Сколько бы фондов мы ни открыли, на все беды не хватит
– Наталья, почему вдруг вы открываете новый фонд? Ведь продолжает же существовать и работать МОО «Справедливая помощь Доктора Лизы», которая до сих пор частично находится в знаменитом подвале на Пятницкой, есть «Дом друзей», который осенью открыли друзья Елизаветы Петровны?
– Потому что бездомных, несчастных и отверженных людей так много, что, сколько бы фондов мы ни открыли, все равно на всех и на все беды не хватит. Есть направления деятельности, которые были традиционно дороги для Лизы, но в фондах, продолжающих дело Доктора Лизы, они не востребованы по объективным и субъективным причинам: что-то признано неэффективным, что-то очень трудно сделать в силу кадровых вопросов.
Наталья Авилова. Фото: Валентин Спринчак / ТАСС
– Какие это направления, которые оказались невостребованными и которые будут в вашем фонде?
– Работа с паллиативными пациентами, нуждающимися в тщательном уходе, и их семьями, которым нужна опека, с людьми, которые в результате различных заболеваний находятся дома в малоподвижном состоянии, с уходящими больными.
Поскольку Лиза была паллиативным врачом-онкологом, она всегда сама вела эту работу до последних дней пациента, и речь шла не о том, чтобы обеспечить их простынями и памперсами, а об участии в судьбе этого человека и его близких, о помощи тем, кто знает, что близкий человек скоро уйдет, о медицинской и психологической поддержке того, кто уходит.
И сейчас перед нами стоит очень серьезная задача – найти такого врача, который сможет продолжить эту работу на тех принципах и по тем методам, которыми пользовалась Лиза, потому что это был действительно чудовищно тяжелый труд. И, конечно, назвать его эффективным нельзя, и он не укладывался в схему той благотворительности, о которой мы сейчас часто слышим, с ее «транзакциями с бездомными», «инвестициями», «краудфандингом» и Дэном Паллоттой.
Лиза работала по-другому: своими руками, решала проблемы человека сама и не жалела на это ни времени, ни сил. Она никогда не думала, сколько будет стоить одна транзакция с этим уходящим больным – она думала о том, чтобы он умер в хороших условиях, умер счастливым, и о том, чтобы в его семье смогли пережить эту трагедию.
Вообще, она говорила, что умирающие больные – такие же люди, как и мы с вами, и отличаются только тем, что приблизительно знают, когда их не станет, и все, никакой другой разницы нет. И по этому принципу она строила работу киевского хосписа. Это был уникальный проект – там были открыты двери, и родственники пациентов могли их постоянно навещать, никаких запретов не было… Все эти истории описаны в ЖЖ Лизы, а сейчас они вышли в книге «Доктор Лиза Глинка: я всегда на стороне слабого», которую нужно прочитать, чтобы понять, чем она занималась, как она помогала людям, ради чего жила.
– Это книга записей Елизаветы Петровны в ЖЖ, которую собрал ее муж, Глеб Глинка?
– Да. Лизин ЖЖ – это уникальное явление, и его всем стоит почитать. Я прочитала эту книгу в первый раз за два часа в самолете, когда летела в Донбасс эвакуировать детей, на одном дыхании, и я провела эти два часа с Лизой. И благодаря этой книге мы, когда собирались только что на Лизин день рождения, провели очень теплый вечер.
Лиза была очень позитивным человеком, поэтому ее день рождения – это совсем не день горя. Он всегда был днем помощи людям, когда мы сидели и обсуждали, что мы еще можем сделать, куда двигаться. И этот вечер был таким же – был момент, когда мы поплакали, но очень много смеялись и вспоминали Лизу, вспоминали, какой она была энергичной, что обычно делала 20 февраля.
– Что она делала?
– В первую очередь всегда вешала пост в фейсбуке: «Никаких цветов, никаких конфет, все повыкидываю. Принесите мне памперсы, зеленку, перекись водорода. Нужна помощь колясочнику – купите коляску, у него сломалась коляска».
