Семейная легенда гласит, что во времена нашествия поляков на Россию в XVII веке сюда прибыл католический священник — ксёндз, который позже принял православие, осел на Ярославщине и обрусел. От него и пошёл наш род Вишневских.
Молитва под бомбёжкой
Моему отцу было 15 лет, когда началась Великая Отечественная война. Он тогда после ремесленного училища трудился на автозаводе в Горьком. Во время налётов все убегали в убежище. Однажды отец не успел и позже рассказывал, какой это был ад. От ужаса он взмолился Богу, что если выживет, то будет служить Ему. В 1942 году отца призвали в армию, отправили в учебку, там он заболел тифом. Чудом выжил, но выглядел страшно: кожа да кости. И его отправили домой долечиваться.
Он поехал в Ярославскую область, в село Флоровское к своему деду-священнику — взять благословение на семинарию. Дед до этого пострадал за веру, сидел в тюрьме. Он был молитвенник, поминал всех людей, которых когда-либо встречал в своей жизни. Вписывал имена в особые тетрадки. За каждого вынимал частицу, поэтому проскомидия у него длилась часа два.
Конечно же папа получил от него благословение. Московская духовная семинария ещё не работала, но Сталин разрешил открыть Богословский институт в Новодевичьем монастыре. И вот отец поступил туда учиться.
Священником он стал в 1952 году. Много лет служил в Москве. А в 1987‑м вновь посетил Флоровское и увидел заброшенную Воскресенскую церковь, где когда-то священствовал его дед. Начал ездить туда в отпуск, восстанавливать. Потом купил там небольшой домик. Воскресенский храм открыли, и он в нём служит до сих пор.
Впечатления от женской колонии
С шести лет я пел в хоровой капелле мальчиков при Гнесинке. После школы служил в армии в 36-й конвойной дивизии внутренних войск МВД, где также пел в хоре. Моим однополчанином был рядовой Елисеев, который позже создал на базе нашего хора Центральный академический ансамбль песни и пляски внутренних войск МВД.
Однажды мы поехали с выступлением в Мордовию. Там побывали в женской колонии, и я увидел совсем молодых девчонок, моих ровесниц, отбывающих срок. Спрашиваю: «А эта красавица за что сидит?» Отвечают, что она убила своего новорождённого ребёнка, разрезала и выбросила в мусоропровод. Тогда я подумал: «Кто может повлиять на такого человека?» Мелькнула мысль, что это под силу только священнику.
Благовония и табачный дым
В начале 1990-х стали пускать священников в больницы, тюрьмы и воинские части. Отец Глеб Каледа начал служить в Бутырском следственном изоляторе. Одному было тяжело, и он попросил помощников. Я вошёл в их число. Мне достался первый корпус, это тысяча человек. Можно в восемь утра войти и до восьми вечера просидеть.
Камеры переполнены, одна кровать на четверых, спят по очереди. Тяжкий запах грязного белья, пота, табака… Выходишь оттуда, а одежда, волосы, борода словно пропитались этим запахом. Мне говорят: «Вы так накурились, батюшка». А я отвечаю, что не курю.
Заходишь в камеру, заключённые тебя зовут: «Ну иди сюда, посиди, отдохни». Садишься, они начинают тебя о чём-то спрашивать, ты отвечаешь, смотришь, а уже четыре часа прошло.
В храм на службу осуждённых водили с ротвейлерами. Они мне жаловались: «Батюшка, мы не хотим с собаками ходить». — «А что вам эти собаки?» — «А они нас за пятки кусают». У них в камере от жуткого воздуха раны не заживали. Помню, служим литургию, я в алтаре, другой батюшка исповедует, а в конце храма кто-то курит, в карты играют. А ты этого не видишь, потом уже рассказывают. Только чувствуешь, когда кадишь ладан, что навстречу валит табачный дым.
В Англии предпочитают гимнастику
Был случай: я крестил в кабинете начальника тюрьмы одного благотворителя, который много помогал храму в Бутырке и вдруг сам сюда загремел. Когда я его крестил, в кабинете не было ни ведра, ни тазика. Пришлось его обливать из графина, которым, как говорили, пользовался ещё Дзержинский.
А потом меня пригласили на конференцию тюремных капелланов, она проходила в Англии. Там духовная жизнь заключённых налажена (конечно, только тех, кто этого желает). Священнику каждый день дают компьютерную распечатку списка поступивших за сутки, он всех обходит, раздаёт буклеты с информацией о тюремном храме. Кто хочет, посещает службы, беседы. Но приходят немногие — примерно каждый десятый, большинство предпочитают гимнастику. Из камеры там можно пройти в храм, баскетбольный зал, компьютерный класс. Не сравнить с Бутыркой, где в камере, как в улье, сидело по 120 человек. Правда, сейчас и у нас многое изменилось. Пусть пока не как в Англии, но всё же стараются создать условия и для заключённых, и для священников.
Факты из жизни протоиерея Павла Вишневского
Его отец, протоиерей Сергий Вишневский, — один из старейших клириков Церкви, ему скоро исполнится 90.
У отца Павла три родных брата, и все стали священниками.
В юности он служил иподиаконом Патриарха Пимена.
Двенадцать лет был тюремным священником в Бутырке.
Сегодня служит клириком храма Святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии при Миусском кладбище, а также больничным священником в хосписе при 24-й больнице.