Протоиерей Артемий Владимиров: Школа не может быть домом толерантности и терпимости
«Лолита» и «Сорок оттенков серого»
– Отец Артемий, что именно вы сказали о рассказах Чехова и Бунина на заседании Патриаршей комиссии? Почему об этом зашла речь?
– Вышла удивительная и странная история, но я искренне рад, что общество наконец-то заинтересовалось русской литературой и проблемами преподавания в современной школе.
Интересно, что на Патриаршей комиссии в течение трех часов обсуждались совершенно другие вопросы: проблемы абортов, демографии, борьбы за целостность семьи, которой противостоят органы опеки. А в завершение речь зашла об идеале семейной жизни.
Мы беседовали не о литературе, а о том, почему многие девушки, красивые, умные, трудолюбивые, живя в многомиллионных городах, не могут найти себе пару?
В своем двухминутном слове, из-за которого разгорелся весь сыр-бор, я высказал предположение, что в умах современных людей разрушен сам идеал семьи. Представление о счастье не включает уже в себя стремление к семейному укладу. Любовь мыслится вне понятий верности, ответственности, чести, стремления идти по жизни рука об руку, прожить вместе долго и счастливо и умереть в один день.
Имея основной посыл – восстановить семейный идеал, я, как филолог-русист, учитель русского языка и литературы, взял на себя смелость порассуждать о том, справляется ли школа с этой самой важной жизненной задачей; формирует ли она идеал семьи в умах и сердцах школьников?
Я прочитал фрагменты из рассказов Бунина «Кавказ» и Чехова «О любви», упомянув о небольшой методичке «Подготовка, поурочное планирование по литературе» одного известного автора.
Мне горько, что в восьмом классе вместо «Старосветских помещиков» Н.В. Гоголя, вместо рассказов современных писателей, например, протоиерея Николая Агафонова, вместо «Страшной минуты» Куприна, где героиня преодолевает соблазн, сокрушивший Катерину в драме «Гроза» и ставший виной ее самоубийства, выбрано другое. Восьмиклассникам, романтично настроенным мальчикам и девочкам, имеющим самые высокие представления о любви, предлагают рассматривать сложные, проблемные произведения, в центре которых стоит любовный треугольник.
Я посоветовал Патриаршей комиссии выразить Департаменту образования озабоченность в связи с этим, а также предложить чиновникам пополнить программу теми классическими произведениями, которые будут формировать семейный идеал, а не разрушать его.
Фото: Светлана Борисова
– Вы видите проблему в том, что эти рассказы входят в учебную программу или в том, как с ними предлагают работать методисты? Упомянутых вами произведений, кстати, нет в утвержденной программе, но они действительно включены в несколько учебников, в том числе под редакцией В.Я. Коровина.
– Проблема, на мой взгляд, более глубокая. Много произведений хороших и разных. Иные из них говорят о трагедиях, другие – о драмах жизни. Но успех в деле воспитания подрастающего поколение зависит от сердца педагога, его нравственных установок, образа мысли и образа жизни. Умение правильно расставить акценты, вынести нравственное суждение во многом определяет «сухой остаток», то есть то, что остается под знаменателем в умах и сердцах детей.
Наши СМИ, конечно же, выпустили очередную партию уток относительно освещения работы Патриаршей комиссии. Сегодня (и в этом был смысл моего выступления) мы, родители, педагоги, воспитатели, священники, должны уметь нравственно ориентировать молодежь, прежде всего показывая ей идеал, к которому нужно стремиться.
Школа не существует без темы идеала и темы подвига.
Хороший и талантливый учитель, который любит детей, может использовать любую фактуру, любое литературное произведение, если это только не «Лолита». Если это не литература, которая относится к области сексопатологии, то хороший учитель сумеет и от противного оттолкнуться.
Добро и зло, выбор жизненного пути, семья и верность – все эти темы учитель сможет преподать, начать дискуссию и повести серьезный разговор со старшеклассниками, взяв за повод и «Даму с собачкой», и любое другое произведение известного писателя.