И на этом импульсе проходили ее дни рождения. Многие люди, кто был знаком с Лизой, говорят: «У нас 20 февраля с утра срабатывает какой-то инстинкт: куда побежать и кого бы спасти?» Лиза за 10-12 лет выработала в тех, кто ее окружал, эту потребность помогать.
– Вышла еще вторая книга о Елизавете Петровне, которую сделал Александр Бондарев.
– Да, совсем маленьким тиражом, буквально 300 экземпляров – для своих. И когда я взяла в руки вторую книгу и снова провела время с Лизой, я поняла, что я скверный писатель, у меня нет таланта, но я умею делать что-то другое, чему Лиза меня научила, и я должна Лизу, которая есть в этих книгах, сохранить, должна сохранить как можно больше Лизы.
Я – часть нашей старой команды, которая работала с ней, и раз уж мы обучены, раз уж мы безумно любим эту работу, то почему бы не сделать новый фонд, в котором мы будем все делать так, как делала Лиза, так, как мы привыкли. Пусть нас критикуют – мы, конечно, не Дэн Паллотта по эффективности инвестиций, но у нас будет маленький мобильный коллектив, который все будет делать своими руками.
У нас не будет никаких бюджетных денег, не будет больших спонсоров, которые могут прийти и указать: «Нет, в Донбасс ты не поедешь, мне там ситуация не нравится» или: «Ты не будешь помогать бездомным, а будешь помогать детям». Чтобы такого не было, Лиза уходила от таких пожертвований.
И мы надеемся, что с Божьей помощью, с помощью людей, которые очень позитивно восприняли идею создания такого маленького фонда по образу и подобию того, что было «Справедливой помощью» Доктора Лизы, у нас все получится. С помощью этих людей мы сможем решать те задачи, которые будут перед нами стоять, и помочь тем нуждающимся, с кем мы будем работать.
Мы продолжим работу с детьми, пострадавшими от войн и катастроф
– Какие еще предполагаются направления в новом фонде, кроме паллиативной помощи? Работа с бездомными?
– Мы не будем отдельно выделять бездомных. У нас будет программа помощи малоимущим, инвалидам и бездомным гражданам, мы их всех называем людьми, попавшими в беду, – это те, которым нужно помочь решить их проблему здесь и сейчас.
– Что еще будет?
– Третье направление – тоже традиционное для Лизы, а теперь уже и для меня. Поскольку я после гибели Лизы больше года отработала на программе помощи детям, пострадавшим в результате военных действий и катастроф, у меня появился свой опыт, свои наработки, я вижу, как вести эту работу. Поэтому мы не останавливаем работу с детьми, пострадавшими от войн, катастроф и стихийных бедствий.
Более того – у меня был неплохой опыт работы летом, когда были пожары в Ростове. Это как раз то, для чего нужна маленькая мобильная команда: чтобы вечером загорелось, а утром вы уже сели в самолетик и поехали или отправили какой-то гумгруз. Поэтому это направление мы будем сохранять.
Наталья Авилова. Фото: liza.fund
– Будете ли вы продолжать вывозить детей с Донбасса?
– Мои коллеги из «Справедливой помощи», я уверена, справятся с эвакуацией после моего ухода, и смысла там толкаться и эвакуировать нет. Тем более что после того, как я в прошлом году летала в Донбасс раз в месяц, пообщалась там с чиновниками, докторами и родителями, я поняла, что сейчас главное – помочь им отстроить инфраструктуру на месте так, чтобы они этих детей там же, в Донбассе, и лечили.
Поэтому у нас в планах есть замечательная программа, но ее мы сможем потянуть только всем миром, если сподвигнем на участие несколько других организаций, в том числе государственных, если нас поддержит крупный или средний бизнес. В Донецке есть прекрасная республиканская детская клиническая больница, она на 80-85% укомплектована всем необходимым. И если довести ее до ума, достроить, привезти недостающие 2-3 аппарата (например, томографы), обучить врачей, повысить квалификацию тех, кто работает с детьми, то нам не надо будет эвакуировать этих детей, разве что в случаях редких патологий.
В 2017 году мы продолжили начатую Лизой работу – вывозили небольшое количество врачей оттуда в Россию на повышение квалификации.
– И после этого они вернулись обратно?
