ума самого Божьего храма, все оказывается не столь быстрым и легким. Потому что главное — видимость, а содержание, существо вопроса остаётся на совести тех, кто хочет докопаться до самой до сути.
По существу, этот пример из области архитектуры весьма применим и к этической, а тем паче — к духовной и нравственной жизни. Вы, конечно, знаете английское слово image, то есть внешность, некий образ, который может усвоить человек в общении с ближними. И в той или иной степени все мы входим в определенную роль, усваиваем себе тот или иной стиль поведения, вырабатываем какие-то законы общения друг с другом. Но душа — потемки, и не только ближнего, но еще и твоя собственная.
Для нас, учеников Христовых, нет ничего случайного, нет ничего незначительного. Мы призваны, как и поэты, в каждой мелочи прозревать сущностное содержание. Но правда, что внешнее обнаруживает, проявляет невидимое глазу. И второе подобие, к которому я хотел бы сегодня прибегнуть, — это человеческая внешность.
Энергия радости и ничего пафосного
Говорят, глаза — зеркало души. Мы немалое внимание уделяем собственному лицу, потому что встречают «по одежке», по внешности. Меня часто занимает вопрос: почему дети настолько естественны, просты, безыскусны? Они, кажется, вовсе не думают о том, как им выглядеть, особенно не прихорашиваются, не проводят по сорок пять минут перед зеркалом. Так, промыл глазки, почистил зубы, если еще есть бонна, которая смотрит за процессом.
Однако в ребенке такой избыток внутренней жизни, он так стремится жить, и настолько очарован этим миром, общение с ним настолько заполняет его сердце, что в нем, если только он не испорчен дурным воспитанием, мы действительно не примечаем ничего вымученного, пафосного, ничего изобретенного, искусственного. О чем он думает, о том и говорит. И общение с детьми — я сам педагог и преимущественно общаюсь с маленькими — нас удивительно обогащает, потому что трогает сердце.
Мы сами неприметно учимся у детей. Чему именно? Цельности внутренней, если можно этому, конечно, научиться. Но почувствовать-то можно, в отличие от той расколотости сознания, внутреннего раздрая, раздробленности, противоречия между умом и сердцем, душой и телом…
Дети удивительно остро воспринимают мир, для них ничего нет в мире банального, привычного. Поэтому у них такие глазки — с искорками, с лучиками. Они очень глубоко если не размышляют, то чувствуют. Почему и говорят: «Устами младенца глаголет истина».
У детей удивительная энергия радости. Старшеклассники представляют собою какое-то полусонное царство, часто напоминают умирающих лебедей, смотрят на педагога с оценивающей позиции, напоминают собой разочарованных странников, испытывающих преждевременную усталость от жизни. И большое искусство и умение в общении с молодежью — заинтересовать их. А уж притронуться к каким-то сокровенным душевным струнам не всегда дано бывает. Без Божьей помощи даже невозможно пробиться через коросту этой разочарованности или какой-то амбициозности, псевдоумудренности, усталости от жизни.
А дети открыты, они напоминают собою маленькие солнышки. Тепло и свет их невинных душ согревает тех, кто умеет с ними общаться и сам приемлет, заимствует эти качества. В детях действительно Сам Бог почивает Своей благодатью — не в силу их духовной просвещенности, но по причине неискушенности во зле, их невинности. В них сияет девство, как Богом данное сокровище, хранить которое, к сожалению, даже родители не приучали своих Митрофанушек.
И, может быть, главная задача воспитания и заключается в том, чтобы вовремя понять: что имеем — сохраним, не потерявши, не будем плакать. Необходимо по достоинству оценить это сокровище, потому что все личностные свойства, качества, таланты, целеустремленность, энергия воли, ясность ума, само желание жить и воспринимать жизнь как блаженство — это как раз во многом связано с чистотой, потеря которой всегда болезненно отзывается в бессмертной человеческой душе.
Если я вам не наскучил, то продолжу. Не удивляйтесь, что я вас об этом спрашиваю, это называется самокоррекцией. Нет ничего печальнее, чем какой-то ритор или трибун, который говорит сам для себя, размахивает руками, увлекается, нравится себе самому, но при этом не видит, что происходит в душах людей. А народ либо ропщет, либо спит. И для нас с вами незримые ниточки общения, от уст к устам, от сердца к сердцу — это кондиция sine qua non — условие, без которого и не может быть осуществлено то, ради чего мы собираемся: ради ведения, узнавания, ради просвещения, которое действует поверх усилий говорящего и желания слушающих воспринимать слово.
