О том, что такое молодежная политика в России и в Европе, в каких направлениях надо строить работу с молодыми людьми рассказал протоиерей Георгий Ореханов, проректор ПСТГУ.
Фото: nsad.ru
— Что такое вообще молодежная политика?
— Что такое «молодежная политика», я не знаю и дать определение этому не могу. Но если хотите, приведу совершенно неожиданный пример того, что, с моей точки зрения, является удачной молодежной политикой. Я время от времени слежу за футбольными баталиями. В 2010 году состоялся очередной чемпионат мира по футболу, и на нём очень успешно выступила сборная Германии.
Молодежная политика как реальность, а не пустые слова
Сразу бросилось в глаза, что в этой команде 2010 года очень много молодых игроков. Молодых и талантливых. И я специально заинтересовался, откуда они вообще взялись? И оказалось, что немецкие футбольные чиновники специально занимаются их подготовкой. Оказалось, что 15 лет назад было принято на определенном уровне решение, что если мы хотим, чтобы у нас через 10–15 лет была боеспособная эффективная сборная, надо этим специально заниматься. Надо вкладывать большие деньги, строить дополнительные футбольные площадки, искать опытных тренеров, талантливых мальчишек и т. д.
Многие из современных футболистов были воспитаны специально, и началось все это 15 лет назад. Вот этот несколько абстрактный пример из неблизкой нам сферы очень наглядно показывает, что на самом деле молодежная политика — это реальность. Она может присутствовать в жизни государства и в жизни нации.
Вот еще один пример, уже более близкий — современное кино. Мы все, выросшие в Советском Союзе, прекрасно понимаем, что обозначают словосочетания «советский кинематограф» и «советские мультфильмы»; мы их прекрасно помним.
Конечно, очень часто вся эта кинопродукция содержала материал сомнительного качества — с идейной точки зрения. Но ведь таким образом советское государство как-то пыталось воздействовать на воспитательный процесс, формировать молодого человека. И можно по-разному к этому относиться, но смотрите, что происходит сейчас. Много ли у нас в России за последние 20 лет создано интересных фильмов, адресованных молодежи, или фильмов, в центре которых стоит молодежь, нравственная проблематика, доступная и интересная для молодежи?
Я могу навскидку, вот сейчас, в конце тяжелого рабочего дня, вспомнить — «Питер FM»; он мне очень понравился. Могу вспомнить «Остров», но насколько молодежный этот фильм? Есть еще «Как я провел этим летом», «Возвращение», но в общем, хорошие фильмы можно перечислить по пальцам одной руки.
Теперь смотрите: Голливуд. Большинство наших соотечественников уверены, что из Голливуда может только «помойка» выйти. Пожалуйста — «Императорский клуб», «Общество мертвых поэтов», «Хозяин морей», «Игры разума», «Мост в Терабитию». Т. е. то, что приходит на ум без специальной подготовки, «навскидку» — большое количество достаточно качественной продукции, которая на самом деле направлена на воспитание.
И мне лично это очень близко. Потому что в последнее время в России в основном создаются фильмы, в которых старательно доказывают, что русская медицина — это нечто ужасное, что русская школа — это просто уголовная среда, в которой люди могут думать только о сексе, о пьянстве и о наркотиках.
Но это же все неправда на самом деле! И, при всех проблемах нашей школы она все-таки не такая, она к этому не сводится — мы же все это знаем. Почему сейчас у нас присутствует только один, демонизированный образ школы? Почему присутствует только один, демонизированный образ армии? В соответствии с которым в армии служат какие-то головорезы, ублюдки и недоумки, и больше там никого нет — ни среди офицеров, ни среди рядового состава. Ведь это все неправда.
Я хочу сказать, что в других странах через кино, через искусство пытаются воспитывать молодых людей, пытаются их формировать. Пытаются формировать семейные ценности. Возьмите любой американский фильм — ну хорошо, не любой, а каждый второй или даже третий — в нем присутствует многодетная семья, и образ этой семьи нарисован очень ярко и очень перспективно.
У нас что? Ничего подобного нет. В этом смысле я считаю, что молодежная политика совершенно необходима. Конечно, здесь не должно быть того, через что мы все прошли в своей молодости и в юности. Через этот секулярный и агрессивный идеологизм, через насилие над душой, через тотальное стремление внедрить что-то в сознание человека. Но государство в ответе за молодых людей. И государство, и общество, и Церковь. Так что в этом смысле молодежная политика просто необходима.