– Вчера один из педагогов московской школы опубликовал обсуждение учениками рассказа Бунина «Кавказ». Не могу сказать, что ответы были оригинальными, но, по мнению учителей, они свидетельствуют о том, что дети мыслят интересно и глубоко. Могли бы вы прокомментировать эти рассуждения?
– Дети всегда мыслят глубоко, оригинально и интересно. Эти замечательные ответы говорят о том, что школьники находятся в руках хорошего педагога, который учит их мыслить, думать, опираясь на нравственное чувство, присущее каждому человеку. Изучив ответы, я увидел, что они близки по содержанию к пособию поурочного планирования по литературе Ереминой. Возможно, педагог пользовался этой книгой, что вполне понятно. Однако из ответов видно, что умы и сердца современных детей находятся в неустойчивом равновесии.
«Мужу не стоило убивать себя из-за несчастной любви, ему стоило продолжать жизнь, найти себе новую женщину, которую он будет любить больше прежней». Так может высказаться тринадцатилетний подросток, который не знает, что истинная любовь всегда оставляет в душе незаживающую рану, если какие-то внешние или внутренние обстоятельства разбивают союз двух любящих друг друга людей.
Мы, священники, хорошо знаем, что, потеряв любимого человека, вторая половина часто остается неприкаянной. Она не может полюбить кого-то еще. Человек по натуре однолюб. Бог создал Адама и Еву друг для друга. И они были счастливы. В этом смысле педагог, слыша такой достаточно самостоятельный ответ ученика, конечно, примет его к сведению, но и сделает собственную ремарку.
Я, как учитель и как священник, хорошо знаю, что слово учителя весомо и авторитетно, даже если его точка зрения не принимается оппонентом и у аудитории есть иное мнение. Все равно это зернышко, которое падает в глубину человеческих сердец, даст свой рост.
«Герои сами создали ситуацию, виноватых нет, – пишет Таисия. – Зачем кого-то винить, если всем было удобно, точнее, только героине. Она считала, что любовник – её настоящая любовь, но забыла про мужа, который мучился. В итоге все остались у разбитого корыта. На чужом несчастье, – делает вывод девочка, – счастья не построишь».
Замечательно! Педагог должен уметь ухватиться за такую соломинку и в результате дискуссии сделать главный вывод, что на чужой беде счастья не построишь. Если любовь приносит кому-то несчастье, то это не есть подлинное и высокое чувство. Любовь отдает, но «не прихватизирует».
«Я считаю, что жена офицера должна была сказать ему, что «любовь прошла, завяли помидоры», что у нее есть другой. Но она, – рассуждает Алёна, – ему этого не сказала. Он сам догадался обо всем и застрелился. И мое мнение – она виновата».
Даже из малой части этих ответов мы видим, что дети искренне высказывают свое суждение. Но мы, педагоги, должны смотреть на каждого ребенка в перспективе его собственного движения по дороге жизни. Перед нами – живые судьбы живых людей, еще не раскрывшихся, которые, как бутон, ждут весеннего солнца. Я и хотел бы спросить самих классиков литературы, учителей, методистов, какую путевку в жизнь мы даем школьникам на наших уроках?
Да, этот рассказ вызывает бурное обсуждение. Но для нас главное, как сами Таисия, Алёна, выйдя замуж в двадцать лет, прожив с мужем 5–6 лет, сумеют отреагировать на вызовы современности? Справятся ли они с искушениями, которые посещают супругов два десятилетия спустя их свадьбы?..
Видимо, урок получился интересным. Но было ли на нем достигнуто главное? Сумели ли педагоги сделать школьникам «инъекцию» витальной силы? Удалось ли им методом профилактики обезопасить будущих влюбленных, будущих жен от адюльтера, от двойной жизни? Помните, как начинается рассказ «Кавказ»? Тайным образом герой рассказа снимал номера, где до утра проводил время с замужней женщиной, которая всегда уходила от любовника в слезах. Она размышляла, надолго ли это «счастье»? Как скоро оно оборвется?
