Протоиерей Игорь Прекуп: Михаилу Денисенко я не верю
Протоиерей Игорь Прекуп
Я не знаю, что побудило Михаила Антоновича Денисенко обратиться к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу и всему епископату РПЦ с обращением, которое, по-моему, поспешно все стали называть «покаянным». Не берусь ничего утверждать. Чужая душа потемки. Душа церковного управленца, особенно бывшего – кромешная тьма и скрежет зубовный. Лично я не верю. Может, я не прав. Ничего не утверждаю. Просто не верю и все.
И не потому только, что внимательно, насколько это было в моих силах, следил в 1992 г. за попыткой руководства РПЦ решить по-тихому да по-хорошему вопрос о его пребывании на Киевской кафедре. У него, насколько я помню, были перспективы перемещения в одну из епархий на территории России. Он, однако, «пошел другим путем», т.е. в раскол, за что (там еще был длинный перечень оснований) был запрещен в священнослужении, затем извергнут из сана. В 1997 г. его вдогонку еще и анафематствовали за продолжение раскольнической деятельности и «экспорт революции», то бишь за углубление раскола за пределами РПЦ, а именно в Болгарской Православной Церкви.
С этого момента монаха Филарета (Денисенко) не стало. Более того, не стало тогда же и православного христианина Михаила Денисенко, потому как анафема – это не просто отлучение от церковного общения, которое, даже будучи пожизненным, позволяет считать отлученного христианином. Анафема – это признание, что такой-то-сякой-то вследствие того-сего – не христианин. Конечно, и анафематствованному не заказан возвратный путь, если он в достаточной мере осознает греховность того, за что был подвергнут столь суровой мере, и свидетельствует это соответствующим покаянным обращением. Внимание, ключевые слова тут: «достаточной» и «соответствующим».
Поэтому вчера я удивился дважды: сначала, когда услышал текст «покаянного» обращения, а потом, когда прочитал на Правмире комментарий прот. Николая Данилевича на эту тему. И если первое вызвало во мне достойное порицания желание ехидно воскликнуть a la Станиславский: «Не верю!», то второе повергло меня в состояние тупого недоумения, плавно переходящего в уныние.
Меня сильно смутило, как именует о. Николай отлученного от Церкви руководителя раскольнической структуры. Нет, я понимаю, что между собой мы его можем называть Филаретом, чтобы долго не выяснять, о ком речь, но… Возможно, я не прав, однако, поскольку я лицо частное, то могу позволить себе эту роскошь и выражу личное мнение, что в публичном пространстве называть монашеским именем нехристианина (а он именно нехристианин, или грош цена в базарный день той анафеме 1997 года) – это нонсенс. И не только канонический.
Если это осознанный дипломатический шаг, то стратегия такая, на мой сугубо личный взгляд, провальная. Монах Филарет исчез, аннигилировался, когда его анафематствовали. В сухом остатке продолжил биологическое и гражданское существование Михаил Денисенко – бывший архиерей, бывший монах, бывший православный христианин. В таком случае, с какого перепугу его официально именуют монашеским именем? Неужели потому, что монашество несмываемо? А нехристиане бывают монахами?.. Впрочем, конечно, бывают. Буддийские, например. Очень хорошие, симпатичные такие. Или я чего-то не понял про анафему? Так растолкуйте мне, полуграмотному, и спасите душу от пагубного неведения!
Далее. Отец Николай утверждает, что Фил… прошу прощения, Михаил Антонович просит прощения. И тут же как бы уточняет: «Что он под этим подразумевает, когда просит прощения, другой вопрос, но просит и это похвально». У меня одного когнитивный диссонанс после прочтения этих слов?.. Можно ли вообще говорить, что кто-то просит прощения, если этот «кто-то» не уточняет, за что? Может, он вообще имеет в виду, что когда-то нечаянно чихнул на кого-то и обрызгал (см. «Смерть чиновника»)? Или на ногу наступил, впопыхах тогда не извинился, а вот, все эти годы мучается?.. Но еще более непонятно для меня, как можно считать похвальной просьбу о прощении, если непонятно, что человек подразумевает?
После четвертьвекового сеяния соблазна в украинском Православии (не считая широко известной в узких кругах его многолетней верности апостольскому слову «епископ должен быть… одной жены муж» (1 Тим. 3: 2)), он, как ни в чем не бывало, просит о «соединении всех», испрашивая прощения по дежурной формуле, приличной разве что какой-нибудь бабушке, да еще спешит при этом известить весь крещеный мир о том, что сам всех прощает?.. Похвально?!
Мне одному это напоминает тактический ход старого ловеласа, который на старости лет, после давнего скандального развода с отчасти небезуспешной попыткой отсудить имущество и детей, после многолетнего поливания бывшей жены помоями, по какой-то причине решил, наконец, что пора возвращаться, но, конечно же, не как проситель, не как прелюбодей кающийся, а как равный партнер: «Мань, слышь, как-то не по-людски мы живем… Давай дальше вместе век вековать, а? Ты прости, если чо, я-то ведь тебя прощаю. Давай забудем все плохое…». Или только у меня такое впечатление?
Ой, оказывается, это еще и «мужественный, а следовательно и позитивный шаг». Т.е. мы еще не разобрались, «что он под этим подразумевает», но уже торопимся объявить этот шаг похвальным? Т.е. пусть это провокация, пусть лицемерие, пусть желание продемонстрировать свое желание мира, чтобы потом иметь основания заявить, что делает все для соединения православных в Украине, а Москва вбивает между ними клин – неважно, главное, что произнес ничего не значащие слова? Да, ничего не значащие! Уж больно это напоминает известный анекдот, как Рабинович в суде извинялся за то, что назвал Хаймовича дураком. Или это такой риторический прием: давайте похвалим, авось он вдохновится и в самом деле проявит мужество?
Что епископат РПЦ «положительно отнесся к этому шагу», понятно. Как тут, в самом деле, не дать шанс человеку? Однако стоит ли прежде времени, не выяснив ни подразумеваемого смысла, ни истинных намерений просителя, увлекаться дифирамбами? Сплошные вопросы.
«Анафема на Филарета была наложена по конкретным причинам, а именно за учинение раскола». Не совсем так. За «учинение» он подвергся только запрещению, в надежде на покаяние. Уж простите мне мое занудство, но анафема была за длительную масштабную антицерковную, раскольническую деятельность. Или вот: «…Когда раскол будет преодолен, соответственно, исчезнет причина, по которой была наложена анафема. Тогда ее и снимут». Не понял… Т.е. снимут, вне зависимости от того, покается ли он в расколе, попросит ли он прощения у духовенства и паствы, которых вводил в заблуждение? Лишь бы стало возможным соединение, все равно как? Нет ли в этих словах опрометчивой поспешности, опережающей решение священноначалия?