Всё сопрячь
Возвращаясь к теме о сокровенной жизни во Христе, я провожу параллель с ребенком, обладающим полнотой внутренней жизни, которая отражается во внешней динамике. Вы знаете, что дети — существа неугомонные, подвижные.
Святитель Василий Великий говорил, что духовная энергия ребенка претворяется в энергию кинетическую. И для нас, людей уже несколько поживших, всегда составляет удивление — какой же избыток сил гейзером фонтанирует через малое дитя, не интересующееся ни пищей, ни отдыхом. Оно, если бы могло, в воздух бы взлетело — столько сил заложено в человеческой душе, к которой еще не прикоснулось тление.
Спаситель, как вы помните, убеждает Своих учеников взять что-то от детей. И конечно, речь идет вовсе не об узости кругозора: «Умом совершенны бывайте, — призывает апостол Павел своих слушателей, — а на злое будьте детьми». Ребенок не искушен во зле. Те, кто имеет общение с детьми, знают, что детское сердечко создано для любви. Это только взрослые могут браниться, ссориться, выяснять отношения, им доставляет удовольствие пикироваться, иронизировать друг над другом.
Дитяте трехлетнему никогда не понять, почему папа с мамой не смотрят друг на друга и даже в этом бренном мире разлучаются. Ребенку хочется, как Пьеру Безухову — если вы помните такого литературного героя, вышедшего из хаоса Бородинского поля, — всё сопрячь, всё соединить. Дитя хочет обнять весь мир, для него не просто психологическая травма, а трагедия — родительская ссора.
Немножко поживет, конечно, пообвыкнет. Займет сторону либо папы, либо мамы, а еще хуже — начнет лавировать и попытается вылавировать. Но пока Божья благодать обитает в невинном сердце ребенка, он слезами отвечает на размолвку, на скандал, растерянно смотрит на отца и мать, и хочет всё сопрячь, всё соединить.
Итак, христианин призван много заимствовать от ребенка, что относится к сокровенной жизни его сердца. И заимствовать это только волевым усилием, только через общение с детьми не получится. Не получится потому, что мы очень слабы. Благие намерения нам соприсутствуют, но осуществить, продвинуться хотя бы на полдюйма вперед, чтобы что-то сделать с собственной раздражительностью, увы…
Добиться респектабельности внешней может получиться. Усвоить английскую сдержанность, стать дамой comme il faut, то есть во всех отношениях приятной и приличной, возможно. Но вот изнутри научиться доброжелательствовать, сострадать, сопереживать — в этом, конечно, можно было поучиться у Федора Ивановича Тютчева, который ясно сказал: «И нам сочувствие дается, как нам дается благодать».
А как она нам дается? Конечно, по вере нашей, по ощущению нужды в той нравственной инъекции, в том импульсе Божественном, который осеняет христианина, идущего ко Христу, его окрыляет и делает для него невозможное возможным. Таким образом, все тайны внутренней жизни христианского сердца сопряжены с этим огоньком, с этой искрой, о которой сказано: «Свет во тьме светит, и тьма его не обымает».
Энергия Крещения
В наше время всевозможных миссионерских и социальных проектов, внедрения их в разные формы общественной и политической жизни, стремления проникнуть в сферы общества, «заквасить» собой общественные институты, часто говорят об определенных показателях, технологиях, отрабатывают их, многое заимствуя чуть ли не у менеджерского искусства. Но меньше говорят о том, что, собственно, составляет душу, сущность, суть жизни во Христе. Это причастность к Божественной энергии, источником которой является Он Сам, Победитель смерти, Господь Иисус Христос; к Божественной энергии, которая напоевает собой Тело Христово — Церковь, — и изливается чрез Таинство, Богом учрежденное. Эта энергия почивает в человеческой душе с тех пор, как мы с вами были крещены во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Если в нашем интеллектуальном, нравственном, философском поиске, в осмыслении мирового исторического процесса, в поисках собственного жизненного пути, в формировании самих себя мы пройдем мимо этой сокровенной тайны, то чего-то, наверное, достигнем. Но подлинной полноты бытия, о которой говорят: «Остановись, мгновенье!», подлинной радости от таинственного сопряжения с Богом, подлинной силы, которой Бог оделяет Своего ученика в меру его смирения, чистоты его сердца, жертвенности в любви, конечно, нам не обрести.
