Когда в редакции узнали, то сначала не поверили: в Ингушетии мусульмане строят православным новый храм и просветительский центр в память о замученном бандитами протоиерее Петре Сухоносове. Правда, храм недавно обстреляли, но это было недоразумение, скорее всего, китайская петарда — так обрисовали нам ситуацию в администрации Сунженского района. Уже на месте выяснилось, что «петарда» была подствольной, а настоятеля охраняют автоматчики.
Вид с колокольни храма на станицу Орджоникидзевскую, самое крупное поселение сельского типа в России и одно из самых крупных в мире (около 70 тысяч населения). Примерно то же самое видят охранники-ингуши, которые дежурят на колокольне в Рождество
Привычка бояться
«Раньше вздрагивали от каждого выстрела и бежали в домик охраны. «Что вы сюда бежите?» — говорили нам бойцы. А куда еще нам бежать? Теперь мы привыкли, некоторые даже с постели не встают: «Что, опять взорвали? Ох, гады!» И снова спать ложимся… Страшная привычка, но что поделаешь», — рассказывает мать игумена Варлаама, благочинного Грозненского и Магасского округов. Мы сидим в трапезной храма Покрова Пресвятой Богородицы в станице Орджоникидзевской. Здание нового храма — в том же дворе, сейчас идет его роспись. За последние три года Покровский храм четырежды обстреливали из подствольного гранатомета и один раз продырявили из противотанкового. Последний выстрел — 2 января 2011 года. «Они, наверное, стреляют и думают: да что ж он не рушится? А отец Варлаам специально надежно строил, стены толщиной в четыре кирпича», — смеется матушка. Она — потомственная казачка, в Ингушетию поехала вслед за сыном, когда того перевели на место настоятеля.
— Отец Варлаам попал в Ингушетию в двадцать пять лет. Значит, он так и не успел пожить в монастыре?
— А мы тут и так одиннадцать лет как в монастыре: ни выйти, ни войти. По крайней мере, без охраны. Правда, на рынок я одна хожу. И когда слышу, что сзади подъезжает машина, у меня тотчас все внутри сжимается от страха. Думаю: только бы в затылок или в сердце, чтобы поскорей.
— Страшно здесь жить? — спрашиваю я у Раисы Хариной, депутата народного собрания Ингушетии, которая сидит тут же за столом.
— Я вам так скажу: без молитвы из дома не выхожу, — отвечает собеседница.
Крест на куполе с отбитым лепестком
В собрании 21 депутат, двое из них — русские. Если учесть, что русских в республике осталось около процента, то и это количество покажется несправедливым. За четыре дня что я провел в республике, мне удалось опросить около десяти русских, и только один сказал, что хочет остаться, потому что здесь его родина. Остальные же хотят уехать, но не имеют такой возможности. «Мы живем, как на раскаленной сковороде, но никто об этом не знает. Официально же у нас все хорошо», — сказал один из моих собеседников.
Вечные девяностые
Жалующихся на свою жизнь русских можно понять, ведь волна убийств, прокатившаяся по Ингушетии в 2006-2007 годах, происходила прямо на их глазах. Здесь помнят и лето 2004, когда станица несколько часов находилась в руках боевиков, и бандиты расстреливали людей, в первую очередь ингушскую администрацию и милиционеров. А еще раньше, в 1997-м была совершена попытка похищения настоятеля Покровского храма прот. Петра Сухоносова. Подоспевшие прихожане пытались спасти батюшку, а выбежавшие на шум соседки-ингушки подняли такой крик, что бандиты бросили священника и ретировались, побоявшись стрелять по ингушкам. В 1999 попытку похишения повторили. О. Петра схватили прямо в алтаре после службы, прихожан рядом не оказалось. В плену у чеченских боевиков — такова наиболее распространенная версия о похитителях о. Петра — семидесятилетнего священника замучали до смерти. С тех пор вместо одного милиционера с автоматом храм охраняют несколько, а по праздникам на колокольне дежурят снайперы «федералов». В милиции и охране служат ингуши, но это не спасает их самих или их семьи от нападений. Только в 2010 году, по информации МВД Ингушетии, при исполнении были убиты 32 и ранены 102 сотрудника милиции. «Остановится тонированная машина без номеров, дадут автоматную очередь из приоткрывшейся двери, и все», — рассказывает сотрудник МВД. Вообще, складывается ощущение, что в этой самой маленькой (между западной и восточной границами 72 километра) и самой молодой республике России (образована в 1992 году) до сих пор царят «лихие девяностые»: машины часто ездят без номеров, по ночам слышна автоматная стрельба, безработица в республике свыше 53 процентов (по другим данным — 76). По оценкам источника в МВД республики, сегодня около 10 процентов всей молодежи «уходят в лес», к бандитам. В лесу дают оружие, деньги и проводят психологическую обработку с религиозной составляющей. За теракт, который попал в СМИ, платят около 10 тысяч долларов. Но сегодняшние проблемы Ингушетии начались не в девяностых, а немного раньше.
