Открытый иконостас реабилитирует священника
У нас есть основной алтарь, который закрыт достаточно глухим иконостасом и выглядит традиционно. Большую часть времени мы служим там. А открытый придел я называю «миссионерским». Потому что есть проблема разделения между духовенством и народом. С одной стороны, иконостас несет важную функцию отделения святилища от храма. С другой стороны, создает кастовость: священник в своем месте что-то делает, а народ сам по себе.
Так как у нас люди не слишком усердствуют в изучении литургики, то чаще всего они просто по умолчанию воспринимают всё, что вокруг. К сожалению, качество пения, качество чтения молитв не всегда соответствующее, и народ с этим свыкается. Люди не слышат, что произносят в алтаре, им достаточно того, что они находятся в сакральном молитвенном пространстве. Они настолько делегируют свои чаяния священнику, что способны просто отключиться.
А новых людей, которые приходят в Церковь, это не насыщает. Для них в службе есть некие несуразности: время от времени появился человек в красивой одежде, что-то невнятно сказал, потом опять пропал, и так несколько раз.
Богослужение формировалось долго, с византийской эпохи, когда оно соответствовало дворцовому церемониалу. Человек сейчас живет в другом информационном пространстве, ему многие архаичные образы недоступны. Поэтому, думаю, открытый иконостас сегодня, как минимум, реабилитирует священника. Оказывается, священник не спит там где-то под душевное пение, а молится перед престолом, либо стоит у жертвенника и совершает проскомидию, через его руки проходит бесконечное количество записок. А его выходы – это какие-то обязательные по регламенту действия. К священнику в таких условиях тоже выдвигаются определенные требования, и это подхлестывает. Любое движение должно быть продумано до микрона.
Пластиковые иконостасы
Конечно, если бы не внешняя помощь, то до банкротства нам – один шаг. Ремонт храма, реставрация икон – это очень дорого.
Мы, к сожалению, не можем отвлечься от мысли, что мы наследники имперской Церкви. И строим «муляжи Святой Руси». Хотя культурно и ментально мы совершенно другая Церковь. Увлекаться восстановлением той Церкви нам, мне кажется, неполезно. Надо понять, что мы опять попали в первоапостольские времена. Это такой апгрейд, полное возвращение к началу. И, пока мы это не усвоим, у нас будет телепание между величием и покрытой золотистой краской пластикой, в которой сегодня это величие выполняется.
Сейчас ведь принято делать семиярусные иконостасы из пластика. Такие действия – реальная профанация, а не возобновление величия Церкви. В то время иконостасы ставились с помощью усилий людей, общины, ктиторов. Это было усердие многих, пчелиный труд. А сегодня, когда такой пластиковый иконостас ставит один человек за деньги, то мне не кажется это ценным. Ни в глазах Божиих, ни для будущих поколений.
У нас была группа прихожан, которая, когда мы начали обновлять иконы, мне сказала: сколько случаев, когда иконы сами обновляются, надо и нам надеяться на чудо! Но ведь эксплуатировать чудо и опасно, и соблазнительно. Да и не настолько мы святы, чтоб по нашим молитвам начались чудеса.
Многие иконы были в состоянии просто катастрофическом. Поэтому я, конечно, стал заниматься реставрацией икон. Но моя политическая ошибка была в том, что мы стали убирать из храма сильно изношенные иконы. Для некоторых людей это оказалось знаком, что пришел иконоборец и уничтожает облик храма.
Икона должна давать нам представление о Царствии Небесном. Если икона неряшлива, если она потерта, если по лику идет трещина в три сантиметра, то такую икону надо изымать. Иначе формируется неверное отношение к святости. Получается, мы чтим не того, кто на иконе изображен, а сам предмет. По сути, это фетишизм.
К тому же для молодежи темный храм с потертыми иконами – это место непонятное и пугающее. Сейчас наши прихожане, даже пожилые женщины, – приходят в храм в нарядной и светлой одежде. А раньше, при высоте потолков в шесть метров, было ощущение, что мы в каморке какой-то. Та обстановка, которая была в храме, определяла и поведение человека, человек ей соответствовал. Люди приходили в храм темные, мрачные, в черной одежде. Когда стало светло, в мрачном виде и человеку стало неуютно. И кто-то стал подтягиваться к нам, а кто-то, наоборот, уходить: искать такие места, где так же темно. У нас в Зубцове говорят: «всем не упакаешь!». Надо делать свое дело лучшим образом, а не угождать всем.
