– Отец Георгий, когда лично для вас началась война?
– Было определенное предчувствие еще до того, как начался вооруженный конфликт на Донбассе – в стране в целом накапливались противоречия, и люди не хотели решать их мирным путем. И то, что накапливалось, прорвалось в таком уродливом виде, как война. А это события, связанные со страданиями людей, с их болью, с ограничением их прав, с реальными смертями.
Как священник, я и раньше сталкивался с разными сторонами жизни, не только с праздничными, и видел, как люди болеют, как умирают. Но война – это сосредоточение страданий и ужаса.
Всех коснулась эта боль. Война – это состояние, это то, в чем находишься постоянно. И не важно, идет ли в данный момент обстрел или бой, ведь есть ещё экономическая блокада, ложь пропаганды, расставание с близкими, бедность, страх… Раньше про войну я знал из фильмов, где все это сконцентрировано в два часа экранного времени. Посмотрел в кинотеатре и вернулся к спокойной жизни. А здесь это состояние всегда с тобой.
Особенно выпукло лично для меня война начала себя показывать, когда прилетели самолеты и начали бомбить Донецкий аэропорт. Тогда возник вопрос об эвакуации. Я пообщался с прихожанами, сказал: «Кто может, пожалуйста, выезжайте». Отправил в эвакуацию свою семью, собрал детей прихожан и на автобусе вывез в пансионат. Мы очень надеялись, что это все уладится за месяц-два. Но вот тянется уже год. Такой вот у нас неприятный юбилей – год войны.
Иногда посмотришь на небо, цветущие сады, людей и думаешь: «Да вроде бы и нет войны». А потом пройдешь мимо уже частично позараставших травой воронок, потому что жизнь же все равно жительствует, и вспоминаешь все. От войны никуда не деться, и ты понимаешь, что уже живешь не так, как жил раньше.
– Как родные принимают ваше служение в зоне конфликта?
– Я за них переживаю из-за того, как они на мирной территории воспринимают новости из Донецка. Понятно, что когда люди смотрят новостную ленту или телевизор – они видят все по-другому, то, что показывают, ограничено действиями журналиста или журналистской камерой, или фотоаппаратом.
То есть, с одной стороны, ситуация лучше, чем показывают по телевизору. Мы стараемся сохранять нормальное человеческое общение, в храмах совершаются богослужения, люди работают, учатся. Но, в то же время, новости не покажут душу человека, того, что ты постоянно находишься в состоянии стресса, ожидания, неизвестности. Есть то, к чему уже привык, что-то уже принял, но что-то еще по-прежнему остается нервной зоной вне тебя, вне понимания. Главное непонимание – зачем эта война, за что люди воюют?
– Вы не раз говорили, что для христианина не может быть разделения на «наших» и «не наших». Как это реализуется в обыденной жизни?
– Я общался с капелланами, теми, кто оказался в гуще событий. Всё очень непросто. Мне кажется, что нормальный священник будет наставлять солдат словами: «Дай Бог, чтобы ты сегодня никого не убил, и чтобы тебя не убили». Если задуматься, то получается, что священник их демотивирует, благословляет их как Иоанн Креститель «никого не обижать, не брать чужого»…
Мы, христиане, в любом случае говорим о вечности среди временного. Потому окружающие воспринимают нас как «немного не от мира сего», мы странные для этого мира, не вписываемся в формат, руководствуемся, прежде всего, заповедями Божьими.
Христианство – это мирная религия, наш Господь не с мечом пришел, а умер за наши грехи, и мне очень сложно понять, как можно перед Распятием молиться о том, чтобы кого-то удачнее убить. После Голгофы апостолы не подняли восстания с лозунгом: «Давайте отомстим за Иисуса». Христианство пошло другим путём.
Поймите, люди и без Церкви будут делать то, что они хотят делать. Но Церковь всегда проповедует Евангелие и оставляет человеку возможность покаяться, возможность остановиться. Если ещё и мы начнем освящать то, что происходит на войне, тогда человечество дойдет до своего крайнего падения и погибнет. А так пока что мы не угодны ни тем, ни другим, зато даем возможность и первым, и вторым покаяться и прийти к познанию истины.