– Да. Мы понимаем, что, когда мы возим сюда врачей на обучение, есть риск, что врач здесь обучится, вернется домой, соберет чемодан и уедет с войны в Крым или Петербург. Такие случаи бывали. К счастью, из тех врачей, которые ездили к нам на обучение, ни один этого не сделал.
Наталья Авилова на открытии мемориала в честь Елизаветы Глинки в Донецке. Фото: Татьяна Каралева
Там, на Донбассе, потрясающий костяк врачей. Например, один из героев – доктор Евгений Жилицын, глава детской травматологии, – это к нему попадают раненые дети. Он делает суперсложные операции. В марте мы приехали к нему вместе с директором клиники Рошаля Валерием Митишем – он сам оперирующий хирург, он посмотрел, какую работу делают там врачи детской травматологии, и сказал, что это очень высокий уровень. Поэтому мы только надеемся на то, что те, кто остался сейчас, спустя три-четыре года войны, уже не уедут.
У Жилицына был штат – 18 врачей в травматологии, сейчас у него их 7. Я не знаю, когда он спит, – сколько бы дней я ни провела там, он всегда в клинике, всегда что-то делает. Трудно представить себе, как там остаются эти люди, как они работают в чудовищных условиях, особенно как работали в первые годы, когда медикаментов не было, когда стреляли, в том числе и по больнице. А он с выбитыми стеклами должен оперировать ребенка, например. И при этом он умудряется проводить какие-то вечера для детей, выбивает кондиционеры, добывает переносной аппарат УЗИ…
Все мне говорили: «У них есть аппарат УЗИ, зачем им портативный?» А он работает по тому же подходу, по которому работала Лиза, и этот подход правильнее, чем любые эффективные менеджменты. По бумагам, конечно, им аппарат УЗИ не нужен, потому что у них он есть. Но у них детки, месяцами прикованные к постели, детки в аппаратах Илизарова, подключенные к приборам, и представьте себе, какие нужно приложить усилия, чтобы отвезти такого ребенка из одного в другой корпус, где стоит аппарат УЗИ, какой это стресс для детей.
И Евгений Жилицын выбивает этот аппарат УЗИ, потому что он привезет его к ребенку, а не наоборот. Или взять хотя бы кондиционеры – казалось бы, роскошь на войне, у нас в России даже во многих областных больницах нет кондиционеров. Но у него дети месяцами прикованы к постели, они потеют, особенно летом, чешутся – и поэтому он идет и добывает им кондиционеры.
У человека призвание – и такие люди там остались. Я только на них и надеюсь, мы будем с ними работать. Последний год показал, что мы можем им доверять, что они могут нам доверять. У нас есть все шансы поднять эту республиканскую детскую клиническую больницу – и тогда почти все дети смогут лечиться по месту жительства. Для них эти эвакуации – не увеселительная поездка, это огромный стресс для мам, для родителей.
С Евгением Жилицыным. Фото: Facebook
– И четвертая программа?
– Четвертая программа – новая для нас, мы ведем по ней переговоры, но, тем не менее, я ее анонсирую, потому что если я о ней не расскажу, мы не сможем на нее в дальнейшем собрать средства. Это помощь детям, пострадавшим от насилия и жестокого обращения. Это уникальная работа, которую нужно вести с профессионалами.
У меня, к счастью, есть контакт с очень хорошими специалистами, которые работали с детьми, находящимися в кризисных ситуациях, – психологами, юристами, представителями опеки, – поэтому мы будем сейчас с ними разрабатывать эту программу. И это снова случай, когда вопрос не решается пачкой денег или оплатой лечения, и нужно быть вовлеченным в беду и стараться помочь в этой конкретной ситуации.
И самое главное для нашего фонда – это та часть нашей деятельности, которая будет отражаться во всем, что мы делаем: для нас важны не только пациенты, которым Лиза помогала и которых мы попытаемся сейчас сохранить и восполнить пробелы в работе с ними, но и сама Лиза, то, что я называю ее подходом, ее методиками.
