Протоиерей Сергий Суздальцев: Будьте верными Богу
– Сегодня мы беседуем с протоиереем Сергием Суздальцевым, настоятелем Храма Живоначальной Троицы на Воробьевых Горах. Добрый день, отец Сергий.
– Добрый день, здравствуйте.
– Отец Сергий, в этом году вам исполняется восемьдесят лет. Через всю свою жизнь вы пронесли верность Русской Православной Церкви, это было сложно в те годы, когда вы родились, и ваша жизнь прошла в советское время – богоборческое. Что позволило вам сохранить верность церкви?
– У меня хорошие родители были, многосемейные. Отец и мать вели святой образ жизни. Старшие братья были врачи, и на войне были. Никакого принуждения мне ходить в церковь со стороны родителей никогда не было. У меня было какое-то внутреннее духовное тяготение – быть в церкви. Это случилось в 1945 году, когда наступило немного потепление по отношению к церкви. Духовенство из тюрем стали отпускать и открывать храмы. По соседству поселился священник с мальчиком, с сыном своим. Священник этот просидел бы два срока – пятнадцать лет. Отец Василий Кульченков. Он меня ввел в Алтарь, это 1945 год, март месяц. И с этого месяца по сей день для меня Церковь – это святая святых. Я никогда не утомлялся в церкви ни при каких обстоятельствах. В школе я учился, – ну, сельская местность, средней школы не было, семилетка. В большие праздники я в школу не ходил на занятия: приходил в церковь и помогал священнику в алтаре. Меня прозвали «попенком». В школе учителя пытались запрещать мне ходить, говорили: «А что ты туда ходишь, чего тебе там делать?» Пытались дважды крестик снять. Одной учительнице я руку укусил, после этого они перестали.
Прошли годы. Приехал священник отец Иаков, который преподавал русский язык и литературу в средней школе, очень образованный, и задает мне вопрос: «Куда планируешь после семилетки?» Я говорю: «Мои два старших брата окончили в Балашове медучилище и Воронежский мединститут – врачами. Я планирую». Он мне сказал: «Никуда не поедешь, поедешь в Духовную семинарию». И так он от души это сказал, любвеобильно. Я пришел, отцу доложил: папа, вот так и так, отец Иаков сказал, никуда не поедешь, а в семинарию. «Ну раз батюшка благословил, исполняй». Но нигде никогда не было принудительного действия на меня.
– Это удивительно, потому что со стороны семьи не было принуждения. Со стороны властей, со стороны богоборческой пропаганды? Как вы сохранили эту верность, эту силу духа внутреннюю? Какое явление, какое событие вам позволило укрепиться в вере?
– Ну, во-первых, один момент интереснейший в жизни моей, святой жизни. Я тяжело заболел в семь лет, восьмой пошел. Приступ сердца, думали, что я и не выживу. Ну и как обычно, на ночь я молился. Лег на левый бок на диван и заснул. И часа в три проснулся. И вдруг идет ко мне Святитель Николай в облачении, золотого вида, и несет большой крест – метр на метр. Но живой Святитель Николай, не просто как-то, а именно живой идет. Я так привстал, без малейшего страха, и он мне вот так передает этот крест, и я его беру. Обнимаю, поцеловал и прилег – с крестом. Он повернулся через правую руку и пошел в тот уголок, где иконы были, и там исчез. Я задумался над этим сном. Встал, там хлебушка немного было, есть захотел. Отрезал кусочек хлебушка, чесноком натер, помню, откусил. Кусочек съел, водичкой запил и прилег. Но потом, все-таки перед этим случай был. Вызвали врача, Филиппа Сазоновича, – фельдшера. Вот, мол, болеет. Он послушал и сказал: «У него порок сердца, он долго не проживет у вас. Он умрет».
Я не придал никакого значения. И вот вижу, явление Святителя Николая мне в живом виде, знаете, какой-то внутренний сильный крепкий дух в моем сознании появился. И этот внутренний духовный подъем не угасает по сей день. Меня ничто не смущало в школе, что меня там называли «попенком», крест хотели снять, и так далее. Поэтому этот священник написал характеристику, ходатайство в Духовную семинарию. И я через полторы недели получил вызов.