– Но классика мы не можем упрекнуть. Вряд ли Бунин предполагал, что его скромное произведение войдет в обязательный курс школьной литературы. К учителям есть вопросы. Выходит, вы считаете, что школьная литература должна учить нравственности, а уроки литературы должны быть уроками морали, уроками «прикладной нравственности»?
– Представьте себе, что я сейчас сказал бы на портале «Правмир», что школьная литература не должна учить нравственности, а до морали ей должно быть так же далеко, как до Луны. Но давайте лучше в школе, как предлагает господин Познер, детей с десяти лет начнем знакомить с такими произведениями, как «Лолита» Набокова, а в группе продленного дня покажем им «Пятьдесят оттенков серого».
Только сегодня я был в одной общеобразовательной школе, куда меня пригласили побеседовать с детьми о любви и браке, как раз на тему известных рассказов. Одна из учительниц с нескрываемой болью рассказала о том, что в четвертом классе дети обсуждают «Пятьдесят оттенков серого».
Когда она, как директор, возмутилась, педагоги ей ответили: «Что вы, вам даже и смотреть-то нельзя этот фильм! Вы этого не выдержите с вашими комсомольскими представлениями о том, что такое хорошо, а что такое плохо».
Школа не может быть домом толерантности и терпимости. Испокон века она была училищем добродетели.
Школа должна нравственно ориентировать учащихся. Произведения, которые мы изучаем в школе, должны возводить сознание школьников к определенной норме. Школа призвана воспитывать.
Но, безусловно, нельзя ставить знак равенства между проповедью и художественным произведением. «Прекрасное должно быть величаво», по слову А.С. Пушкина. Это значит, что живописное полотно, новелла, рассказ должны так воздействовать на умы и сердца зрителей и читателей, чтобы пробуждать в этих сердцах всё лучшее. Настоящая литература всегда рассматривает судьбы человека под знаком вечности. Художественное произведение должно всегда показывать свет в конце туннеля.
В этом смысле, выводить литературу за демаркационную черту, по ту сторону добра и зла (как хотел Ницше), – значит оставить наших детей беззащитными в век постмодернизма, распадения формы и содержания. И если учитель не справляется с задачей нравственного воспитания, если его ученики, при всей широте их кругозора и успешном участии в олимпиадах, лишаются невинности; если их умы и сердца заражаются матерной бранью, – это фиаско школьного образования.
Раскольников еще мучился, убивать ему старуху-процентщицу или нет, переступать через кровь или нет, а иные из наших милых детишек, закончивших в начале 90-х годов общеобразовательную школу, и угрызений совести-то не испытывали, осваивая новую «профессию» киллера.
Святейший Патриарх справедливо заметил на собрании возрожденного Общества российской словесности, что нас волнуют не авторы сами по себе: мы не собираемся отлучать Л.Н. Толстого от школы после того, как он сам отошел от Церкви, но мы и не собираемся русских писателей помещать в иконостас. Нам важно следовать пушкинскому завету, заключенному в словах: «И долго буду тем любезен я народу… что в мой жестокий век восславил я Свободу и милость к падшим призывал», – вот философия учителя и священника.
Фото: prolife-fest.ru
«Я не вписывался в прокрустово ложе школьной программы»
– Поделитесь, пожалуйста, своим опытом преподавания. В чем сегодня вы видите основные проблемы преподавания литературы в школе?
– Я учился в английской спецшколе в центре Москвы. Вспоминая свои отрочество и юность, к сожалению, не могу сказать, что уроки литературы трогали мое сердце. Ведь по писателям тогда «проходили кирзовыми сапогами революционно-демократической теории».
Ныне многое изменилось, но педагогов, которые сердечно воспринимали бы драму жизни писателей, которые могли бы деликатно и тонко прикасаться к их личной жизненной драме (о мертвых или хорошо, или ничего), по-прежнему немного.