Гастроли приехали!
Когда я сюда поступил служить, то многое было для меня внове. Я горожанин, а здесь люди ближе к селу. Храм один, люди приезжали со всего района. Они были весьма далеки от церковной жизни: не знали, как исповедоваться, как готовиться к Причастию. Вместо исповеди происходили микрозанятия воскресной школы. Стоит очередь, человек пятьдесят, с каждым приходится прописные истины обсуждать. Многие жаловались, что они далеко живут, еле выбрались, поэтому приехать в субботу вечером на исповедь им сложно.
Испросил у архиерея благословение, купили палатку, складной престол, утварь переносную. Стали с хором выезжать в дальние населенные пункты. Два года я сильно этим «болел». Но на самом деле это было не востребовано. Очередная искусственная ситуация. Люди ничего не знают о Церкви, для них панихиду отслужить – уже событие. А мы к ним сразу с литургией приезжаем. Помню, служим мы под открытым небом, подошла одна бабулька, смотрит, – какие-то гастроли приехали.
Охватывать необъемные пространства смысла нет. Надо работать на своем участке, куда у тебя руки дотягиваются. Пытаться успеть везде и всюду – нигде не будет хорошо. Надо положиться на волю Божью.
Молиться не отдельно
Идя на определенную принципиальность, рискуя признанием людей, комфортом, можно получить больше. Практика заочного отпевания, некритичное отношение к Крещению, – всё это здесь было, но всё это было мне не близко. Как возможно крестить без подготовки? Преодолевать инерцию среды пришлось долго. В сельской местности слухи же разносятся быстро. И вот, по слухам, стало получаться, что у нас в храме вообще не отпевают, не крестят. Были неприятные моменты. Зато сейчас наоборот: люди хотят приходить в храм, они ощутили вкус к церковной жизни.
Я вижу достаточно большое количество людей, осознанно верующих и усердных в богослужебной жизни. Мне кажется, это результат, который вырос из небольших акцентов, – восковые свечи, светлый храм, иконы, крещения, отпевания… Тем более что к нам стали возвращаться иконы после реставрации. Придя в храм, к Богу, люди видят и новизну, и преемственность. Мы молимся не отдельно, но с теми людьми, которые молились тут сто, двести лет назад.
Город Зубцов – административный центр Зубцовского района Тверской области. Впервые город упомянут в летописях в 1216 году. Был форпостом на западных рубежах Ростово-Суздальской земли. До Октябрьской революции был богатым купеческим городом. В Великую Отечественную войну Зубцов оккупировали немцы, город подвергся сильным разрушениям. Население – шесть с половиной тысяч человек, смертность в два раза превышает рождаемость.
Собор Успения Пресвятой Богородицы города Зубцова (Ржевская и Торопецкая епархия Тверской митрополии) – каменный трехпрестольный храм на левом берегу Волги. Приделы: холодный Александра Невского и теплый Марии Магдалины.
История храма тесно связана с историей города Зубцова. В 1692 году Зубцовский дворянин Цызырев Максим построил деревянную церковь. В 1801 году было построено каменное здание, сохранившееся до настоящего времени. В 30-е годы XX века храм был закрыт и использовался как складское помещение и даже в качестве тюрьмы.
О судьбе храма в годы Великой Отечественной войны сведения противоречивы. Согласно одним источникам, фашисты устроили в храме конюшню, по другим – сгоняли сюда людей на церковные службы. После освобождения Зубцова, открытия храма добился священник Василий Знаменский. В свое время он окончил семинарию на Кавказе и был сокурсником самого Иосифа Сталина.
Священник направил Сталину письмо, где просил своего бывшего сокурсника разрешить богослужения в зубцовском храме, который использовался как гарнизонное сооружение. После удовлетворения этой просьбы Успенский храм долго был единственным в округе действующим православным храмом, сюда приходили и приезжали молиться даже из Ржева.
Фото: Нина Архипова