Вот почему исходной точкой самопознания, откуда начинать этот подвиг трудов над самим собою, является, конечно, осознание того, что мы в Таинстве Крещения стали причастны силе Божией. И в тот час, когда священник помазал нас миром со словами: «Печать дара Духа Святого», этот луч, исходящий из пренебесных сфер, снизошел и поселился в недрах нашей природы.
Не останавливаться на достигнутом
Святые Отцы говорят о том, что Дух Господень, благодать Божия просвещает, прежде всего, умственную часть души. Ту часть, где средоточие личности человека, совестное начало, различение добра и зла, жажда единения со Христом, поиск Создателя, словесная сила. Именно здесь Божия благодать почивает и просвещает христианина, в силу его поиска целостного христианского миросозерцания. Не так уж мало, на самом деле. Это степень веры, которая называется «согласие ума с истиною Божественного откровения».
Если наш ум не обымет собою область богооткровенных истин, если не разрешит для себя так называемых «проклятых» мировоззренческих вопросов, если не обретет стройную картину бытия о Нем Самом, Творце, о мире, Им созданном, о месте человека в этом мире, то сомнительны все внешние подвиги, сомнительно качество внутренней жизни, ибо без парусов даже прекрасно выстроенное судно останется на воде бездвижным. Но благодать Божия не стоит на месте.
Когда мы смотрим на кострище, то видим, как колеблется язычок пламени, он всегда пытается захватить собою хворост, объять то, что горит, и распространиться. Божия благодать еще называется живой водой, в отличие от воды стоячей, в отличие от болотной мутной жижи. Вот почему христианин — это всегда внутренне очень динамичное существо. Беда, если мы останавливаемся на достигнутом. Беда, если мы считаем, что «достигли степеней известных», если мы венчаем сами себя лаврами самообольщения, самодовольства, самодостаточности.
Между прочим, здесь как раз демаркационная черта двух конституций души современного пользователя, потребителя, обывателя — того, кто отождествляет успех в жизни лишь с внешним своим положением, с какими-то внешними параметрами, и христианина, который внутренне всегда находится в движении от тьмы к свету, от идолов к живому Богу.
Внутреннее искание совершенства, которое есть Сам Живой Бог, ощущение своей недостаточности, слепоты, немощи, стремление изменяться от худшего к лучшему — очень ясная характеристическая черта того, кто находится в правильном устроении сердца, того, кто Духом Божиим влеком к Источнику света, того, кто не останавливается, но, не оглядываясь на заднее, простирается вперед. Вот закон совершенствования о Христе Иисусе, Господе нашем.
Благодать Святого Духа как язычок пламени, колеблемый там, где рождается слово, там, где мы различаем добро и зло, там, где душа стремится к Творцу и вступает в живое соприкосновение с Ним. Благодать не стоит на месте, но если мы обеспечиваем ей условия проникновения, заквашивания нашей падшей природы (вспомним Евангельскую притчу о хозяйке, положившей квас, дрожжи, в три меры муки), то не ошибемся, если отождествим вторую и третью меру муки с двумя другими силами души.
Святые Отцы против Зигмунда Фрейда
Чувства, область эмоций, жизнь человеческого сердца гораздо глубже, чем рассудочная деятельность и волевой центр, деятельная способность души. Ведь умом я только намечаю цель, сердцем я прилепляюсь к этой цели. Что-то я люблю, от чего-то отвращаюсь. А воля есть деятельная способность, которая дает мне силы двигаться, которая устремляет меня к достижению цели.
Божия Благодать, по замыслу Творца, осенив и развив умственную часть, напечатлев в уме правые представления о цели и смысле бытия, чрез молитвенные устремления нашего духа к Богу мало-помалу затрагивает сокровенные, неведомые для нас самих глубины нашего сердца.