Мало тех, кто на сердечном, эмоциональном уровне мог бы сочувствовать, сострадать этим вечным искателям и путаникам. Еще меньше тех, кто ставит перед собой задачу, оттолкнувшись от конкретного сюжета (Машенька Миронова и Петруша Гринев, Наталья Ростова и Пьер Безухов, Татьяна Ларина и Евгений Онегин), тактично, с помощью литературных аллюзий, наведения мостов от XIX к XXI веку, сделать урок литературы уроком жизни.
Важно, чтобы дети не просто входили умом в «преданья старины глубокой», но сами оказывались перед выбором; говоря о героях произведений, преодолевали бы искушения, принимали бы определенные решения, имели бы намерение идти дорогой чести, правды и добра.
В этом смысле перед священником и педагогом сегодня открывается благодатное поле деятельности, потому что, опираясь на художественное произведение, мы черпаем материал для уроков добра и нравственности.
Давайте проведем с вами воображаемый урок, связанный со сказкой Пушкина…
«Милые дети, вы, конечно, помните того героя, который, живя у самого синего моря, после напрасной ловли домой возвращался усталым, влача за спиною свой невод. На пороге ветхой землянки встречала его супруга, уперев руки в боки. На старика взирала она недоброжелательным взором… Как вам кажется, друзья, правильно ли мужа-труженика, который выбивается из сил, трудится от зари до зари, встречать такими словами: “Дурачина ты, простофиля”?.. Не лучше ли было встретить супруга доброй улыбкой и пригласить его к скромному ужину?..»
Убежден, что любое произведение Пушкина Бунина, Чехова (в том числе и сказка великого русского поэта «О попе и его работнике Балде»), может сослужить нам, педагогам, хорошую службу.
Я бесконечно рад возможности в наше непростое и «бестолковое» время отвечать на приглашения директоров и завучей общеобразовательных школ и беседовать с совершенно светскими (но не советскими) ребятишками о Есенине, Пушкине, Лермонтове. Эти писатели находятся на гребне тысячелетней русской культуры. Их личная судьба, их творчество представляют собой очень интересный материал для размышления о том, для чего ты живешь, каков смысл твоей жизни, как созидаются отношения между мужчиной и женщиной, в чем подлинное человеческое счастье.
Поэтому мне весьма отрадно, что наше общество благодаря доблестным СМИ, не умеющим ни слушать докладчика, ни делать объективные выводы даже из коротких сообщений, так бурлит и волнуется, обсуждая, что же будет с нашей литературой. К сожалению, вcё это ненадолго. Надеюсь, благодаря нашему интервью число часов преподавания литературы в школе возрастет, а читателей – умножится.
– Могли бы вы в двух словах сказать о сложностях, которые, возможно, у вас возникали во время преподавания литературы?
– Помню себя молодым педагогом, только что закончившим филологический факультет. В 80-х годах я преподавал русскую литературу в замечательном учебном заведении – математическом интернате им. Академика Колмогорова. На одном из уроков мы разбирали любовный треугольник в романе-схеме «Что делать?», главные герои которого представляют собой ходячие идейные конструкты. Вера Павловна, Лопухин, Кирсанов.
Я говорил старшеклассникам, что ничего не может быть гнуснее, чем мужу оказаться сводником, предлагающим свою собственную жену в подруги революционному товарищу, отойдя в сторону ради «идеалов революции». Помню, какой взрыв за этим последовал. (Мне удалось проработать в этом учебном заведении всего год.)
А когда мы беседовали о Катерине из драмы «Гроза», одна девочка подошла ко мне после урока и спросила, кокетливо посматривая на меня: «И что это Катерина так мучилась? Что она, совсем дура? Зачем было во всю Ивановскую трубить о ее связи с Борисом? Нужно было действовать в духе города Калинова и всё спрятать под зеленое сукно. В трагической развязке Катерина виновата сама».