– Скажите, этой историей вы делились со своими друзьями из школы?
– С некоторыми делился.
– Какое было отношение?
– Нормальное. Ну, – говорят, – тебе повезло. Да, приехал в Семинарию, познакомились с ребятами. Многие ребята с неоконченным институтом, со средней школой. Уровень высокий образования, – и я немного себя чувствовал стесненно – с семилеткой. А потом так вспомнил наставления отца Иакова и родителей своих: не унывать ни при каких обстоятельствах. Сдал я вступительные экзамены, по списку смотрел – двадцатым человеком, но не последним.
– Там был конкурс, насколько я знаю.
– Конкурс был.
– То есть, в те годы был конкурс в Духовную семинарию?
– Да, заявлений подано было триста пятьдесят, а принимать Совет по делам религии Совета министров разрешал только до сорока пяти. И я двадцатым по списку сдал экзамены и продолжал учиться. Чувствую слабую подготовку семилетнего образования. А положение в Семинарии таково было: в первое полугодие надо написать три сочинения и сдать. Во втором полугодии то же самое – три сочинения и сдать. Профессорско–преподавательский состав читали эти сочинения и давали внутреннюю оценку успеваемости, грамотности воспитанника. Я написал первое сочинение на три с минусом, сложное сочинение было.
– А какие темы вообще были?
– Темы разные, на Библейскую тему и на литературную тему – о Гоголе, помню, о его мировоззрении, о Достоевском. И ко мне подходит Миловидов Николай Иванович, это бывший профессорский стипендиат 1913 года Московской Духовной академии, Николай. У меня вся история с Николаем. «Ты чего, Сережа, плачешь?» Я говорю: «Вот получил три с минусом, меня, наверное, отчислят за малую успеваемость». Погладил меня по головке, говорит: «Ты усердный юноша. Вот что я тебе скажу, ты выполняй». Дает мне Чехова: «Читай Чехова каждый день. И заведи тетрадь, и по три–четыре листа переписывай. Выработаешь почерк грамотный. И обращай внимание на запятые, на двоеточия: на стилистику и орфографию». Я думаю: ладно. Я принял это наставление и точно выполнял. И сказал: «Священное Писание читай каждый день», я каждый день читал. И уже к концу года я написал три сочинения на четверки. И так пошло, пошло.
И еще один такой знаменательный для меня момент был. Отец мой очень был бедный, – одиннадцать человек. Он меня отправил в простом пиджачке, брюках, самых бедных. И вот наступает октябрь месяц, и холодно. А я так в саду в Семинарии ежился от холода. А из окна напротив инспектор сидел и видел меня. И послал помощника: позови его сюда. Он подходит ко мне: «Суздальцев, к инспектору!» Докусов Николай Петрович. А заместитель его, помощник – Бойцов Николай Васильевич. Я прихожу: «Ты чего так дрожишь, чего так бедно одет?» Я, конечно, со слезами на глазах рассказал историю, какая семья. На войне пять братьев было, отец бедный, в долгу, еще занимал во время войны, чтобы прокормить пятерых–шестерых… Он говорит помощнику, этому Николаю Васильевичу Бойцову: «Дай ему денег, чтобы он завтра поехал, купил: оделся и обулся по–человечески». На второй день я прихожу, он мне дает большую сумму, я поехал в Москву. Купил всего: и туфли, и галстук, и белые рубашки, пиджак, теплую одежду, шапку. На человека стал похож. Это все первый класс. И первый класс еще знаете, как увенчался, – таким радостным приятным событием. Был такой Константин Владимирович Нечаев, впоследствии митрополит Питирим. Он был старшим иподиаконом у Патриарха Алексия Первого. Патриарх Алексий Первый – это святой человек. И он меня вводит в состав иподиаконов 18 декабря 1951 года. Ну, конечно, я так обалдел от радости: состав какой, там все парни… И все пошло, пошло. Заканчиваю второй класс, и опять под Николу, 18–го прихожу на службу, и как-то захромал. А у меня получилось сильное обострение, колено. Патриарх сидел в кресле. Заметил меня: «Сережа, подойди сюда, пожалуйста. Ты чего хромаешь?» «Ваше Святейшество, обострение у меня коленного сустава, болят, сильно хромаю». Он подзывает: «Данила Андреевич, иди–ка сюда. Дай ему завтра денег, чтобы он поехал на мацестинские ванны, подлечился и больше никогда не хромал».