Очень интересно с этой точки зрения поразмышлять о том, как соотносятся видение Святых Отцов о нашем собственном «Я» и какая-нибудь современная, выработанная в ХХ веке наука о душе. Вы знаете, насколько любят последователи Зигмунда Фрейда говорить о «бессознательном», о каком-то объеме человеческого «Я», которое совершенно выходит из фокуса нашего внимания. На этом «бессознательном», на этой темной стихии души, часто отождествляемой с энергией пола, строится все здание, отдельные элементы которого не лишены психологической верности, остроумия и представляют интерес для судебной криминалистики, для института Сербского, изучающего всякие сексопатологические феномены жизни людей.
Но Святые Отцы говорят иное о человеческой душе. Божия благодать хочет осветить эти темные области. Человек, познавая самого себя, если движется законным путем покаяния и молитвы, опускается умом в те пределы, куда ранее не ступала нога человека. Он вступает в борьбу со страстями, которые как неполезные ископаемые сокрыты где-то за пределами сознания. Но это происходит по мере очищения от семи главных страстей, производных от трех — гордыни, гнева и блуда…
Сразу оговоримся, что когда мы встречаемся с аскетическим термином «блуд», то вовсе не имеем в виду то, что относится к семейным добродетелям, к энергии пола, к осуществлению заповеди: «Растите и множитесь, и наполняйте землю». Но говорим о тех болезненных злоупотреблениях, которые оскверняют человеческую природу, разрушают браки, которые калечат нравственную жизнь человека, уродуют его личность и стеной медной закрывают ее, личность Богом данную, от самого Творца.
Освящение наших чувств Божией благодатью — напечатлевание в этой палитре новых красок. Смирения, как ощущения своей полной зависимости от Господа, полного доверия Его Промыслу, готовности прославлять Его за все благое, что только мы ни говорим, ни делаем, ни мыслим. Кротости, опытного безгневия, сохранения себя от разрушительного действия раздражительности, некой благоприобретенной мягкости сердца, которое без лишних слов, чудесно, чудотворно воздействует на ближних — кипятящихся, ярящихся, выходящих из себя, вылезающих из собственной кожи, спускающих полканов и вдруг удерживаемых какой-то таинственной силой кротости, мира, равновесия, мягкости сердца, которая свойственна христианину.
Если добавим еще несколько чистых цветов, таких как радость, плод чистой совести, радость как благодарность Создателю за самый дар жизни, радость как ощущение значительности бытия, дарованное нам свыше. Сама чистота как восстановление сердечного целомудрия, как органическое неприятие ничего низкого, пошлого, гадкого, нечистого, посягающего на мир человеческой души. Освящение Божией благодатью нашего сердца и закрепление в нем начатков этих добродетелей есть, конечно, жизнь Христова, которая неотъемлема от труженика покаяния и молитвы, и которая становится определяющим нравственным фактором его общения с окружающими.
Сообщающиеся сосуды
Хорошо сказал древний аскетический писатель преподобный Исаак Сирин. Он не отводил слову первое место в деле просвещения Евангелием душ людей, но говорил о том, что человек, стяжавший благодатную простоту, скромность и любовь, без слов приобретает Христу человеческие души, по закону сообщающихся сосудов, от уст к устам, от сердца к сердцу. Вот почему в дружбе и в супружестве мы всегда наблюдаем при разности изначальных потенциалов человеческих душ, победу какого-то одного начала. «С преподобным преподобен будешь, а с развратным развратишься», — говорит царь Давид.
Действительно, уровень жидкости одинаков у людей спаянных, связанных совокупностью жизненного единства. Вот почему очень наивны девушки, которые говорят: «Я сильная, я его отучу курить травку. Он поймет, какое наслаждение — идти тропой бескорыстной любви рука об руку. И просто в сортир спустит (простите за такое слово) „дурь“» (так у молодежи называется нашинкованная горючая смесь). Ничего, что я об этом говорю?
«Я сильная, я вижу, что каждый раз, встречаясь со мной у метро „Парк культуры“, он немножко подшофе, я это вижу по красноте его лица, он любитель „балтийского“ пива. И вот для куража, для того чтобы ему не испытывать каких-то препятствий в выражении мыслей, облечения мыслей в слова, он себя немножко инъецирует. Мне это не очень нравится, но, видимо, он хочет свое естественное смущение, робость прикрыть таким вальяжным образом общения. Но едва лишь только командные высоты в браке будут взяты мною, я скручу в бараний рог его с пристрастиями к пивному алкоголизму».