Поэтому спасибо Глебу Глебовичу Глинке за то, что он поддержал эту идею, – мы будем создавать фонд-архив, фонд-музей Лизы. Помещение, которое мы найдем, будет работать в открытом режиме, мы соберем там материалы, фото- и видеоархивы, записи, библиотеку Лизы, обобщим ее интервью.
Мы с этим уже работаем, отбираем необходимые документы. Зная Лизу, невозможно назвать это место ее музеем – это будет просто дом, такой дом, где будет жить частичка Лизы, куда смогут приходить люди, которые знали о ней, и вспоминать ее, и которые не знали ее – чтобы узнать о ней побольше и, может быть, находить свое призвание через нее.
Я уверена, что мой долг перед Лизой – выполнить эту миссию, рассказать людям про этот пример, про ее дело, и через него многие просто поменяют свою жизнь и изменят к лучшему жизни многих других людей, как это часто бывало с теми, кто с ней соприкасался.
Мы будем жить на маленькие частные пожертвования
– На какие деньги будет существовать ваш фонд? Частные пожертвования?
– Мы не рассчитываем на крупные пожертвования и тем более на бюджетные деньги, и они нам объективно не нужны.
Однажды Лиза сказала: «Как только я начну брать бюджетные деньги, я стану чиновником и докажу свою несостоятельность как благотворитель. Я лучше после этого закрою фонд, поеду в Марфо-Мариинскую обитель и буду кормить бездомных своими руками».
Легче всего сейчас попросить бюджетных денег под Лизино имя, соблазн велик, но ни в коем случае. Мы будем жить на маленькие частные пожертвования со всего мира. Лиза гордилась, что большая часть денег ее фонда была собрана по всему миру, и из разных концов земного шара, из отдаленных уголков России мы получали по 50 рублей, 100, 200. Это происходило после того, как люди просто посмотрели с ней интервью, узнали про какого-то больного, прочитали что-то в интернете, прониклись.
Елизавета Глинка на спецборте МЧС во время эвакуации в Москву тяжелобольных детей из города Макеевка Донецкой области (2015)
Материальная помощь пациентам или закупалась на такие пожертвования, или приносилась лично людьми – в фонд несли тушенку, носки, памперсы и то, что было нужно, когда Лиза кидала клич, писала в ЖЖ, в фейсбуке. Конечно, предстоит серьезная работа, чтобы всех этих людей объединить, будем думать, как их заинтересовать, потому что мы – фонд молодой, новый.
Конечно, будут финансовые партнеры, они есть и сейчас – очень многие, которые помогали Лизе. Я была у Лизы и фандрайзером, помогала ей собирать средства на нашу работу. Поэтому те люди, которые знали меня с Лизиных времен, сейчас готовы помогать нам, и нам надо подождать месяц, когда нас зарегистрируют, получить счет, и тогда мы сможем его наполнять.
Плюс мы всегда будем рады тем, кто захочет помочь тушенкой, памперсами, небольшой суммой денег, своими силами, своими руками, и нам очень важно еще и работать с людьми, которые хотят помочь, чтобы у человека была возможность делать это так, как он хочет, помогать тем, чем он может, чтобы мы были таким фондом, руками которого человек бы мог помогать самым нуждающимся.
– Насколько я понимаю, была очень важная часть фонда, та, которой сейчас не существует, – «пятницы на Пятницкой», посиделки, куда приходили все желающие, общались, помогали, обсуждали. Это будет в вашем фонде?
– Если родится само собой. Может быть, у нас будут другие пятницы по пятницам, на которые будут приходить потенциальные волонтеры, потому что у нас будет фонд-архив и музей. Мне кажется, что из-за формата нашего фонда к нам будут приходить люди, которые 5-7 лет назад шли к Лизе по пятницам: благотворители, добровольцы, журналисты.
Они приходили не только чтобы попить чаю и обменяться новостями – они решали вопросы. «Я знаю того, а ты знаешь этого, давай их соединим», – и за пятницу всем миром решались очень серьезные проблемы. Возможно, эта категория людей захочет к нам приходить, и двери будут, конечно, открыты. Посмотрим – все должно быть естественно.
– Какой предполагается коллектив? Вы говорите, что придут несколько человек из старого состава, это кто?