Думаю, ее слова суть одно из многочисленных свидетельств того, что дети самостоятельно судят о вещах в соответствии с увиденным в собственной семье и в окружающем их мире.
Приходится признать, что педагог вовсе не всегда побеждает в своем намерении сеять семена разумного, доброго и вечного… Личность свободна. Но свою сверхзадачу учитель должен видеть в том, чтобы собственным примером свидетельствовать о непреходящей ценности любви и верности. Он должен ненавязчиво и с любовью, с тайными слезами о страждущем человечестве выносить нравственное суждение о каждом спорном предмете.
Предоставляя детям свободно мыслить и высказываться, учитель обязан прокладывать пред их мысленными очами дорогу жизни, которую их воспитанники будут проходить самостоятельно.
Трудности бывают у всякого педагога. И поражения, и победы идут рука об руку. Для меня главной трудностью было то, что я не вписывался в прокрустово ложе школьной программы. Вслед за драмой «Гроза» мне хотелось познакомить детей с рассказом Куприна «Страшная минута». Там главная героиня ведет себя совершенно иначе, чем Катерина; она преодолевает искушение, оставаясь матерью, женой, женщиной с большой буквы.
Фото Юлии Маковейчук
«Не диктовать, не штурмовать, не возводить на эшафот»
– А «Сказку о попе и работнике его Балде» в каком варианте вы бы оставили в программе – о попе или цензурированную версию Жуковского?
– Да, у Жуковского профессиональная принадлежность главного героя была изменена.
Пушкин – мой любимый писатель. И конечно, все мы благоговеем перед его художественным гением. Я думаю, что нам трудно на машине времени перенестись в XIX век и стать цензором Александра Сергеевича. Сегодня многое изменилось.
Я предпослал бы этой сказке, которую могут читать все желающие (она, безусловно, написана для взрослых), предисловие и позаимствовал бы для него мысли из наследия Валентина Семеновича Непомнящего, а заодно и сам порассуждал бы.
Пушкин – это не Вольтер. У Пушкина была мягкая и светлая душа.
Он умел посмеяться не только над своими героями, но и над самим собою. Будучи чадом своего века, поэт не представлял себе священника в свете великого литургического служения. Пушкин был отдален от Матери Церкви, особенно поначалу, и воспринимал деятельность священника больше на обрядовом уровне. Поэтому было бы вполне уместно поместить перед сказкой умное предисловие, которое подготавливало бы современного читателя к адекватному прочтению текста.
Что касается наших детей, то справедливо ли знакомить их с пастырским служением, служением русского священника, только на примере отца Федора Ильфа и Петрова или попа-стяжателя, Толоконного лба? Весь пафос наших бесед и дискуссий с корреспондентами современных порталов в том и состоит, что необходимо расширить список произведений и выбрать для детей те шедевры, которые дают подлинные знания о жизни и формируют идеал, в свете которого школьники сами будут формировать собственную нравственную позицию.
– Что вы думаете о попытках некоторых современных литературоведов так или иначе притянуть всех русских писателей к православию, даже если они активно упираются и сопротивляются?
– Да, мне приходилось об этом размышлять, читая литературоведческие исследования господина Дунаева, покойного знатока русской литературы. Он исследовал такую тонкую тему, как отношения того или иного писателя с Церковью, с Православием.
Безусловно, когда речь идет о русских писателях, глубокое исследование этой темы весьма уместно. Большинство из них крещены, имели светлые детские воспоминания о няне или бабушке, которые неспешно свершали вечерние молитвы перед образом, освещенным лампадой… Многие из русских литераторов соприкасались с таинствами Церкви.
Что касается творчества, то очень опасно вбивать железные скобы в ткань литературного произведения и в биографию самого писателя. Нельзя однозначно выводить из того или иного художественного образа особенности мировоззрения писателя. Писатель всегда многолик, многогранен. Подлинное художественное творчество таково, что мастер слова, создатель литературного портрета органично вживается в своего героя. Все мы знаем, какой грубой ошибкой является отождествление автора и лирического героя.