Научить молодых людей любить Россию
— На что должна быть направлена такая политика?
— У меня есть ответ на этот вопрос, потому что я об этом очень давно думаю. Но я боюсь, что мой ответ очень глупо прозвучит. Она должна быть направлена на то, чтобы научить молодых людей любить Россию.
Я думал сначала, что это абсолютная глупость. Как это можно любить Россию? Вот представьте себе: мы в школе преподаем не «Патриотическое воспитание» или что-то еще, а некий предмет, который называется «Любовь к России». Я даже представляю себе, как этот предмет должен быть устроен.
Недавно я открыл записные книжки Достоевского, где он в одной из последних записей (это 1880 или 1881 год, незадолго до смерти) пишет о том, что совершенно необходимо молодых людей учить любви к Родине. Именно любовь к России; и ее нет. Поэтому мне кажется, что молодежная политика, в первую очередь, должна быть направлена на это. Однако здесь есть серьезная проблема. Сразу это все можно сделать очень фальшиво. Так же фальшиво и искаженно, как преподавание Основ православной культуры в школе.
Понятно, чего мы все боимся? Того, что этот предмет будет преподаваться так, что мы будем воспитывать будущих атеистов. И здесь то же самое. Здесь нужно избежать этой сусальности, неправды, фарисейства какого-то. Но ведь в нашей истории, в нашей культуре, в нашей жизни столько невероятно прекрасных образцов такой любви к родине! Например, в военной истории, и в русской литературе XIX века, и во всем. Здесь материала предостаточно. И если мы пока не представляем себе, как это все делать практически, то мы просто можем воспользоваться тем, что уже у наших ног лежит. Я считаю так.
— А как же избежать этой лжи, неправды? У нас наберется достаточное количество людей, которые любят Россию и могут этим делиться?
— Людей, которые любят Россию и могут этим делиться, я надеюсь, все-таки наберется достаточно. Но дело в том, что преподавать в школе очень сложно. Понятно, что у нас в церкви есть достаточное количество верующих, которые хорошо ориентируются в основах вероучения. Но далеко не все эти люди могут пойти в школу и соответствующий предмет преподавать. Поэтому я сейчас именно фантазирую, как вы мне сами и предложили.
Я не знаю, как этот проект реализовать на практике. Конечно, необязательно, чтобы это был школьный предмет. Быть может, военно-патриотическое воспитание, какие-то молодежные отряды, летние лагеря, туристические поездки.
Я опять вернусь к близкому мне примеру — футболу. Я вспоминаю свою молодость. Вот я выхожу из дома, и в моем распоряжении огромное количество площадок, где я могу играть в футбол. Чем я в молодости и занимался активно. Сейчас я выхожу из дома, и что я вижу? Эта площадка за огромным забором принадлежит какому-то ведомству. Она в принципе доступна, но для того, чтобы поиграть в футбол, надо заплатить огромные деньги, или идти и с кем-то договариваться и т. д. Возможно, что ситуация за последние годы как-то поменялась к лучшему, но большого прогресса я все равно не вижу.
О любви к культуре
То же самое происходит и в нашей культуре, воспитании и образовании, которые, с моей точки зрения, должны быть в некотором смысле общедоступными. Есть какие-то вещи, которые нельзя мерить деньгами. Возвращаюсь опять к кино. Скажем, моя старшая дочь очень любит роман «Джейн Эйр», и вот недавно она меня весьма удивила тем, что, оказывается, за достаточно короткий промежуток времени англичане сняли несколько экранизаций этого романа. За очень короткий промежуток времени — кажется, четыре сериала!
Потом оказывается, что у BBC есть специальные программы, помогающие знакомить молодых англичан с их классикой. Они постоянно снимают сериалы по своим произведениям: по Диккенсу, Джейн Остен и другим писателям. Кажется, в последнее время ситуация в России в этом отношении начинает исправляться — появились новые экранизации Достоевского, Пушкина, Гоголя. Но почему-то они обсуждаются гораздо менее интенсивно, нежели сериал «Школа», совершенно не заслуживающий какого-либо внимания и, повторюсь, являющийся по сути бизнес-проектом сомнительного пошиба: огорошить зрители, смертельно напугать, вызвать отвращение.