Прихожу, он мне дает конверт, там было 12 тысяч, больше. Мне хватило на билеты, на гостиницу и на мацестинские ванны. Я сразу поехал в Сочи, в Адлер, все… Значит, это декабрь месяц. А уже проходит некоторое время, и я прихожу в воскресный день. Патриарх служит. И я на коленях ползу к нему. Ползу на коленях. Он благословляет меня, я целую ему руки. Встаю, говорю: «Ваше Святейшество, – со слезами на глазах, – святейшее спасибо, я теперь не хромаю». Он благословляет меня, так по головке погладил: «Молись и учись хорошо!» Вот это событие настолько меня вдохновило и укрепило. Я получил, знаете, какой-то духовный сильный импульс от Святого Патриарха Алексия Первого. И вот с этим высоким духовным импульсом я по сей день. Ничто меня не соблазняет, ничто меня не соблазняло. И какие пути дальше? До четвертого класса я дошел, все благополучно. Вышел на дополнительную стипендию, все благодаря Николаю Ивановичу Миловидову, профессору.
Вдруг вызывают меня в военкомат Загорский: «Вы призываетесь в армию». Комиссию прошел, все отлично. Опять к Патриарху Алексию иду. Говорю: «Ваше Святейшество, вызывают на воинскую службу!» «Сережа, а ты почему мне не сказал раньше? Я бы позвонил в Генштаб, и тебя как моего помощника оставили бы. Ты мой помощник». Я говорю: «Ваше Святейшество, юноши все должны пройти армию. У меня пять братьев на войне было». «Ну, хорошо». Благословляет, дает маленькую иконку Казанской Божией Матери и крестик: «Храни то, в чем ты был наставлен. Езжай с Богом». Два года я отслужил в армии.
– Где вы отслужили?
– Новый Афон, Абхазия. Ну, объехал я всю Грузию, Кутаиси, Хашури, Тбилиси, Гагры, Новый Афон, Гудауту – всю это объехал. Как в армии встретили? Во-первых, я не получил ни одного замечания – ни от кого. Ну, ребята так шушукались, мол, какой-то попенок тут появился среди нас.
– То есть, знали, что вы семинарист?
– Из Духовной семинарии. А я так – что только студент, не попенок. Ну и вот, прошло примерно полгода. Вдруг меня вызывают к подполковнику, к командиру батальона. «Так, садись, Суздальцев». Сел. «Ну, как дела?» Я говорю: «Меня все устраивает, хорошо». Я ничего не боюсь. Ну и как-то подполковник Угримов, такой хороший человек, так ходит по кабинету и задает вопрос: «А сколько тебе было – ты пошел в Духовную семинарию?» – вроде того: чего ты соображал-то? Я так посмотрел на него: «Товарищ подполковник, если в медучилище, в техникум идут в семнадцать лет, в институт – они соображают. Я что – умалишенный был?» Он как-то оторопел, он не ожидал ответа. Ну, вкратце спросил и сел за стол. Разговор дальше не пошел. «Ну ладно. Идите на службу», – куда что положено, все разошлись. И за мной идет полковник особого отдела: не «КГБ–шник» называли, а «Особого отдела». Ну, идет позади: «Ну, – говорит, – Суздальцев, у нас религиозная пропаганда запрещена». А я так поворачиваюсь, говорю: «Товарищ полковник, то, что я из Духовной семинарии – уже агитация». И он отстал сразу от меня. И на этом разговор закончился.