Ах, человек очень слаб. И будучи сам слабым, не столь легким в изменении к лучшему, он особенно слаб, когда дело касается исправления окружающих. Опыт показывает, что мы не можем даже волоса из черного сделать белым, как говорит Христос, добавить себе росту даже с пол-локтя. И поэтому часто драмы, даже трагедии случаются тогда, когда, еще не зная жизни в ее лучших и худших проявлениях, но излишне веря своим мечтам, «безумству храбрых поем мы песню», мы беремся за дело, которое превышает наши силы.
Почему даже в экономике, в партнерстве деловом нужно договариваться на берегу, расписывать: «60 процентов — вам, 40 — мне; 30 — мне, 10 — Остапу Ибрагимовичу за услуги». Так и в семейной жизни: прежде чем они узами любви, золотыми наручниками любви соединили свои руки, она должна бы поставить ультиматум: make a choice — выбирай, братец Кролик: либо я, желанная, но недосягаемая, заветная звезда твоего счастья, либо предмет твоих пристрастий, от которых ты должен был бы отказаться с легкостью ради того, чтобы я улыбалась тебе, как луна в нощи»…
Жизнь цезарей
Божия благодать, опочив в человеческой душе, делает христианина разумным инструментом созидающей воли Божьей. И последний плацдарм, который надлежит ей взять, это упомянутая мною воля, воление. По существу, воля — это стержень человеческой души, когда речь идет о нравственных качествах личности, о характере человека, соответственно, и о его судьбе.
Вы знаете, что сегодня умников, то есть людей, мыслящих право, знающих, как и что сказать, очень много, по крайней мере, в столице. Но как часто сама жизнь опрокидывает навзничь политические декларации, как часто на языке бывает мед, а под языком лед!..
Как часто человек бывает раздавлен грузом жизни именно потому, что, в соответствии с изречением Гёте, «две воли борются в душе моей», и освободить волю от сковывающих ее оков под силу только христианину, потому что без Божиего содействия нам никогда не соединить свободу нашего произволения со светлой областью добра, нравственности. Никогда нам не осуществить интенции, намерений совести, если Божия благодать не осенит и не сочленит воедино закон человеческого произволения и закон Божий, то есть нравственный неизменный закон, начертанный в совести человеческой.
В свое время меня очень интересовал этот вопрос — нравственность язычников, она все-таки на каком-то уровне была, не зря же в XIX веке в дворянских гнездах детей учили еще и истории античного времени, учили по книгам «Жизнь цезарей». Образованные люди, прекрасно знают хрестоматийные примеры из жизни спартанцев, лакедемонян, законы Перикла, гражданские добродетели… Но вот если кто возьмет труд прочитать эти замечательные произведения древних писателей, то увидит, чем кончалась жизнь самых знаменитых трибунов, ораторов, полководцев, цезарей.
Если это не была славная смерть на поле боя, то, как правило, старость оказывалась весьма неприглядной, потому что волевой центр человека, чуждого благодати, будет связан рано или поздно по рукам и ногам. И зачастую к финишу, к этой победной черте мы приходит с поражением, напоминая собою не белокрылых альбатросов, а цыплят табака, расплющенных грузом собственных страстей.
Весьма интересно смотреть документальные фильмы по каналу «Культура», в частности — о политиках и актерах. Мажорное начало, красота внешности, сильное слово, какие-то удивительные таланты, дарования, обаяние… И всегда наклонная плоскость, всегда скольжение вниз, всегда драма, а иногда и трагедия, которая так быстро бывает забыта миром, сначала нам аплодирующим, а потом равнодушно отвращающимся от нас. И все эти документальные фильмы очень назидательны, потому что они подтверждают наши с вами размышления: «Без Бога не до порога», «Жизнь прожить — не поле перейти».
Начав за здравие, не кончить за упокой, прийти к той победе, о которой говорит апостол Павел: «Мы суть благоухание Христово во спасающихся». Вера наша, по слову Иоанна Богослова, есть победа, победившая мир. «Дерзайте, — обращается Христос к Своим ученикам, — ибо Я победил мир».
Шестое чувство
Завершая свой монолог, возвращаюсь в XIX век — век артефакта духовной жизни, в век, когда желаемое и действительность находятся часто в контрах, оппозиционны друг другу, в век, когда горькое называют сладким, а белое — черным, в век перевертышей «инь» и «янь», в век индийской категории майя — так индусы, сидящие «во тьме и сени смертной», представляют мир просто игрой, суетой, томлением духа тех, кто этот мир замыслил, сам не зная зачем.