Все это тоже демонстрирует отношение к культуре, потому что любовь к России — это в том числе и любовь к культуре, русской культуре XIX века. И любовь к русской культуре XIX века уж точно можно воспитывать в школе. А сейчас происходит нечто обратное. Программы по литературе сворачиваются, классические писатели из нее удаляются, и реально мы сталкиваемся с тем, что дети наши знакомятся с классическими произведениями по краткому изложению содержания, которое находят в Интернете. Это просто дикость, здесь я не знаю, что делать. Здесь уже начинается политика, образовательная политика, и как это преодолевать, я не могу сказать.
Что касается школы (я даже не касаюсь каких-то специальных религиозных аспектов), то она давно уже секуляризована. И что очень важно, формирование позитивистского отношения к знанию и науке начинается именно в школе, а не в университете. Потому что в школе ребенку пытаются показать, что никакой альтернативы позитивизму нет. И это неправда.
Но сейчас ситуация гораздо хуже. В связи с новыми тенденциями в высшей школе, связанными с попыткой профилизации образования, появляется попытка и в средней школе введения такой профилизации, т. е. групп предметов. Я считаю, что для русской школы это совершенно невозможно. То есть такие эксперименты можно было бы делать с теми же немцами и англичанами, которые действительно гораздо взрослее и гораздо лучше представляют, что их ожидает в жизни, во всех аспектах. А для нас вешать эту проблему выбора на ребенка, в этой ситуации, — это приведет к краху. Здесь, что касается современной российской школы, пока один пессимизм.
— Но есть надежда?
— Конечно!
Особенности национального взросления
— Вы говорите про молодежь Европы, той же Германии. На Западе возрастной уровень молодежи более высокий, чем у нас. Если в России человек в 18 лет обладает всеми юридическими правами и обязанностями, то там в 18 лет он еще школьник, который не отвечает за себя. Как, по-вашему, это сказывается на отношении молодежи к своим жизненным целям?
— Насчет «не отвечает за себя» я бы внес поправку. Вы говорите о юридической стороне. С точки зрения законодательства в Европе, как правило, совершеннолетие наступает в более зрелом возрасте, нежели у нас. Действительно, в России совершеннолетие — это 18 лет, это полная правоспособность. Но давайте отойдем в сторону от юридической постановки и посмотрим вот на что.
Как правило, в 18–19 лет, заканчивая гимназию, европейские школьники часто бросают свою семью и получают опыт самостоятельной жизни, в частности, начинают зарабатывать себе на жизнь самостоятельно. Я не говорю, что это хорошо и надо это приветствовать. С моей точки зрения, такая практика приводит к очень тяжелым последствиям, в первую очередь, с точки зрения образования своей собственной семьи. Но мы сейчас говорим о личном опыте.
Второй момент — это мое наблюдение. Рассмотрим российского и европейского студента. Если говорить об одном курсе, то европейский студент старше. Но даже если мы возьмем студентов одного возраста, бросается в глаза одна очень важная деталь: наши студенты, как правило, не обладают теми учебными навыками, которыми прекрасно обладают их европейские сверстники.
Для меня самый актуальный пример, который я все время привожу, — написание реферата. Сколько мы бьемся с нашими студентами, чтобы они поняли, что такое реферат и как его писать. Любой немецкий студент 1 или 2 курса, если его попросить написать реферат по конкретной статье, не будет нуждаться в объяснениях, чего я от него хочу; он просто возьмет и напишет.
Не буду говорить о специальных вопросах, например, о языковой или компьютерной подготовке. Во всех этих областях, связанных с определенными учебными навыками, европейские студенты, как правило, более серьезно подготовлены, чем наши студенты. В нашей школьной и студенческой жизни присутствует некий инфантилизм, и надо нам всем разобраться, откуда он берется.
А в жизни православных детей и православных семей этот инфантилизм каким-то образом трансформирован в нечто иногда совершенно странное. Здесь есть ожидание, что все вокруг нам должны, и у детей есть ожидание, что, мол, за нас всё сделают. А результат очень печальный, потому что когда такой ребенок приходит в вуз, он фактически ничего не умеет. У него часто очень узкий жизненный кругозор; при этом важно, что в том, что касается теоретических знаний, общей эрудиции, осведомленности и понимания, наши выпускники ни в чем не уступают иностранным и даже скорее их превосходят.