Бесспорно, книги Михаила Дунаева очень полезны для людей, вовсе дотоле не интересовавшихся русской литературой, ее развитием от XVIII к XIX и XX векам. Работы маститого литературоведа полезны и рядовому учителю, который не имеет систематического богословского образования.
Мы говорили уже об А.С. Пушкине, которого коммунисты хотели изобразить вольнодумцем и чуть ли не участником майдана на Сенатской площади, а современные гиперблагочестивые авторы норовят нарисовать нимб над его челом.
Но мне более по душе метод Валентина Непомнящего, который, кажется, беседует с Александром Сергеевичем от уст к устам, от сердца к сердцу. В своих исследованиях он дает понимание того, насколько тонки и хрупки нити, соединяющие Пушкина с его собственной эпохой, с реалиями того времени, и как опасно изобретать своего собственного Пушкина.
Я считаю, что притяжательное местоимение «свой» по отношению к нашему национальному гению не самое удачное. Как литератор, пробующий себя и в прозе, и в поэзии, по реакции читателей я понимаю, насколько «неблагодарное» дело писать сегодня даже простые лирические произведения. Едва лишь твои современники – родственники, друзья – прочитают размышление на какую-то тему, как немедленно начинают притягивать за уши литературные реалии и гадают, пытаясь проследить твой путь (как у Чичикова, путешествовавшего по Руси Великой), за тебя что-то домысливают и сочиняют. Литература – это тонкое дело.
И нужно иметь тактичную, деликатную и мудрую душу, чтобы, трактуя произведение, размышляя о творческом пути писателя, оставаться подлинным литературным критиком, то есть собеседником автора, но не уподобляться слону в посудной лавке. Нельзя вторгаться в художественный мир писателя, принося его поэтику в жертву собственным симпатиям и антипатиям.
– В сегодняшних реалиях насколько должна и должна ли вообще Церковь влиять на преподавание школьных предметов и литературы, в частности?
– Сегодня обретается немало медийных лиц (иногда позиционирующих себя атеистами), которые хотели бы представить Церковь маргинальным сообществом. Приписывая ей черты тоталитаризма и обскурантизма, они хотели бы выделить Церкви одну-единственную епархию – желательно на Луне или на Марсе, подальше от детей, от живой жизни. СМИ начали новую кампанию против Патриарха Кирилла и самой Церкви, превратно перетолковав последнее слово Святейшего о человекопоклонничестве. Нынче кто только не позволяет себе иронизировать, а иногда и откровенно гавкать, как моська на слона, на русское православие, обвиняя его в собственных огрехах.
Сегодня Патриаршая комиссия придерживается совершенно здравой точки зрения, выражая озабоченность состоянием дел в школьном образовании и предлагая тем или иным государственным инстанциям критично взглянуть на ситуацию. Церковь, как сестра милосердия, как добрая учительница, дает рекомендации, советует либо выносит нравственную оценку тому или иному явлению, особенно если оно опасно для душ человеческих. Поэтому все служители святого алтаря, начиная от Святейшего Патриарха до деревенского батюшки, знают свое место. Дело Церкви – быть рупором общества, выносить и оценивать на весах правды и любви то или иное явление, но не диктовать, не штурмовать, не возводить никого на эшафот. По милости Божией, православие никогда этим и не занималось.
«Инъекция правды»
– Какие бы произведения последних двадцати лет вы бы включили в школьный курс литературы?
– То, что мне не нравится, я рекомендовать никак не могу, хотя иногда и приходится просматривать подобное. Чего только не пишут в наше время. Остается лишь сожалеть, что многие талантливые прозаики нашего времени с очень теплым, чистым тоном повествования остаются в стороне.