В наш век new age, то есть осознанного антихристианства, отхода от христианского миросозерцания, когда слепотствующее человечество воздвигает нагло и дерзко новых идолов, кажется, навсегда павших в первые века христианства, мы, скромные последователи Христа Спасителя, не должны забывать, что Христос и вчера, и сегодня Один и Тот же. Он победил смерть Воскресением, Он простирает к нам руки со Креста, Он вдыхает в нас энергию Вечной Жизни, Он делает нас причастниками Своей благодати, которую мы призваны осознанно воспринять, предоставить ей поле действования, реставрацию нашей собственной природы, ее обновление, освещение. Чтобы порох в пороховницах действительно не промок, но мы ощущали бы за спиной крылья действования Божией благодати, заквашивающей собою наше мышление, наши чувства, наши слова, наши действия, всю совокупность нашей жизни.
Последняя мысль, наверное, которую я хотел бы высказать. Какая огромная ответственность — держать слово перед аудиторией! Занимаясь этим уже тридцать лет, я, например, как педагог, всякий раз не то чтобы волнуюсь, но всегда бываю напряжен, сосредоточен. Потому что мы не отсчитываем человеко-часы дежурных тем и докладов, у нас нет задачи, если речь идет о нравственной и духовной жизни, напечатлеть какую-то информацию, которой-де слушатель не обладает.
Слушатель обладает всем, святой Иоанн Богослов говорит: «Я не имею нужды чему-либо вас учить, потому что вы имеете помазание, учащее вас всему». Действительно, Дух Святый, который действует в сердце православно мыслящего, кающегося человека, прежде всего, дает ему познание, влечет его к богопознанию, а значит, и к самопознанию. Все слушатели имеют удивительный критерий в глубинах собственных сердец отличать истину от лжи.
Мы каким-то шестым чувством, даже будучи новичками в церковно-приходской жизни, сразу отличаем подлог от правды, подмену от истины. И сердце-вещун тотчас отзывается: либо в нас загорается какой-то зеленый огонек, внутренний детектор лжи определяет, что здесь область правды, истины, любви, либо загорается тревожный красный огонек. Потому что даже услышав правильные слова, коль скоро за ними не стоит содержание, сердце слушателя тотчас начинает смущаться, тревожиться, оно не получает удостоверения в том, что слово несет истину.
И вот в этот век, конечно, я думаю, самый большой объем работы каждый из нас должен совершать именно во внутреннем мире своего сердца. Прекрасно, когда есть возможность расширить умственный горизонт. Прекрасно, когда мы приводим в систему отрывочные, может быть, разнородные накопленные знания. Прекрасно, когда перед нами открывается спектр еще не известных нам наук, необходимых для профессиональной деятельности.
Но, конечно, в области духовной, в области социальной, этической, а особенно, когда речь пойдет о духовно-нравственном воздействии, а уж тем паче — о просвещении слушателя, всегда будет справедлив закон: «Сказать можем все. Но передать и поделиться не сможем большим, чем имеет у себя за пазухой». Поэтому внутренний труд — согласование ума с истиной откровения, очищение сердечного резервуара от страстей, внедрение Божией благодати в самое ядро нашей личности. Так чтобы она, не находя преград в смертных грехах, свободно помазывала наше мышление, делала его сильным и глубоким, слово — ясным и простым, жизнь — убедительной для тех, кто хотел бы на основании исследований нашей жизни дружить с нами, доверять нам, идти за нами, если мы сами обрели направление.
Я думаю, эти внутренние труды, конечно, являются приоритетными, особенно в эпоху юности, когда человек сохраняет определенную динамику, когда он легко отрывается от насиженного места, легче принимает критику и устремляется в светлое настоящее, которое дано нам в лоне матери-Церкви.
Я думаю, что sapienti sat. Говорят, что в словесном общении очень важна мера. И мера должна быть золотой, сообразной со способностью воспринимать. Чуть только перенасытишь раствор сахаром или солью, он становится невкусным, и человек его отторгает. Поэтому если, дорогие друзья, вы вслед за моим рассуждением, может быть, хотите задать какие-то вопросы из другой совершенно области, пожалуйста. Если нет, то вопросы буду задавать я, а это страшно.