То есть при всех попытках угробить нашу школу это пока еще не на все 100% удалось, и уровень образования, который дети в наших школах получают, достаточно высок. Но инфантилизм — детский, школьный, студенческий — это одна из проблем, с которой нужно разбираться. И как делать молодых людей самостоятельными — это отдельный вопрос.
— Насколько современный молодой человек, современная девушка готовы брать на себя ответственность и делать свой выбор? В обществе существуют определённые опасения, что если мы начнем проводить активную молодежную политику, то это выльется в подобие коммунистической пропаганды. Есть ли уверенность в том, что политические или религиозные партии не начнут использовать молодёжь в своих целях, при этом не расширяя кругозор молодого человека, а наоборот, сужая его?
— Я хочу сослаться на результаты последних опросов, проведенных в молодежной среде. Из них вытекает, что большое количество молодых людей не связывают своего будущего с Россией — для нас это ужас, это катастрофа. Это значит — фактически мы констатируем, — что у наших молодых людей в России нет будущего. И ведь и в столице, и в провинциальных городах это очень заметно: вся жизнь пропитана коррупцией, рабочие места отсутствуют, при этом активно пропагандируется разврат, в соседней подворотне при желании можно приобрести наркотики… Такого быть не должно. Вопрос в том, что здесь делать.
Поддержать молодого человека
Мы начали с любви к России, мы сейчас говорим о молодежной политике, о будущем. Я лично уверен, что эта задача — задача поддержки молодого человека. Ведь молодой человек социально не защищен в любом обществе. Если он только не представитель семьи Рокфеллеров, то, скорее всего, у него в жизни возникнут проблемы — и финансовые, и с жильем, и с питанием, и т. д. — это везде так. Но в одном случае государство берет на себя ответственность за этого молодого человека и помогает ему, а в другом — его бросают на произвол судьбы.
Здесь есть разные составляющие — и чисто политическая, и чисто социальная, и религиозная, и нравственная. Потому что эта проблема — воспитания молодого человека — не может быть решена без диалога, без помощи Церкви. Именно в России.
Я думаю, что она не может быть решена нигде, и именно поэтому в самых разных странах — США, Германии, Италии — присутствуют формы сотрудничества государства и религиозных и церковных организаций в деле воспитания. Поэтому задача здесь заключается в том, чтобы и у нас, на русской почве разработать такие формы сотрудничества. Это наша общая задача. И самое главное — дать будущее миллионам молодых людей, которые как правило являются студентами.
Как Церкви эту задачу решать? Есть ли в церковной проекции составляющая молодежной политики? Я совершенно уверен, что она есть. Конечно, здесь не должно быть попыток тут же решать эту проблему чисто формально, то есть только устраивать какие-то шествия или что-то еще в этом духе.
Я вам еще один пример приведу: в течение уже 30 лет в Италии в городе Римини каждый год в августе проводится крупнейший молодежный католический фестиваль. Это нечто совершенно грандиозное: за 6 дней порядка 200 различных мероприятий, которые включают в себя политические и экономические форумы, круглые столы, спектакли, концерты, спортивные мероприятия, многочисленные выставки — все, что хотите.
В течение работы фестиваля эти мероприятия посещают 700–800 тысяч человек. Когда впервые там оказываешься, такое впечатление, что ты просто оказался на другой планете. Это нечто небывалое. На этом форуме работает несколько тысяч волонтеров, молодых людей, студентов, которые живут и питаются за свой счет и считают свое участие весьма для себя почетным.
С моей точки зрения, это великолепная форма организации молодежной работы, но она должна быть неким итогом. Фестиваль в Римини — это итог того, что происходит в течение года. Должен быть разработан комплекс мероприятий, начиная c самых простых — со школьных мероприятий, где вместе работают учителя, родители, священники, с работы в приходе, в университете — и заканчивая такими глобальными, грандиозными мероприятиями, как молодежные съезды.
Если мы сможем нечто подобное себе позволить, то каким-то образом этот процесс сдвинется. В целом нам надо понимать, что такое «молодой человек». Это человек, у которого душа первоначально ориентирована на некие прекрасные и грандиозные свершения. Молодой человек ищет в жизни чего-то интересного, ищет очень часто подвига.