– Но ведь испокон веков люди молились о даровании победы, молились они и во время Великой Отечественной… Священники благословляли воинов на битвы.
– Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл высказал четкую позицию относительно войны на Востоке Украины в Обращении от 17 июня 2014 года, которое по благословению митрополита Донецкого и Мариупольского Илариона пресс-служба специально распечатала большим тиражом в типографии и раздала во все храмы.
Позиция Святейшего показывает, как должны себя вести люди в данной ситуации. Любые попытки толковать послание Патриарха в ту или иную сторону, на мой взгляд, просто неуместны. К сожалению, я знаю людей, которые искажают смысл обращения Патриарха и продолжают эту войну.
Эту войну и отношение к ней Церкви нельзя сравнивать с Великой Отечественной войной. Достаточно сравнить послание местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Сергия в начале Отечественной войны 1941 года и послание святейшего Патриарха Кирилла — это совершенно разные и по форме, и по содержанию тексты.
Подтверждением этому является гуманитарная миссия Русской Православной Церкви, большая поддержка мирному, страдающему от войны населению. Вот на это надо ориентироваться.
Не скрою, в Донбасс иногда приезжают заштатные клирики, часто запрещенные, и начинают здесь проповедовать, и все это выдается за позицию Церкви. А нам потом приходится объяснять людям, что задача священника – молиться о мире, а не освящать оружие.
Давайте делать выводы из ошибок прошлого. Для того чтобы говорить о том, кого благословляли священники в то или иное историческое время, наверное, нужно жить в то историческое время, исходить из реалий той жизни. Нельзя вступить в одну и ту же воду дважды и нельзя подражать в чем-то одном и не подражать в другом. Все-таки, я верю, что человечество за годы своего существования на земле, пережив две мировые войны, должно было бы научиться, что конфликты не решаются подобным образом.
Мы, священники, общаемся с людьми и поддерживаем в них доброе и хорошее, что в них есть. А война, даже в далёком прошлом, все равно воспринималась как грех. Воин всегда приходил и каялся в том, что он убивал. И у Церкви нет святых, канонизированных за то, что они много и хорошо убивали.
Святой Георгий Победоносец канонизирован за мученическую смерть, причем не связанную с войной. Святой Федор Ушаков канонизирован не за свои военные подвиги, а за свою добродетельную жизнь и молитву в Санаксарской обители, за то, что он заботился как добрый отец о своих воинах. Александр Невский принял монашество и о нем правильнее говорить как о монахе Алексии, и акцент делать не на военные подвиги, а на духовные.
Про гонения…
– Если к вам приходят представители одной стороны и говорят: «Молитесь за нас, за нашу партию», – а потом приходят другие с тем же предложением?
– Мы читаем молитвы о мире. Молитва, написанная лично Патриархом Кириллом, предполагает не победу, она предполагает восстановление мира. И ее читают во всех храмах Донбасса на каждом богослужении:
Господи Иисусе Христе Боже наш, призри милостивным Твоим оком на скорбь и многоболезненный вопль чад Твоих, в земле украинстей сущих.
Избави люди Твоя от междоусобныя брани, утоли кровопролития, отврати належащия беды. Лишенныя крова введи в домы, алчущия напитай, плачущия утеши, разделенныя совокупи.
Не остави стадо Свое, от сродник своих во озлоблении сущих, умалитися, но скорое примирение яко щедр даруй. Ожесточенных сердца умягчи и к Твоему познанию обрати. Мир Церкви Твоей и верным чадам ея подаждь, да единем сердцем и едиными усты прославим Тя, Господа и Спасителя нашего во веки веков.
Вот о чем мы молимся. Мы показываем эту молитву и говорим: «Вот как мы умеем молиться, вот о чем мы будем молиться». Священник – законопослушный человек: для него Евангельский закон выше закона земного.
– А если придет человек из какой-то партии и скажет: «Вы выступите за нас, а мы поможем храм восстановить, лечением обеспечить нуждающихся и так далее»?
– Церковь – не бюро добрых услуг, которое исполняет все человеческие прихоти и пожелания. Сегодня он придет, одно предложит, а завтра – другое. Да, можно, конечно, действовать согласно духу века сего, есть возможность для кого-то стать «халифом на час». Это тоже искушение.