– Руководящий состав уже выбран, я стала директором, Глеб Глебович Глинка – главой попечительского совета. Поскольку совет – это высший коллегиальный орган нашего фонда, получается, что самый старший по званию у нас Глеб Глебович. Доктор Александр Парфенов, друг Лизы, стал президентом нашего фонда – кстати, он был десять лет президентом «Справедливой помощи», а Лиза была директором.
Александр Парфенов, выслушав наши идеи о тех программах, которыми мы хотим заниматься, не просто занял должность президента, но и сказал, что он будет принимать активное участие в наших медицинских программах, потому что он доктор с колоссальным опытом, колоссальными знаниями. У нас будет Николай Беляков, который с 2006 года работал с Лизой и на вокзалах, и в подвалах, и в Донбасс с ней ездил. Наш коллектив пока очень маленький, думаю, он примерно таким и останется. При Лизе всю основную работу делали 7-8 человек плюс огромное количество волонтеров. Лиза находила применение каждому.
– То есть Елизавета Петровна помогала не только тем, кто нуждался в помощи, но и тем, кто хотел помогать?
– Да, и это был второй пласт ее деятельности – она работала не только с подопечными, – она делала огромное дело для тех людей, которые готовы были принимать участие в этой работе. Она приучала, воспитывала, просвещала.
Она говорила: «Принести ко мне в подвал мешок грязной негодной одежды, потому что жалко выбрасывать, – это не благотворительность, а благотворительность – это работа. Вы эту одежду переберите, проверьте, чтобы были пуговицы, постирайте, соберите ее в мешок, рассортируйте теплую и холодную, принесите – вот это уже работа. А когда так скинул – это просто очистил шкаф, извините».
Сама Лиза помогала вообще безвозмездно, она была благотворитель в чистом виде, и она просвещала людей, в частности, своим примером. Начнем с того, с какими категориями она работала. Ее же очень критиковали за то, что она работает с бездомными, с умирающими, ей, как и Вере Васильевне Миллионщиковой, как и Нюте Федермессер, говорили: «Это же уходящие люди, зачем вы им помогаете? Они умрут, что же вы на них тратите деньги и силы? Помогайте детям».
Фото: ТАСС
С бездомными та же история. Я сама сидела на телефоне в фонде и часто слышала: «Что вы им помогаете? Они хотят так жить, у них такой образ жизни, они пьют, матерятся, плохо пахнут, зачем им помогать?» Лиза с такими людьми разговаривала, она находила подход, могла убедить, могла сказать: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся», – и рассказать о том, что среди ее бездомных подопечных не было только двух категорий – чиновников и депутатов, все остальные были – актеры, военные, ученые…
И подводила людей к следующему тезису: безопасный бездомный – это сытый бездомный. И на том участке, где Елизавета Петровна работала – от Павелецкого вокзала до Красной площади, – она заботилась о том, чтобы бездомные получили горячий суп, куртку, какую-то помощь, может быть, были отправлены домой, чтобы они были безопасны для окружающих, не вели себя агрессивно, не приставали к прохожим и не отнимали эту куртку у кого-то в подъезде.
– А, кстати, сохранился ли «вокзал по средам» – поездки на Павелецкий к бездомным каждую среду после ухода Елизаветы Петровны?
– Да, конечно – ближайший соратник Лизы Андрей Николаев сменил ее на вокзале еще в то время, когда началась война. До этого она сама ездила на вокзал каждую среду, не пропускала. Но потом из соображений безопасности детей, которых она возила с Донбасса, она эту работу уже не могла вести сама: перевязывать самой бездомных, а на следующий день ехать эвакуировать детей, у которых нет иммунитета, нельзя, да и времени уже не было.
И, кстати, она больше переживала не из-за того, что она едет и рискует жизнью, или что у нее опасная работа, или что она не спит сутками – она переживала, что больше не может ходить по средам на вокзал сама. Поэтому она готовила команду тех, кто мог это делать. В основном это волонтеры. И уже больше пяти лет эта команда не меняется. Они знают эту работу идеально и ездят вместе со «Справедливой помощью Доктора Лизы», не пропускают ни одну среду и прекрасно работают с бездомными.