Слово и слава
Ну, может быть, в заключение еще скажу, что для меня, как словесника, наверное, самый интересный предмет исследования — это слово. Человеческое слово — не просто коммуникативное средство, то есть средство общения. Это не фантик, не бумажка. Но в слове заключена тайна. Те, кто немножко причастны к языкознанию, знают, что есть особые фонетические законы в языках.
Например, славянский и русский язык: славянский — «град», русский — «город». Есть чередования гласных. Однако в словах «город» и «град» — один корень, одно значение. Так вот мне в свое время было очень радостно понять, что «слово» и «слава» — это однокоренные слова. И мы с вами, вникая в гнездо, производящее различные лексемы, обогащаем собственное языковое поле.
Слово в своем существе имеет назначение славить. Кого? Ну конечно, то воплощенное Слово, тот извечный Логос, Который стал плотью. И, соответственно, назначение нашего слова — это примерно то же самое, что для жаворонка та трель, та песня, которую он в небесной лазури обращает к Источнику Жизни.
Сегодня, к сожалению, всё далее и далее уходя от духовных корней нашего бытия, мы замечаем: можно ставить четкий диагноз самим себе, окружающим нас людям — по словам, исходящим из наших уст. Скажи мне два-три слова, и я постараюсь что-то понять, что сокрыто там, в глубинах твоей души. Действительно, речь идет не только о том, какие лексические средства мы почитаем для себя приличествующими для общения, для воплощения наших мыслей. Но представьте себе — даже интонации, интонационный рисунок, мелодика нашего слова, образ соединения слов, словосочетания, предложения этих словосочетаний выявляют уникальный и только вам присущий строй вашей души.
Был такой мистер Хиггинс, вы помните, который нашел полуграмотную цветочницу и сделал из нее светскую леди, воздействуя на ее языковое сознание. Сегодня, конечно, строй наших мыслей, то, что спрятано за пазухой, мгновенно выявляется через слово, это лакмусовая бумажка — богослова или супруга, который общается со своей женой, или ребенка, который от тяти и от мамы чему-то научился. И размышлять над этим очень интересно. А главное — еще наблюдать за собой, как меняется твое слово в зависимости от твоей нравственной жизни, от глубины этой заквашенности благодатью недр твоего сердца.
Мне кажется, что едва лишь человек встречает Господа Бога в своей жизни и отвечает Ему: «Верую, Господи! Я теперь знаю, что Ты есть, что Ты меня видишь, слышишь, любишь, ведешь по жизни», — едва лишь мы сподобляемся этого открытия, в нас происходит метаморфоза, изменение, меняется наше слово.
Монтировкой «по кумполу»
В притче о блудном сыне, его возвращении в Отчий дом, вы, может быть, помните, как отец, завидев свое чадо — настрадавшееся, измученное, не ожидал его с холодным взором на крылечке, но выбежал и целовал в уста. Вот это целование в уста есть нечто сходное с тем, о чем мы читаем в Книге Бытия. Бог вдунул в лице Адама дыхание жизни, и Адам стал душою живою. Благодать Святого Духа осенила новосотворенного Адама через уста.
И поэтому если мы как-то умудряемся (притом что у нас крест на груди) употреблять какие-нибудь словечки, например, «блин», это говорит о довольно тяжелой травме сознания, наподобие удара монтировкой «по кумполу». Потому что не нужно быть ежиком, чтобы понимать, что это за эвфемизм. В лучшем случае, это какая-то дурная привычка со школьных лет, вынесенная в сферу студенческой жизни.
На деле христианин, по-моему, должен начинать нравственную работу над собой как раз с того, чтобы избавляться от этих паразитов, от этих ядовитых токсичных насекомых, которые разъедают нашу ментальность и, как вши, очень быстро размножаются и пытаются с кончика языка пригоршнями спрыгивать в окружающие нас сердца.
Тайны слова
Девушки спрашивают: батюшка, а как не ошибиться в выборе своей судьбы? Этому будет посвящена следующая установочная лекция, если меня еще сюда пригласят. Как понять: любит или не любит? Он или не он? Если это интересная тема, то в следующий раз я назову вам семь главных характеристических признаков. Но сегодня — один. Послушайте: что и как он говорит.