Многим кажется, что лукавый обязательно будет являться в каком-то осязаемом виде и обязательно возносить тебя на высокую гору, как Иисуса Христа, показывать тебе все царства мира. Но у нас не тот масштаб, и все может оказаться гораздо банальней. То есть просто приходят и просто предлагают что-то подобное. Но священник же не только целует Евангелие, он же его еще и читает – мы не просто говорим о каких-то истинах, мы в них верим. Поэтому, здесь уже вопрос нравственного выбора для каждого конкретного человека, для каждого конкретного иерарха, священника, прихожанина.
Война – это каждодневное искушение. Это фактически практикум нашей веры, то есть от тебя требуется то, чему тебя учили в нормальных условиях: молиться, быть милосердным, утешать, верить несмотря ни на что. Можно сказать, сдаем экзамен на нашу веру: действительно ли ты христианин или это для тебя всего лишь культурный элемент, какое-то дополнение к твоим политическим взглядам, некое украшение или утешение в мирное время. Сейчас идет испытание и для конкретно верующего, и для Церкви в целом.
– Вы не раз замечали, что люди везде очень политизированы. И вот как быть в ситуации, когда члены единой Церкви живут в разных государствах и нередко считают друг друга врагами?
– Ситуация действительно тяжелая, ненормальная. Но, все-таки, мы прежде всего христиане, а потом уже идет наша национальная идентификация, политические предпочтения. Здесь тоже определенное испытание для членов Церкви. Поддаться этому искушению – значит потерять в чем-то себя.
Пока что, мне кажется, мы держим этот удар. Удар, который нам наносит враг рода человеческого. Его задача – раздроблять, разрушать, делить людей по каким-то вторичным признакам. А задача церковная – видеть в человеке прежде всего человека, то общее, что есть в каждом из нас. У нас есть одна Чаша, и мы от этой Чаши причащаемся.
Нужно понимать, что Церковь все равно будет не устраивать кого-то, Церковь все равно будут использовать для своих земных целей сильные мира сего, но Христос сильнее.
Меня иногда спрашивают, есть ли гонения на Церковь? Я считаю, что гонения на верующих присутствуют всегда. Потому что грех – это, собственно, и есть гонение, гонение на человека, желание превратить человека в какое-то животное, стремление свести всю жизнь человеческую исключительно к материальным мотивам.
Что мы готовы отдать Христа ради? Война – это проверка каждого из нас. Потому что все проходит: проходит государство, уходят правители, исчезают в небытии политические лозунги. А Церковь существует вот уже 2000 лет. И нам перед Господом придется отвечать. Именно – по-евангельски: накормил ли ты голодного, посетил ли ты тех, кто находится в больнице, в темнице, дал ли жаждущему напиться. Через эту призму надо проверять ту ситуацию, которая сейчас происходит у нас в Донбассе.
– Часто вокруг возникают споры на политические темы?
– Те, кто остались в городе, предпочитают не разговаривать друг с другом на политическую тему: люди устали от этих конфликтов. По крайней мере, у нас в приходе. Понятно, что подача СМИ провоцирует людей к разделению, но за этот год люди научились отфильтровывать информацию и, несмотря на то, что градус ненависти все-таки поддерживают, у людей появился какой-то опыт. Ну, разве что человек сам хочется обмануться, ищет подтверждения своей картины мира исключительно по одним каким-то источникам.
Донбасс сейчас берут в кольцо – идёт экономическая и гуманитарная блокада, от этого страдают мирные люди. И это не политика – это этика. Здесь все очень смешалось. Эту войну нельзя сравнить ни с какой другой, которая проходила до этого. Она странная, глупая и непонятная война.
– А гражданская война почти столетней давности?
– Сегодня я начинаю понимать некоторые моменты, которые до того были сокрыты. Например, что победителей здесь не может быть. В советское время ставили памятники «героям гражданской войны». Ну, какие герои могут быть в гражданской войне?! Мы все славяне, более того – дети Божии. Когда Каин убивает Авеля, кому тут памятник ставить?
– Насколько изменились люди за время войны?