– Вы не будете в этом участвовать?
– Мы не будем толкаться локтями на проблеме бездомности. Есть и другие связанные с ними вещи, которые «провисают», – например, Лиза делала большую работу по возвращению людей домой, причем она не просто покупала билеты и сажала в поезд (хотя покупала огромное количество билетов) – она сама и ближайшие ее помощники – я, Коля, Андрей – дозванивались до города, где этот бездомный, по его словам, жил, проверяли всю информацию, узнавали, кто его примет, остались ли у него родственники, общались с ними, чтобы они его приняли, чтобы они поняли ситуацию. Это как раз подход, решающий проблему человека.
Очень многие вопросы она решала не через деньги и продукты, а через записную книжку, особенно в последние три-четыре года, когда она стала уже довольно известным человеком и ее имя открывало многие двери.
Мы многократно были свидетелями того, как приходил человек с действительно серьезными проблемами – не мог попасть в клинику с тяжелым заболеванием, у него проблемы с квартирой, с родственниками – и Лиза решала эти вопросы своей записной книжкой и личным участием, тем, что она была вовлечена и в беду, и в ее решение.
Пусть будет много фондов Доктора Лизы
– Помимо «Справедливой помощи» и вас, фактически из-под крыла Доктора Лизы вышел еще фонд «Дом друзей». Какие ваши личные отношения с этими фондами? Помогаете ли вы друг другу?
– Я только ушла из «Справедливой помощи», поэтому наше общение прекратилось совсем недавно, до этого я была частью «Справедливой помощи». С «Домом друзей» коммуникации на данный момент нет, но есть глубокая убежденность, что по прошествии времени мы, безусловно, придем к тому, что станем поддерживать друг друга и будем работать в какой-то степени вместе.
Сразу же после того как погибла Елизавета Петровна, был такой накал страстей и настолько наэлектризована атмосфера, что людям было очень трудно договариваться. Каждый хотел внести свой вклад и сделать все возможное, чтобы продолжить дело Лизы. Поэтому все силы уходили на то, чтобы показать себя, доказать, что ты можешь делать что-то свое, а ресурсов на то, чтобы садиться и терпеливо договариваться, уже не оставалось.
Возможно, пройдет еще год, каждый из нас набьет шишек в своем фонде и поймет, что, кроме работы, делить нам нечего. Было бы замечательно, если бы со временем и эти три фонда, и другие фонды, с которыми мы сотрудничали, смогли забыть про обиды, несправедливые высказывания, которые звучали на эмоциях, когда люди были в стрессе, сумели бы договориться и начать делать какие-то совместные проекты, то есть продолжать дело Лизы вместе, пусть и параллельными путями.
– Как на это повлиял уход Елизаветы Петровны?
– Елизавета Петровна прекрасно понимала, насколько разные люди ее окружают и насколько каждый уникален, поэтому она их не смешивала. Она умела при необходимости усадить за стол переговоров совершенно разных людей – из оппозиционных друг к другу политических партий или конкурентов по бизнесу, но она никогда этого не делала, если ее не вынуждала чрезвычайная необходимость, потому что понимала, что ее окружают талантливые, самостоятельные, самодостаточные люди, и смешивать их смысла нет. И она была тем центром, через который шла коммуникация, и была талантлива в том, что ото всех людей могла получить эффективную помощь и работу, не подвергая их насильственному сотрудничеству друг с другом, не вынуждая их договариваться.
Поэтому с уходом Елизаветы Петровны в начале года возникали конфликты, и это излечит только время, потому что Лизы с нами нет, и некому нам помогать договариваться между собой, а мы невероятно разные. И каждый, безусловно, уникален, талантлив, обладает определенными навыками и принесет пользу теперь уже в своем фонде.
– Она бы одобрила создание трех фондов и не требовала бы жить всем дружно в одной организации?
– Лиза бы совершенно точно не требовала от нас садиться за один стол, делать один фонд и договариваться.
Она бы сказала: «Делай что должно, и будь что будет. Пусть каждый в меру своих сил на своем маленьком участке делает свое маленькое дело». Это то, что делала она.
И она свое дело делала честно, и ничего другого она бы от нас не требовала.