Почему люди лезут в горы? Потому что там интересно и страшно! Вот это некий образ молодежной жизни. Им хочется, чтобы было интересно, страшно, весело. Задача государства и Церкви заключается в том, чтобы каким-то образом им помогать, но объяснять при этом, что есть нравственные нормы, что такое «хорошо» и что такое «плохо». И делать это можно в форме какого-то диалога.
— Нужно ли вообще молодежи создавать специальные организации?
— Дело в том, что некоторые молодежные организации создаются вообще без нашего разрешения, и среди них есть прекрасные организации. Например, общества витязей, скаутов, кадетов или просто летние лагеря школьников и студентов — это тоже организации. Люди просто хотят общаться.
Когда студенты живут в течение учебного года вместе и хотят продолжать эту жизнь летом, это хорошо. И прекрасно, что есть такие организации, и мы должны участвовать в их создании. А делать аналог бывшего комсомола? Я уверен, что это не принесет каких-то плодов.
Мы не случайно часто повторяем, что современный мир совсем не похож на то, что было раньше. Мы по-разному этот мир называем: секулярный, постсекулярный, постмодернистский и как-то еще, но как бы мы его не называли, мы хотим подчеркнуть тот аспект, что он очень сильно изменился.
Современный молодой человек тоже изменился, и любая попытка формализовать что-либо вызывает у него отторжение. Потому что для него это грубое вторжение в его духовный мир. Поэтому если мы перед собой ставим такую задачу — каким-то образом взаимодействовать с внутренним духовным миром молодого человека,-то это может быть только взаимодействие, а не грубое вторжение или грубый нажим.
Вспомнить Рембрандта
— Молодежь — это люди, которые считают себя взрослыми. Но с точки зрения взрослых, они таковыми не вполне являются. Нельзя давить авторитетом, но с другой стороны надо как-то дать понять молодежи, что нужно еще расти, надо еще чего-то добиваться.
— Все очень просто. С одной стороны, в отношениях с молодежью, как и в любых человеческих отношениях, должна присутствовать любовь. Молодые люди должны быть твердо уверены в том, что какими бы они ни были и в каком бы состоянии мы их ни застали бы, мы их будем безусловно любить.
Вот еще одна показательная история — фильм «Остров». Настолько нас этот фильм удивил и потряс, что мы решили в нашем университете устроить его обсуждение. Очень много народу собралось, обсуждение было крайне интересным. А я в тот момент несколько критически был настроен по отношению к этому фильму, о чём и высказался.
В аудитории были молодые люди, которые ходят в один московский монастырь, в котором у меня есть очень близкий друг, уже пожилой человек. Они туда пришли и рассказали ему: а вот отец Георгий этот фильм отругал.
И вот мой друг мне звонит в 12 часов ночи — а он меня по-прежнему называет Юра, несмотря ни на что, — и говорит: «Юра, как тебе не стыдно, неужели ты не понимаешь, в чем главное значение этого фильма?». Я говорю: «Не понимаю, объясни мне». Он отвечает: «Вот смотри, человек, который в жизни совершил тяжкий грех. Грех, который по нашим земным представлениям прощения не может иметь — это предательство страшное (помните содержание фильма?).
И этот человек весь остаток жизни проводит на куче угля и молится Богу о том, чтобы Бог его простил. Причем простил как бы в двух смыслах. Простил сущностно, и чтобы его простил тот человек, которого он предал. И в чем финал фильма заключается? Что обе молитвы были услышаны. Его и Бог прощает, потому что главный герой фильма, которого играет Петр Мамонов, становится праведником. И ему Господь посылает человека, которого он предал, и этот человек тоже его прощает. Главный смысл фильма заключается в том, что великий грешник, который проводит время на куче угля, — молится Богу, и Он слышит его молитву».
И дальше мой друг говорит: «Ты пойми, что для молодого человека этот фильм колоссальное значение имеет, потому что он показывает, что Бог всегда услышит молитву, если человек от всего сердца к Богу обратится с этой молитвой». И тут у меня открылись глаза, и я совершенно по-другому на это посмотрел.
Вот это, наверное, самое главное, что в каком бы состоянии молодой человек ни находился, он должен быть уверен в том, что мы его примем, не отторгнем. Бог его примет.