– Господь сохранил меня от разочарований в людях. Понятно, что каждый выживает, как может, каждый приспосабливается. Я стараюсь никого не осуждать и поэтому, наверное, мне сложно увидеть грех в другом человеке. Пока что я вижу только хорошие примеры. Мне очень приятно, что некоторые мои коллеги-журналисты занялись волонтерской деятельностью. Даже если они сейчас не готовы к тому, чтобы назвать себя христианами, то, что они делают, это, по сути, христианские добродетели.
Важен для меня и пример священников, которые не оставили своих прихожан, которые остались с людьми до последнего, на самой линии огня. Пример тех людей, которые кормят других, делясь последним. Пример тех, кто сохраняет веру в человека, в то, что будет мир.
Технология мифов
– Что думаете о том, что ситуацию на Донбассе обсуждают в социальных сетях из разных точек планеты?
– С одной стороны, хорошо, что о нас помнят. С другой стороны, пока ты сам это не пережил, ты ничего не поймешь. У нас есть священник, который приехал из Грозного 18 лет назад, он пережил чеченскую войну и, когда война началась у нас, давал ценные советы – как нужно себя так вести, что нужно делать, чтобы пережить войну. Теперь уже и мы можем подсказать и наставить, – появился личный горький опыт.
Война, – это ненормально, ты понимаешь это особенно тогда, когда видишь, что есть мир вне неё. И ты, в принципе, можешь вернуться в этот мир. Мир имеется в виду как состояние спокойствия, мир, в котором у людей совершенно другие чаяния, другие ожидания, проблемы. Да, мы тоже венчаем, у нас тут тоже и дети рождаются и крестим их, и какие-то другие хорошие события происходят. Но все это на другом фоне, нежели там, где не-война.
Ну, а попытки людей со стороны толковать события, о которых они знают из СМИ… Одно дело, когда есть обычные СМИ, другое дело, когда вмешивается пропаганда, и что-то становится мифом. Церковь же на эти вызовы не имеет права давать симметричный ответ.
Как журналист я знаю технологии формирования мифов, знаю, как это делают. Но как священник не могу позволить себе дать симметричный ответ, отвечать грехом на грех. Мы можем действовать только по-евангельски.
– Существует на Донбассе противостояние между конфессиями?
– В эту войну пытаются внести религиозный элемент. Да, проблемы есть, – и у протестантов, и у представителей других конфессий, и у православных. Но это именно потому, что мы с людьми. Если бы мы абстрагировались от сораспинания страдающему народу, если бы обрели для себя какое-то удобное местечко, чтобы переждать этот конфликт, то тогда бы мы не могли сказать: «Я понимаю этого человека, я понимаю, как ему тяжело».
Именно из-за того, что мы рядом с людьми, мы оказались косвенными жертвами этого противостояния. Речь идет и о разрушенных святынях и о пострадавших наших прихожанах, и об общем восприятии того, что здесь происходит. Но мы с другими конфессиями не боремся. Донбасс всегда был толерантным в этом смысле. Мы уживались со всеми, при всем том, что мы — доминирующая религиозная организация, мы никогда не пользовались этим против кого-либо.
– Изменились ли исповеди людей в целом?
– По своим прихожанам я этого не заметил. В нашем приходе политические темы в принципе не обсуждаются. У нас, прежде всего, христианский взгляд на наши личные грехи, на те скорби, которые выпадают людям. И они, личные грехи – такие же, как были всегда. Если кто и гневается на ближнего, даже если этот ближний не сходит с экранов телевизора, он кается в этом так же, как и в любых других грехах.
– Насколько изменилось ваше личное восприятие веры?
– Я верю в то, что Господь нас не оставляет и наступит мир. Да, я вижу, что эта война наказание нам за наши грехи, но эту войну не Бог организовал – её придумали люди. Пока не знаю, почему именно мы стали её невольными участниками, но со своей стороны каждый христианин должен приложить все усилия, чтоб вновь воцарился мир.
Беседовала Оксана Головко
Читайте также:
- Протоиерей Георгий Гуляев: На войне тебя видят или белым, или черным
- «Через какое-то время Пилат помирится с Иродом, но Христос уже будет избит, распят и погребен…»
- О самом главном и самом страшном для священника Донбасса сегодня — прот. Георгий Гуляев