Проходит год, для меня это очень интересно тоже было. Стрельбище на берегу Черного моря, приехал полковник Холопов из Сухуми. И как мне Бог давал все? Один, другой, третий… «Суздальцев, выходи из строя. Давай, стреляй». Я зарядил, десятка, девятка, десятка, девятка… Они обалдели все. «Так, все хорошо. Ну, встань в строй». Закончилось стрельбище, и полковник Холопов – полковник дивизии в Сухуми: «Товарищ Суздальцев, выйти из строя!» Ну, думаю, чем-то провинился. «За отличную боевую и политическую подготовку и отличное проведение стрельбища объявляю вам благодарность и двухнедельный отпуск! Это тебе в качестве награды». Майор Амерджанян по политчасти подскочил к нему, я слышал, и шепчет: «Товарищ подполковник, он из Духовной семинарии, вроде какой-то попенок, а вы ему такую популярность создаете». Полковник посмотрел: «Товарищ майор, встаньте в строй! Он сейчас не попенок и не поп. Он служит в Советской Армии!» Пресек его.
После этого стрельбища проходит некоторый месяц, секретарь комсомольской организации Николай Соколов, он был заведующий ОГСМ, машины же, десятка три было, – проворовался на бензине. Его чуть не посадили. Сняли его и отправили в Ростов-на-Дону. Каковы последствия, не знаю. Опять подполковник меня вызывает: «Товарищ Суздальцев, принимайте дело». В должности лейтенанта. Я говорю: «На меня и так косо смотрели, а теперь идти и быть начальником…» – я так немножко упирался. «Все, закончим. Все хорошо. Иди принимай дела, я тебе сказал».
Ну ладно, идти так идти. И вот я принимаю эти дела, все эти в моем ведении: машины, автомобили, ГСМ. Я на права сдал. И вот один майор медицинской службы Агроба был, он из Гудауты, хорошо мужик, мы с ним подружились потом, даже немножко водки выпивали иногда. Хорошо так пошло все. И вдруг наша дивизия попадает под сокращение – 1 миллион 200 тысяч. В июле месяце служба моя заканчивается, я даже не дослужил там месяц или полтора. Мне выдают похвальную грамоту, похвалу, все такое… Со всеми почестями меня демобилизуют. Я получил военный билет. Приехал в Духовную семинарию, показал ректору мои похвалы воинской службы. Он от радости обалдел. И ректор собрал всех студентов и показывает: «Вот прочитайте, как Суздальцев служил в армии: без единого замечания. Вот какую похвалу получил». Все прочитали. И я продолжал опять учиться в семинарии, закончил без троек, четыре и пять. И рвение было у меня идти в Академию.
– Отец Сергий, хотел уточнить: навыки по хозяйственной части вы получили уже в таком раннем возрасте, они вам потом впоследствии, я так подозреваю, очень пригодились в служении церковном. Но если сделать еще шаг назад на ваше обучение, меня очень заинтересовала такая фраза: что вам рекомендовали не только Чехова читать, но и ходить в Большой театр? С чем это было связано?
– Да. Это все мне сказал Миловидов Николай Иванович. Он так сказал: «Сережа, – он просто меня называл, – священник должен быть высокообразованным культурным и сведущим не только в том, что мы вам преподаем, – но и быть грамотным, музыкальным человеком. Поэтому я вам советую для общего образовательного действия пойти в Большой театр, в оперетту, послушать музыку, артистов послушать. В музей сходите». А я как раз уже, так сказать, в армии был в художественной самодеятельности. И мне это помогло. Я обошел много музеев, почти все оперы слушал. Впоследствии, конечно, скажу, что семью Лисициан крестил. Рузанна, Карина, Рубен… И по сей день с Рузанной связь держу, она моя крестница.