Например, член союза писателей России, протоиерей Николай Агафонов, который служит в Самаре. В его рассказах и былях «Неприкаянное юродство простых историй» можно выделить совершенно классичные повествования как по духу, так и в отношении стиля и по присущей им художественности. Например, рассказ о любви двух старичков – это новая версия «Старосветских помещиков», которые пронесли свечу взаимного доверия через всю жизнь. Рассказ опирается на реальную фабулу.
Или Наталья Сухинина, которая пишет для детей и взрослых. Больше нужно привлекать для изучения произведения Шукшина, Астафьева, Валентина Распутина. И думается, что эти залежи сибирских руд у нас, как ни у какой другой нации, велики. Церковь могла бы в лице своих экспертов весьма много полезного посоветовать, если бы кто-то пожелал ее послушать из Департамента образования. Список у меня есть.
Недавно я прочел детскую книгу «Елена Робинзон». Это произведение конца XIX – начала XX века, новая версия приключений Робинзона. Главной героиней является двенадцатилетняя девочка, которая вместе со своим отцом попадает на необитаемый остров. Произведение переводное, но написано очень увлекательно и интересно. Оно погружает читателя в мир фауны и флоры, а между тем говорит о смелости, отваге, мужестве, чести и любви.
Я надеюсь, что теперь, когда педагогам позволено строить авторские курсы (слава Богу, учителя сегодня не так зашорены), они имеют возможность вводить детей в царство русской литературы достаточно смело, и те должны быть им за это благодарны.
– Как вы относитесь к попыткам Министерства образования включить в обязательный список литературы произведения Пелевина и Улицкой?
– Вспомним, что говорит об этом известный русский писатель В.Н. Крупин: «…Вопрос о навязывании желанных кому-то фамилий застревает в элементарном нежелании учеников читать то, что навязано. Навязывают Улицкую, но это же плохо, грубо… Пелевин в своем творчестве просто развратен. Я, честно говоря, пробовал читать его книги, но не смог…»
Я думаю, что наши школьники не должны путать добро и зло.
Познакомив детей с мастерски выписанным Булгаковым профессором Воландом, этим носителем зла, который носит личину своеобразно понятого добра, очень легко детей превратить в штейнерианцев, которым внушается некая абстрактная духовность при признании относительности добра и зла.
Современная действительность настолько сурова и даже беспощадно жестока, что у нас, педагогов, нет права быть мечтателями в розовых очках. Нужно уметь детей защитить и подготовить к жизненным баталиям. Хорошо всё, что дает добрый результат.
Я считаю, что педагог-словесник, гуманитарий, воспитатель справится со своей задачей в полном объеме тогда, когда он привьет своим воспитанникам, хотя бы в отдельно взятом классе, отвращение к ненормативной лексике. Нужно привить детям такой вкус к слову, чтобы в их внутреннем мире царствовало светлое языковое поле. Впустите туда писателей, которые говорят низким и пошлым языком, – и вы увидите, что вывести вербальные токсины из детских душ будет практически невозможно.
Задача номер два – это сохранение чистоты души и тела. Потеря девства – загубленное детство. Когда ребенок научен ценить сокровище, дарованное ему от природы (то есть невинность), и выходит из школы с понятием о чести, с мечтой о великой и настоящей любви, я уверен, он будет благодарен своим педагогам, которые, оставив в стороне сложных авторов (со сложной жизнью, со сложным восприятием семьи), подбирают произведения с нравственной тематикой.
Третья задача – научиться жалости, любви, состраданию, которым противостоит индифферентизм, бесчувствие, эгоизм, ирония, сарказм и жестокосердие. Сегодня нашим детям очень нелегко сохранить живую душу. Трудно преподавать уроки любви так, чтобы ученики полюбили всё живое, отвращаясь от стихии разрушения. И только те произведения хороши, которые помогают педагогу впрыснуть в души учащихся животворную инъекцию. Я говорю об эликсире правды, любви и чистоты.
Согласитесь: на теории относительности в области нравственности еще никому не удалось воспитать настоящего человека.