Но, с другой стороны, когда мы с 4-летним мальчиком переходим Ленинградское шоссе, мы ведь держим крепко его за руку и не отпускаем. Можно исходить из принципов свободного воспитания. Давайте дадим ребенку свободу сразу от рождения. Вот он хочет бегать по Ленинградскому шоссе — пускай бегает. Наберется опыта личного, и он ему пригодиться очень.
Только он может не дожить до того момента, когда ему этот опыт пригодится. Здесь мы все должны выполнять функцию человека, который крепко держит за руку. Крепко не с точки зрения насилия какого то, а с точки зрения любовной помощи. Мы должны обязательно предупредить молодого человека: стоп, если сделаешь еще один шаг, то погибнешь, можешь совершить то, о чем будешь жалеть всю оставшуюся жизнь, — и мы обязаны тебе об этом сказать. И в этом и заключается процесс воспитания — и в семье, и в школе.
Мы должны, с одной стороны, показать, что везде любовь, а с другой — поставить молодого человека в определенные рамки, чтобы он знал, что такое «хорошо» и «плохо». Что вот эти шаги приведут его к жизненной катастрофе, а можно жить совсем по-другому.
Можно пытаться заводить «семью» в 16 лет, еще учась в школе. И к сожалению, мы знаем, что сегодня некоторые молодые люди так делают. Но только нужно объяснить молодому человеку, который хочет так жить, что через несколько месяцев или лет все окончится катастрофой, депрессией, внутренним опустошением и страшным унынием, потому что у тебя ничего не останется. И то, что ты называл любовью, то, что ты называл близкими отношениями, — это некоторая пустота. То есть это сочетание любви и определенных нравственных рамок — это и есть воспитание, с моей точки зрения. И оно должно присутствовать на любом уровне: на уровне семьи, школы, государства. И конечно, Церковь здесь играет важную роль.
— Но ведь ребенок может принимать или не принимать нашу любовь. Здесь уже, наверно, речь идет о том, что нужно подготовить ребенка к тому, что нужно понимать, что такое любовь?
— Конечно, они могут и не принимать нашу любовь. Хотя я думаю, что если любовь настоящая, то они ее всегда принимают. Просто в нашей жизни есть две очень опасные ловушки, которые являются искажением, имитацией или отрицанием любви. Первая ловушка — равнодушие, а вторая — фарисейство.
Равнодушие — это когда нам просто нет дела до наших детей. Мы работаем до вечера, приходим домой и считаем, что имеем полное право расслабляться, отдыхать. А дети так не считают, они нам не дают такого права, потому что до определенного возраста они хотят быть с нами. И для них папа и мама представляют большую ценность в жизни. Они ждут наших оценок, нашего участия, хотят вместе почитать книгу, вместе посмотреть фильм, вместе поиграть в футбол, вместе что-то обсудить.
Но если мы отвечаем на все это равнодушием, то наступает такой момент, когда они ответы на все вопросы находят уже не в семье. Здесь возникает очень тяжелая проблема субкультуры. Часто проблема просто катастрофическая, когда мы по ночам своих детей ходим искать под мостами, или у бомжей, или где-то еще. Бывает, что они просто убегают из дома.
А фарисейство — это то, о чем мы уже отчасти говорили, — когда присутствует неподлинность. Когда мы говорим, что любим, а на самом деле пытаемся детей использовать как объект манипулирования с какой-то целью, которая нам ясна, но детям не близка. И это тоже вызывает отторжение.
Вот здесь прекрасный образ — последнее полотно Рембрандта «Возвращение блудного сына», которое находится у нас в Эрмитаже. Я вообще думаю, что родителям нужно чаще на эту картину смотреть. Просто взять ее репродукцию, повесить рядом со своей койкой или рабочим столом и смотреть на эти замечательные руки отца, которые обнимают сына. Посмотрите, в каком виде возвратился этот сын домой. Обувь вся сбита, одежда порвана. Понятно, что он где-то там проводил время, и в притче евангельской говорится, что он проводил это время в грехе.
А отец его, в отличие от старшего брата, просто обнимает и даже не спрашивает: «А где и как ты проводил это время, на что тратил деньги?». Этого ничего на картине нет. Это даже не сочувствие, это божественная любовь. Почаще родителям нужно напоминать о том, что это наши дети, что мы за них несем ответственность. И об этом свидетельствует святитель Иоанн Златоуст, который говорит, что первое, за что родители дают ответ на Страшном суде — это за своих детей.