Поэтому я очень любил музыку. Я занимался на скрипке, занимался на виолончели. И я никогда днем отдыха не имел. Была Мария Николаевна, преподавательница оперного пения, и она занималась у нас по постановке голоса, дыхания. Я после уроков обедал и шел на полтора–два часа. Толком-то не понимал музыки, орал во все горло. Она как-то послушала и говорит: «Ну, то, что громко ты ревешь – это неплохо. Голосовые связки развиваются». И она меня направила. Сидела за фортепиано, а я около нее, и под звуки фортепиано, сольфеджио, «до–ре–ми–фа–соль–ля–си–до», и так далее. Она мне очень многое дала. У меня хороший голос, баритон получился, музыкальная грамотность, слух имею. И пошло так прогрессировать. Потом что дальше? Четвертый класс заканчиваю. Я был знаком с красивой девушкой, и она меня ждала. И потом все-таки в 1957-ом… В 1956 году я кончил Семинарию. Были знакомы с ней, она очень красивая, милая. Ее отец воспитывал до четырнадцати лет в Троице–Сергиевой Лавре. А с ним учился композитор один, Сережка Прокофьев. И я думаю: надо жениться, рукополагаться и служить.
– Отец Сергий, мы в одну программу не смогли уместить весь ваш жизненный богатый опыт. Мы остановились на завершении вами Духовной семинарии, как это происходило. И вы начали рассказывать о знакомстве с вашей будущей женой?
– Очень красивая и милая Людмила. Она мне даровала большое счастье – родила мне четверых детей. 27 января 1957 года мы зарегистрировались, а уже 19 декабря 1957 года Патриарх Алексий Первый рукополагал меня во диакона.
– То есть, с 1957 года вы служите Церкви?
– Да, пятьдесят пять лет моего священнического служения. Служба вся шла нормально. Первый курс, второй курс, – и я продолжал иподиаконство у Патриарха Алексия. Потом уже диаконом меня определили, я шесть месяцев служил в Николо–Хамовническом храме для практики, протоиерей Павел Лепехин. И год семь месяцев – на Николо–Кузнецкой улице, Свято-Николаевский храм, Шпиллер – это родной брат Натальи Дмитриевны Шпиллер, солистки оперного театра. А потом мой друг служил в Новодевичьем протодиаконом, с которым мы семинарию заканчивали, – его направили в Иерусалим в нашу миссию духовную, а меня направил Патриарх Алексий в Новодевичий. Вот там с 1959 года по 1982 год, март месяц, я прослужил двадцать три года.
– Удивительно. В те годы, я хотел уточнить, – вы сталкивались с каким-то, может быть, некорректным отношением со стороны вашего окружения?
– Идя на службу Богу и людям в сане диакона, в сане священника, меня ничто не колебало. В 1986 году митрополит уже Алексий, будущий патриарх, делает предложение в Совете Министров: говорит, надо светским высшим властям и церковным объединиться и служить народу своему. «Вы с народом работаете, а мы – со слонами работаем? Тоже с народом». Будет общее дело. Это не понравилось в светских кругах, – и его отправляют в Санкт-Петербург. И он там митрополитом до 1990 года. Но идею эту – сближения высших властей светских и церковных, – не оставляет, а увеличивает. Уже в должности Патриарха он сделал одно из больших дел: убедил Ельцина, чтобы священнослужителей и церковных работников перевели с 19–ой статьи на 13–ую, – и Ельцин это сделал. То есть, налогообложение со всем населением, 13–ая статья. Это первое достижение Патриарха Алексия. Но второе, громаднейшее, тут и Владимир Владимирович Путин, которого я встречал трижды здесь, – он помог суметь победить девяностолетний раскол Русской Православной Церкви с Матерью-Церковью. И живя в Америке два с половиной года, 1985–1986, в 1987 году я прибыл уже, – в Джорданвилле – это 80 миль от Нью-Йорка. Я туда ездил, и там был на месте архимандрит Лавр, а потом епископ Лавр. Впоследствии он митрополит Лавр. И когда я приезжал в Джорданвилл, ему докладывали: «Отец Сергий приехал!» – «Откройте ему все двери храма!» А я им привозил минеи, месячные службы, календари, журналы. Безвозмездно было, свалю все… «Откройте все двери храма!» – и мне открывали. И тут когда мы встретились он обнял меня, расцеловал: «Я помню, – говорит, – как вы приезжали».