Дело в том, что если молодой человек, увидев вас, понял, что вы отличаетесь от всех иных лиц прекрасного пола, которые он когда-либо видел в своей жизни, он узнает в вас ту половинку, которую безнадежно искал в глубинах интернета, проваливаясь подчас в виртуальный общественный туалет. И вдруг вы являетесь перед ним — «я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты» — с ним происходят удивительные изменения, и прежде всего — в слове.
Вы знаете, что каждый влюбленный человек, который осенен, сражен, вдохновлен вами, он, по крайней мере, два четверостишья точно напишет в своей жизни. Ну, а если не напишет, зайдет в интернет и выдаст за свое: «Я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем». Так как вы в свое время, когда изучали Пушкина, проболели четверть, вы ему говорите: «А дальше что?» — «Но пусть она пока вас не тревожит, я не хочу печалить вас ничем»…
Действительно, если человек, который клянется нам в верности до гроба — ну сейчас таких только здесь можно найти, в университете Иоанна Богослова, в других учебных заведениях не знаю, — если он при этом умудряется вращать в своих устах какую-то подзаборную лексику, это симптом. Видимо, няня с печки два раза нечаянно уронила ребенка и не сказала родителям. Как-то компресс поставила, гематома прошла, но что-то у него повреждено. Потому что человек любящий становится поэтом. Он научается видеть прекрасное, сам тянется к нему, начинает стирать носки…
Пожалуйста, дорогие друзья, не робейте. Если природная стеснительность препятствует вам, то я вас благодарю за благоговейное внимание. Хочется надеяться, что мое размышление было с вами общим. Надеюсь, вам не наскучило. А почему общим? «Мы говорили, а вы молчали, уважаемый лектор!»
Знаете, в традиции древнерусской проповеди этот жанр общения всегда называли «собеседование». Представьте себе, что наши сердца находятся в непонятном творческом взаимодействии, и главное искусство говорящего заключается в том, чтобы ослабевшие струны, как на скрипке, на которой давно не натягивали колки, вновь привести в то напряженное состояние, когда малейшее прикосновение конского волоса смычка начинает производить гармоничный звук.
Говорят, что словесное общение, собеседование тогда достигает успеха, когда мы с вами превращаемся в какой-то таинственный музыкальный инструмент, наподобие арфы. Чем внимательнее говорящий к аудитории (а у него есть некое шестое чувство, которым он прислушивается к сердцам, интуитивно обымая аудиторию, пытается понять, на какую почву ложится его слово), тем вероятнее, что Бог увенчает Своей энергией, незримым снисхождением благодати собрание, и наступит то, что именуется в физике резонансом. И говорящий, и слушатель находятся в собеседовании, в некоем полифоническом единстве.
Особенно это бывает очевидно, когда пастырь с амвона, облеченный в священные ризы, приобщившись Святых Христовых Таин, обращает слово к народу Божиему. Происходит «самонастройка», встраивание мыслей говорящего в те не заданные вербально, но реально волнующие нас вопросы.
Поэтому те, кто имеет дело со словесным общением и служением, даже привыкают к тому явлению, феномену, когда к вам подойдет человек и скажет: «Батюшка, «и эта песня обо мне», кто дал вам право обнаруживать мои душевные тайны перед лицом всего коллектива»? А священник-то на самом деле смотрит внутрь самого себя и говорит по собственному мышлению, но и по незримому воздействию на его словесный орган Божественной благодати, которая знает все о каждом из сидящих здесь. Почему в идеале словесное общение — это, конечно, может быть, не таинство, но тайна. Тайна раскрытия человеческих душ, как цветов розы поутру, когда солнышко посылает свои лучи на землю.
Святой Иоанн Златоуст, с которым, конечно, никто не может сравниться, даже признавался: он вел беседы как бы экспромтом в Антиохии, покуда его не призвали в митрополию. Он говорил, что сам с удивлением прислушивается к тому, что вещает, к чему ведет и на что наставляет его Божия благодать.
Во всяком случае, когда речь идет о православной аудитории, мы всегда с вами соотносимся с тем, что Христос Спаситель, таинственно нам соприсутствующий, где двое или трое во Имя Его собраны, помазует и сердца слушающих, и уста говорящего. Поэтому плодом этого общения является некая необычная для современного человека тишина, какая-то полнота, какой-то незримый свет, чувствуя которые мы начинаем лучше ориентироваться в окружающем нас мире.