Протоиерей Алексий Уминский: Нельзя рассуждать об искусстве исключительно с позиции богословия
Если пройти по Москве или любому другому городу, которые сохранили в себе архитектуру Ар Нуво или то, что мы называем модерн, а на Западе принято называть словом liberty, мы увидим огромное количество зданий с обильным элементом декора. В этом декоре будет много цветов, очень изогнутые линии.
В тот период, когда стиль Ар Нуво возобладал, католическая церковь отнеслась к нему очень настороженно, углядев в подобном декоре некоторую архитектурную эротику. У нас же модерн, напротив, стал одним из стилей церковного искусства. В этом стиле построена, например, Марфо-Мариинская обитель. И то, что отторгала католическая церковь, было совершенно спокойно воспринято в традиции русской.
Тем не менее, с этим стилем связано много не только декоративного, но и мифологического. Очень часто дома украшены изображениями голов животных. В основном это головы, например, ощетинившихся собак с открытой пастью. Бывают также изображения устрашающих масок, человеческих, но почти демонических. Этого очень много можно увидеть по Москве.
Смысл, который несёт в себе подобный декор, — тот же, что у химер на Соборе Парижской Божией Матери – уродливых изображений бесов, которые там являются водостоками и извергают всякую нечистоту. Почему никого не смущают подобные изображения на готическом или романском соборе, и они же смущают в другом месте?
Между тем, смысл подобных украшений – один: они подчёркивают, что злые духи находятся вне дома, вне пространства, которое очищено пребыванием в нём мира и любви. Больше ничего.
Вспомните, в конце концов, историю из жития Василия Блаженного, который бросал камни в дома благочестивых горожан, поскольку видел, что за ними стоят нечистые духи, и целовал стены блудилищ, поскольку видел за ними плачущих ангелов.
Весь вопрос здесь в том, в каком контексте живёт архитектура. И люди должны знать хотя бы какие-то элементарные вещи об искусстве.
Разговор о недопустимости «подравнять всё под своё понимание» — это огромная серьёзнейшая тема, обсуждение которой, я надеюсь, сейчас начнётся. Ведь многие люди приходят на разнообразные акции протеста, просто не понимая, что происходит. Что называется, «не ведая, что творят».
Они возбуждены и придают произведениям искусства совершенно иную коннотацию. Мысленно наполняют изображения тем смыслом, который художник не задумывал. Они трактуют очень разные произведения так, как привыкли трактовать искусство, связанное с изображением Христа.
Да, в нашей православной традиции изображение Христа может быть только иконой, в отличие от западного мира, где искусство давно вышло за рамки церковной ограды. У нас же сознание людей к этому ещё совершенно не приучено.
«Это должно быть иконой, и, если это не икона, — это кощунство». И если на Распятии изображён кто-то, похожий на Христа, якобы это должно восприниматься только как догматическое понимание Божественности Спасителя, так как это воспринимали Отцы Четвёртого Вселенского Собора. Но не так, как это изобразил художник, воспринимающий Христа в гуманистическом плане. Хотя для самого художника это мог быть образ, который он увидел не через Евангелие, а через литературу, через картины западных мастеров, в конце концов, через роман Булгакова «Мастер и Маргарита».
Люди, пытающиеся обо всём рассуждать исключительно с позиций богословия, – скорее всего – недавно обратившиеся христиане, которые были научены по каким-то репринтным книжкам. Они не понимают, что существует вообще мировая культура. Рецепт для них прост: если вы не понимаете каких-то вещей – не ходите на эти выставки. Ходите в Третьяковскую галерею.
Хотя, если те, кто мнят себя православными, не знают хотя бы базисных основ культуры, то изображение Давида в Пушкинском музее сочтут порнографией, а картины передвижников — оскорблением религиозных чувств. Так что с Третьяковкой я, пожалуй, погорячился.
Записала Дарья Менделеева