Важная встреча была, я вам скажу, это очень такая… Владимир Путин сыграл громаднейшую роль в этом объединении. Он все-таки в 2003 году пошел в Синод на прием к Лавру. Он говорит: «Вы российский человек? Я президент России. Приезжайте на родину, я вас приглашаю как президент России». И митрополит Лавр принимает это приглашение и приезжает. С этого момента начались такие серьезные переговоры об объединении каноническом, сближении зарубежной Православной церкви и Матерью-Церковью. И вел большие работы митрополит Кирилл, теперешний Патриарх, он ездил туда несколько раз, и я его в 1986 году сопровождал по Америке. Кирилл, он образованнейший человек, гениальный. И он ездил на переговоры частенько с Зарубежной Церковью. То есть, фундамент строился. И когда Владимир Путин пригласил митрополита Лавра, ему встречу сделали такую богатую. И в Бутово повезли, там храм закладывали, и там служба. Он обалдел от этой радости. И уже совершил подписание в Кремле акта о каноническом общении. Это большая была победа Патриарха Алексия вместе с Путиным. Я ее разделяю. Победа 90–летнего раскола Русской Православной Церкви. И теперь, знаете, какая ценность в Западной Европе: 400 приходов Русской Православной Церкви под юрисдикцией Патриарха Московского и всея Руси.
– Отец Сергий, не могу не спросить вопрос, который очень волнует светских наших сограждан. Вот вы говорите: Патриарх Алексий вместе с Путиным одно, второе, третье сделали. А Церковь обвиняют в такой близости к государству. И чуть ли не объединении. Вот вы, исходя из опыта советской власти, отношения с советским государством, как смотрите сейчас на взаимодействие Русской Православной Церкви и наших властей? Насколько они, на ваш взгляд, тесные, или они соответствуют реалиям времени?
– Это великая миссия. И правильно Патриарх Алексий говорил: вы с народом работаете, а мы – с кем? Объединиться надо для достижения общих целей нашего общего народа. И Путин – умный мужик, он это прекрасно понял. Он верующий. И он увидел церковную деятельность, программа настолько благотворительная и полезная светским властям, что он затылок чешет от радости. Я сейчас скажу историю. Я посетил шестнадцать стран. Я руководил завершением завода в Софрино шесть лет. И в 1980 году, когда 15 сентября освятили завод, наши ювелиры восстановили те красивые изделия, которые до революции кустари делали. И меня вызывают в Совет министров СССР, в совет по делам религии, потом к Патриарху: «Надо показать народу, миру, что в Советском Союзе Конституцию соблюдают, свободу совести». Думаю: ну влепили мне. Ну, что дальше делать? Сергей Родионович, – это в Совете министров был Язов такой, вице-премьер: «Надо отобрать красивейшие изделия, одежду всю, митры, – вы поедете на международную выставку в Дюссельдорф». В 1982 году, август, сентябрь и октябрь. И я участвую. Приезжаю оттуда, пишу отчет: такой-то успех.
Через несколько месяцев меня в Канаду. Я собираю три контейнера, в Монреаль. Там посетило выставку 130 тысяч, экспозицию протоиерея Сергия. Из Канады приехал, меня в 1984 году во Францию, в Страсбург. Там 135 тысяч тоже посетили. Там и консул, и посол был. В Канаде то же самое, встречи были на высшем уровне. Приезжаю, отчет пишу: столько тысяч. Они обалдели. А тема такая: нужно показать на международной выставке – реально, не какой-то чудак, а именно посылали протоиерея видного, вроде меня грешного. И они от этого успеха, который я сделал за эти годы, они вообще ошалели. То есть, почувствовали, какую пользу может церковный деятель показать. Какая польза, и какое количество.
