Более тридцати лет — с 1953 года почти до своей кончины в 1983 году — отец Александр Шмеман еженедельно выступал в эфире «Радио Свобода». Его беседы были посвящены самому главному, центральному в христианской вере — отношениям Бога и человека, мира и Церкви, веры и культуры, свободы и ответственности.
В этом году портал «Православие и мир» совместно с издательством ПСТГУ предлагают вам вновь окунуться в атмосферу тех лет, когда сквозь глушение и помехи слушатели в СССР неделю за неделей включали свои приемники, чтобы услышать эти возвращающие к вере беседы. Неделю за неделей, одно за другим литургические события Великого поста — вплоть до Светлого Воскресения Христова.
Залог преображения
В эти послепасхальные дни невольно возвращаешься все к тому же вопросу: раз в этом неслыханном утверждении «Христос воскресе!» действительно вся суть, вся глубина, весь смысл христианской веры, раз, по слову апостола Павла, если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна (1 Кор. 15:17), то что означает это для нашей, для моей жизни здесь?
Ведь вот прошла еще одна Пасха, и снова была эта удивительная ночь, мерцание свечей, нарастающее волнение; снова были мы в лучезарной радости службы, которая вся состоит как бы из одной ликующей песни: «Ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя, да празднует убо вся тварь востание Христово, в немже утверждается».
Но вот проходит эта ночь, и из ее света мы возвращаемся в мiр, спускаемся на землю, снова вступаем в будничную, «реальную» жизнь. И что же? Все так же, как было, ничего не переменилось. И как будто ничто, решительно ничто на земле не имеет ни малейшего отношения к тому, что пелось в церкви. И в душу закрадывается сомнение: эти слова, прекраснее и возвышеннее которых нет на земле, — не иллюзия ли они? Их жадно впитывают сердце и душа, но холодный будничный ра¬зум говорит: «Мечта, самообман! Две тысячи лет прошло, и где же их исполнение?» И Боже мой, как часто христиане опускают голову и давно уже и не пытаются свести концы с концами! «Оставьте нам, — как бы говорят они мiру, — эту последнюю драгоценность, последнее утешение и радость! Не мешайте нам в наших запертых храмах утверждать, что радуется и ликует весь мiр! Не мешайте нам, а мы не будем мешать вам строить этот мiр, управлять и жить в нем, как вам угодно».
Однако на последней глубине нашей совести мы знаем, что это малодушие, что этот минимализм, это внутреннее бегство несовместимы с подлинным смыслом и подлинной радостью Пасхи. Ибо Христос либо воскрес, либо не воскрес. И если воскрес, — а о чем же ином наше пасхальное ликование, вся эта светлым торжеством и победой пронизанная ночь? — если однажды в мiровой истории совершилась эта неслыханная победа над смертью, то тогда и вправду все изменилось, все обновилось в мiре, знают об этом люди или нет. Но тогда и на нас, радующихся и ликующих, лежит ответственность за то, чтобы и другие узнали, поверили, вошли в эту победу и эту радость.
Древние христиане свою веру называли не «религией», а благой вестью и свое назначение видели в том, чтобы возвещать ее мiру. Древние христиане знали и верили, что воскресение Христово — не просто повод для ежегодного празднования, а источник силы и преображения жизни и поэтому то, что слышали на ухо, возвещали с крыш (см.: Мф. 10:27). «Но что же я могу? — отвечает за меня мой трезвый, или, как говорят теперь, „реалистический“ разум. — Как могу я возвещать, свидетельствовать — я, бессильная песчинка, затерянная в массах?» Но это возражение разума и так называемого здравого смысла — ложь, и, быть может, самая страшная и самая диавольская ложь современного мiра. Этот мiр каким-то образом убедил нас, что сила и значение всегда только у «масс». Что может один против всех? Однако именно тут, именно по отношению к этой лжи и должно раскрыться во всей своей силе основное утверждение христианства, его ни на какую другую не похожая логика. Христианство утверждает, что один человек может быть сильнее всех. И именно в этом утверждении — благая весть о Христе. Помните удивительные строчки из «Гефсиманского сада» Пастернака?
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.
Вот образ Христа: Человек без всякой земной власти, одинокий, всеми оставленный — и побеждающий. И далее:
Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.
Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко Мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты .
«И может загореться на ходу…» Вот в этом «может загореться» заключен ответ на все сомнения «трезвого» разума. О, если бы каждый из нас, знающих пасхальную радость, слышавших о победе, поверивших в то, что неведомо для мiра, но для него и в нем совершилась эта победа; если бы каждый из нас, забыв о количествах и массах, эту веру и радость передал хоть одному человеку; если бы эта вера, эта радость тайно присутствовали и в самом незначащем разговоре, в наших -«трезвых» буднях, преображение мiра и жизни началось бы уже здесь, сегодня, сейчас. Не придет Царствие Божие приметным образом (Лк. 17:20), — сказал Христос. Да, ибо оно, Царство Божие, приходит в силе, свете и победе всякий раз, когда я, когда каждый верующий выносит его из храма и начинает им жить. И тогда мiр все время, каждую минуту «может загореться на ходу».
Христос воскресе!