Преданные своими
Станица Орджоникидзевская, в которой стоит храм Покрова, с момента своего основания в середине XIX века входила в Кавказскую линию — систему оборонительных сооружений, созданную российскими войсками в ходе военных действий против Турции и горцев в XVIII-XIX веках. Рубеж охраняли специально созданные казачьи войска, казаки составляли примерно 70 процентов от общего количества жителей станиц. В советское время южный кордон империи благополучно «расказачили» (расстрел «неблагонадежного мужского населения», повальное разоружение, конфискация хлеба и сельхозпродуктов, выселение, переселение иногородней бедноты на казачьи земли), а пошатнувшуюся стабильность укрепили насильственной депортацией чеченцев и ингушей в отдаленные районы Казахстана и Киргизии. Операция, проведенная в 1944-м, получила название «Чечевица», депортировано было около 500 тысяч чеченцев и ингушей. Когда после распада СССР они вновь вернулись на свои земли, поддерживать российские порядки в регионе оказалось некому — центральной власти было не до того: вокруг рушился Союз, республики, следуя Ельцинскому призыву, старались «взять столько суверенитета, сколько смогут удержать». Потомки же «расказаченных» казаков противостоять мстящим горцам оказались не в состоянии. «Когда у нас убили атамана, тогда это все и началось, — вспоминает моя собеседница-казачка. — Первыми побежали атаманы, за ними есаулы. Что оставалось делать нам? Теперь думаю, что, если бы тогда остались, если бы не дрогнули, конечно, была бы кровь, но не так много…» Цифры достаточно красноречивы: по данным переписи 1989 года, доля русского населения в Чечено-Ингушской АССР составляла около 23 процентов. По переписи 2002 года — около 1,2 процента, в Чечне — около 3,7. По свидетельствам участников событий тех лет, соседи-ингуши вынуждали русских продавать свои дома за копейки или уезжать и вовсе ни с чем. Но там, куда бежали казаки, — на Ставрополье и в Краснодарском крае, на Украине, — они тоже оказались не нужны. «Что вы приехали, поезжайте в свою Чечню, вы же чеченцы» — так, по свидетельству моей собеседницы, приняли русских казаков братья русские. Помощи не было ни с работой, ни с деньгами, и некоторым пришлось вернуться.
«Ну что, похоже на петарду?» — спросил меня с усмешкой охранник, указывая на след от взрыва гранаты на стене храма
Боевой глава
Станица Орджоникидзевская — самое крупное поселение сельского типа в России и одно из крупнейших в мире. Из семидесяти тысяч общего населения русских здесь — не более трехсот человек, в основном старики. Большинство хотели бы, но не могут уехать. Есть те, кто остаются в надежде на лучшие времена. А есть и такие, которые не хотят уезжать, потому что здесь их дом и родные могилы. Бок о бок с русскими здесь живут корейцы, цыгане, евреи, армяне, чеченцы и самая многочисленная народность республики — ингуши. Чеченцы и ингуши в основном мусульмане, все прочие называют себя православными, но в храм ходят редко. На Рождество в 2011 году в храме было около ста человек, из них менее половины причащались. По словам отца Варлаама, некоторые приходят в храм только за подарком от руководителя республики Юнус-Бека Евкурова. Для него это стало традицией — каждое Рождество около полуночи приезжать в православный храм, чтобы расспросить людей об их проблемах и передать сладкие подарки для прихожан. Специально для главы в трапезной готовят халяльную пищу, и разговор продолжается уже за столом. Евкуров — боевой офицер, в июне 1999-го руководивший марш-броском российского десанта, занявшего аэропорт столицы Косово. За спасение пленных российских военнослужащих во время второй чеченской войны был награжден званием Героя России.