Потом в Америку меня отправляют, настоятелем представительства Свято–Николаевского собора. Сказали епископу: не вмешивайте в дела настоятеля, а настоятелю – не вмешиваться в дела епископа. Джон Коннор – кардинал Нью-Йорк, со мной дружил, вот как. Приезжаю оттуда, в апреле закончил я свою миссию. Сделал я ремонт небольшой. Потом некоторые обстоятельства сложные сложились, я так оставил и уехал. Приезжаю, это в 1987 году.
На Тысячелетие Крещения Руси меня в Австралию – на конец света! Боже мой, 72 тысяч русских проживают в Австралии. Брисбен, Сидней, Аделаида. В Мельбурн приглашали, но далеко, я не поехал. Я там провел очень большую такую работу. И большинство там наших русских – из северных районов. Они бежали в Китай, в Японию. А потом из Японии бежали часть в Сингапур, в Австралию и в Новую Зеландию. Но много в Австралии осели. Они меня крали каждый день на заграничные виллы. На кладбища, по покойникам панихиды… И служил там каждое воскресенье в Покровском храме, который построил Голованов Евгений, он принадлежал к зарубежной церкви, – но теперь все едино. Поэтому народ пошел в церковь. Они меня агитировали: вот тебе вилла, вот тебе лимузин, вызывай… Когда они узнали, что мои все дети – врачи: «Вызывай и оставайся в Австралии». Я им сказал: «Друзья, братья и сестры. Я откуда приехал, туда и уеду, у меня там тоже хорошее место».
– Отец Сергий, хотелось бы поговорить о том уникальном месте, о котором вы говорил, что вам есть куда возвращаться. Мы сейчас находимся в этом храме. Давайте немножечко расскажем о его уникальной истории. Какие-то самые важные вехи из жизни этого замечательного Храма Живоначальной Троицы на Воробьевых Горах. Сколько лет вы уже настоятелем?
– Тридцать один год. Меня сюда назначил святейший Патриарх Пимен, с которым я был близок еще в Троице–Сергиевой Лавре, когда он был наместником. Он приезжал поздравлять Патриарха Алексия Первого, и как бы юноша – а этот откуда? «А это, говорит, наместник, из Печер», ну «Архимандрит, благословите…» – и он меня как-то запомнил. И потом у нас с ним связь была хорошая. С 1982 года. Но помимо этого храма я восстановил четыре храма. Два года – Святителя Мартина-Исповедника. Храм-часовня Архангела Михаила – два. Заново построен под моим руководством Великомученика Георгия Победоносца.
– На Поклонной горе.
– Да. На родине, село Губари, там есть в альбоме, и это фактически пятый храм. Я, будучи настоятелем здесь, а вот там восстанавливал. Чем достопримечателен Троицкий Храм? Намоленный храм. Архитектор этого храма – швед Александр Витберг, который проектировал Храм Христа Спасителя рядом, на берегу реки Москвы. Но из-за могучей тяжести громадины он мог уползти в реку Москву.
– Давайте поясним, что первый проект, строительство Храма Христа Спасителя был здесь, на Воробьевых Горах?
– Да. Но из-за тяжести отменили. И в 1827 году пригласили на беседу архитектора Витберга и сказали: этот проект не проходит. Тогда император пригласил Тона, и построили там, на берегу реки. Но положение было таково: когда строится храм большой, то рядом строится храмик маленький, в котором начинались службы с закладки камня и до окончания построения громадного храма. Поэтому он проектировал этот храмик рядом с Храмом Христа Спасителя. А строил, знаете кто? Немец, доктор Гааз.
– Удивительная личность, я читал его историю. Немножечко расскажите о его делах, о благотворительности.
– Доктор Гааз – уникальный врач. И он ухаживал за больными нашими брошенными людьми, особенно за детьми и за тюремщиками. Он даже изменил форму кандалов каких-то. Ему католики говорили: «Какой ты католик? Строишь православный храм, да еще и ходишь в него». «А мне нравится служба в православном храме». И таким образом, он достроил этот храм и много работал еще по медицинской части. Такова история. Чудом этот храм уцелел, и в 1812 году, по историческим данным, здесь был Кутузов с Багратионом, молились и проектировали, глядя на Москву, как правильнее поступить при отступлении для победы над Наполеоном. И он спроектировал. А 1 сентября он провел совет в часовне Архангела Михаила, там домик его я ремонтировал. И он… «Сдача Москвы – это еще не значит потери Родины, России». Александр Невский, Суворов и Кутузов. Он был верующий мужик, и с ним всегда была Смоленская икона Божией Матери, и он молился в этом храме. Поэтому по доброй традиции в 2000 году я встречал здесь Путина Владимира Владимировича. Ввел его сюда, краткое приветствие ему сказал, цветы вручил, сувенир ему вручил. И потом, когда события в Беслане были, он на панихиду приезжал, и события в «Домодедово» – я служил панихиду, он был. Он три раза был в этом храме и молился с нами. Вот я дальше украшаю этот храм. Оконные откосы не были расписаны – это все моя работа. И вот эти латунь и позолота, киота – это уже мною все сделано.
– В советское время насколько сложно было быть настоятелем этого храма? Ведь это же правительственная трасса.
– Есть пословица такая: мир не без добрых людей, а Бог не без милости. И вторая пословица такая: Homo proponit, sed Deus disponit – «Человек предполагает, а Бог располагает». Вот Хрущев когда озверел, и в Америке он снял сапог и стучал по кафедре: говорит, я вам покажу в 1980 году последнего попа. Ну, умный человек? Он полетел. Но за это оскорбление он знаете сколько штраф заплатил? Пятьдесят тысяч долларов. Вы этого не знали? Я вам сказал. Я был в этом зале. Я Америку объехал вдоль и поперек. Вот как было. Поэтому у многих коммунистов я на дому крестил детей в советское время. И военных причащал, и адмиралов. Поэтому вот этот период времени, когда я из Америки возвратился, – вы знаете, где я был? Я на Камчатке был. Освящал две атомные подводные лодки.
– Это в каком же году?
– В 1991 году. Меня пригласили в шахту глубиной 700 метров. Я спускался в одежде, все. Освятил шахту, поднялся. Ну и узнал. Но интуиция у священников очень богатая. Я взял с собой крестильный ящик, Евангелие, крест, думаю: «Кто-то попросит покрестить». Облачение специально, все. В одну шахту – это внизу. А потом, забыл, это остров, наверху шахта, 600 метров над уровнем моря – и там я спускался. Ну и посмотрел на образ жизни этих шахтеров. Конечно, это очень большой труд. Ну и когда они узнали, что из Москвы приехал священник: «Батюшка, покреститься надо, покреститься надо…» Ну надо – значит, надо. Где крестить? – там. В спортивном зале я крестил, восемьдесят три шахтера. И отдельно еще – двух начальников. В отдельной комнате.
– Отец Сергий, спасибо вам огромное за беседу, спасибо и за ваши труды.
– Что сказать зрителям?
– Исходя из этого богатого жизненного опыта, из тех переплетений, коллизий, через которые вы прошли, – что вы можете пожелать нашим зрителям? Как не утратить веру, как не утратить оптимизма, как не впасть в уныние? Скажите пожалуйста.
– Дорогие зрители! Я пожелаю вам самого главного: быть верными Богу. Мужьям – быть верным своим женам, а женам – верными своим мужьям. Со святым благоговением рожать детей и воспитывать их в религиозно-нравственном чувстве и великом патриотизме к нашему Отечеству. Но на первом месте должна быть вера в Бога. Этот тот внутренний духовный огонек, который нас возвышает до небес. Господь сказал: «Веруя в Меня, жив будет вовеки». Этот духовный огонек веры нас объединяет с Богом, он объединяет нас в семье с близкими, с родными, и дает нам силы и возможность быть верным патриотом своего Отечества. Всем желаю духовного и физического здоровья, и быть благоразумны в жизни.
Фото: hram-troicy.prihod.ru