По отзывам местных властей, Евкуров — один из самых миролюбивых лидеров Кавказа, его политика ориентирована на примирение и компромисс. Видимо, поэтому меньше чем через год после назначения на него было совершено покушение. После ранения Евкуров вернулся к своим обязанностям. По указу руководителя республики (а также его предшественников) приходу выделяются средства на строительство православного просветительского центра, которое длится уже более десяти лет.
Игумен Варлаам. «Не страшно вам здесь? » — спросил я батюшку, как приехал. — «Страшно, но страх, растворенный верой, уже не имеет панической силы»
Идея создания центра принадлежит сразу нескольким людям, в том числе игумену Варлааму. По его словам, в просветительском центре откроются библиотека, воскресная школа. «Отец игумен, русские уезжают, для кого же вы строите этот центр?» — спросил я о. Варлаама. «Не для кого, а во имя чего», — ответил батюшка.
Зачем мусульманину церковь?
— Это воспитание народа. Будет идти молодой ингуш, увидит на одной улице мечеть и православный храм — и поневоле задумается. Если у народа нет идеи, то он превращается в толпу. Идея — это хотя бы строительство храма и мечети рядом друг с другом.
— Нужна ли здесь церковь? В чем вы видите миссию православного священника на Кавказе?
— Мы здесь, потому что здесь русские люди. Наша задача — максимально сохранить ту паству, храмы, веру, мир, которые есть. Это земля наших дедов. Земля, омытая кровью казаков, положивших свою душу за отечество, за мир на Кавказе, за единство страны. Поэтому надо помочь русским остаться на Кавказе. Просто наступили времена испытаний. А испытания — это лекарства для нашего общества. И если Господь нас еще испытывает, значит, мы живы. Украшают только покойников. Скорби есть и еще будут, но это не повод искать виноватых во всех бедах нашего народа. Мы должны скорби принимать, нести и стараться сохранить здравое восприятие реальности.
— Кто стрелял в храм?
— Наверное, ваххабиты. Может быть, их раздражает мозаичное изображение Богородицы. Я бы не назвал их мусульманами. Человек разрушающий, убивающий, не может называться верующим.
— Что бы вы сказали такому «стрелку»?
— Я не стал бы его рвать на клочки и говорить: что ты сделал с моим храмом! Я бы попытался понять, что им движет, и убедить, что так делать нельзя. А сказал бы я очень простые вещи: что у нас один Творец и что все мы его дети. Что солнце восходит и над добрыми, и над злыми, а вот кто из нас добрый, а кто злой — решит суд Божий.
Когда ей было семь, Ангелина (на фото слева) осталась сиротой при живых родителях, и о. Петр Сухоносов приютил девочку при храме. Тогда Ангелина почти не разговаривала, сейчас поет на клиросе Покровского храма
— Почему в кавказских храмах, в отличие от мечетей, так мало людей?
— Думаю, это воспитание. Когда в исламской семье растет ребенок, его с детства учат молиться, объясняют, что вера — это главное. А у нас, у русских, считается, что ребенок сам должен прийти к вере. Это ошибка. Воспитывать веру в ребенке надо с младенчества. Тогда и процент воцерковленных среди христиан будет выше, и будет единение в русском народе. Мне кажется, что процент ходящих в храм здесь все равно больше, чем в России.
— Вернутся ли русские на Кавказ?
— Я думаю, что со временем вернутся, но это не будет легко. Нужно понять, что сложившаяся ситуация есть отчасти последствие насильного переселения ингушей и чеченцев. Родившиеся в Казахстане, воспитанные на чужбине, не видевшие своего дома… Им рассказывали, что у них есть родина, с которой их силой прогнали. Я думаю, что сердце любого молодого человека это бы задело очень глубоко. Хотя и с русскими происходило то же самое, одни только казаки сколько перенесли… Но на Кавказе произошедшее было воспринято особенно болезненно. Когда реабилитированные народы вернулись, кругом царило перестроечное лихолетье, что дало возможность для раскрутки межнациональных и межконфессиональных конфликтов. Я думаю, что по милости Божией со временем все они сгладятся. Но для этого надо трудиться, созидать и искать не причины для раздора, а точки соприкосновения. Тем более что у Кавказа есть чему поучиться — в морально-нравственном отношении он стоит выше, чем та же Москва, особенно с учетом ее уровня развития цивилизации.
Симеон РАЗУМИХИН