– Я правильно понимаю, что для вас идея создания собственного фонда была очень воодушевляющим шагом?
– Нет, совершенно наоборот. У меня в жизни был опыт руководства: когда мне было 25 лет, я была директором по корпоративным отношениям, и я знаю, что я плохой директор. Поэтому для меня огромный стресс, что я пока на старте буду вынуждена выполнять обязанности директора, потому что я бы хотела ехать, кормить, вывозить детей, доставлять грузы…
Я приложу все усилия, чтобы именно этим я и занималась и чтобы со временем к нам пришел профессиональный директор. Но пока фонд возглавил Глеб Глебович, президентом стал Александр Леонидович, а пост исполнительного директора доверили мне. Фонд у нас маленький, поэтому я все равно буду ездить, лечить, кормить, но я мечтаю, чтобы со временем я перестала быть руководителем и работала «в полях».
– Была ли идея создания фонда разрешением всех противоречий, которые вы ощущали в «Справедливой помощи» в последний год?
– Я только сейчас начинаю понимать, что этот путь был единственно правильным и возможным. Я до последнего держалась за то, чтобы мы все оставались вместе и договаривались, искали компромиссы. К сожалению, мы потратили слишком много сил и времени на эти компромиссы. Сейчас, когда фонд уже почти зарегистрирован, мы понимаем, что все складывается и что мы идем верной дорогой, но изначально, конечно, такой идеи не было, и мне казалось, что мы как-то договоримся, найдем компромисс и останемся вместе.
– Когда вы приняли это решение, стало ли вам легче?
– Легче стало совсем недавно, когда мы провели первые переговоры со спонсорами, обсудили все это с друзьями, когда появились первые подопечные, которым уже оказана помощь, хотя сам фонд еще не зарегистрирован – тогда я поняла, что, наверное, случись это раньше, мы бы больше успели. Но выдохнула я совсем недавно.
– Чем вы отличаетесь от «Справедливой помощи Доктора Лизы»?
– Мы будем живым фондом. У нас нет регламентов, алгоритмов и правил. Многое будет зависеть от того, какие люди придут в команду. Но те, с кем я сейчас разговариваю, кто рассматривает возможность работы с нами, уже дают нам уверенность в том, что по двум-трем направлениям – как, например, с детьми, пережившими трагическую ситуацию, пережившими насилие – мы сможем успешно выстроить работу.
Насколько я понимаю, в «Справедливой помощи» часть людей прочитала Дэна Паллотту и прониклась его идеями, и Бог с ним, пожалуйста, можно это делать, я только не понимаю, почему нужно реализовывать идеи Дэна Паллотты в фонде Доктора Лизы, который вообще на противоположном конце благотворительности. Раз там будут приветствоваться такие идеи, значит, нам надо отделиться, и мы будем делать так, как нас учила Лиза.
– Не спросила главное: как вы будете называться?
– Благотворительный фонд имени Елизаветы Глинки «Доктор Лиза». Сокращенно – фонд «Доктор Лиза».
Фото: liza.fund
– Вас не будут путать со «Справедливой помощью», которая тоже присоединила к своему названию имя Доктора Лизы?
– Печально, но возможно, будут путать. Но, во-первых, мы – фонд, а они – организация. Во-вторых, они «Справедливая помощь Доктора Лизы», а мы просто «Доктор Лиза». В-третьих, я не знаю, как это все оформлено в «Справедливой помощи», но мы прошли по длинному пути – у нас нашлись друзья, которые дали нам невероятно квалифицированных юристов, и те помогли нам подготовить за кратчайшие сроки весь пакет документов для регистрации и проконсультировали нас о том, как мы можем с этим названием комфортно существовать, потому что будет два фонда «Доктор Лиза».
Но на использование имени Елизаветы Глинки есть права у конкретного человека, и этот человек – Глеб Глинка. Поэтому мы оформили у нотариуса все необходимые документы на то, что наш фонд имеет право так называться. Я, кстати, не вижу ничего ужасного в том, чтобы было десять фондов Доктора Лизы, но тут вопрос, не будут ли какие-то фонды позорить ее имя.
У нас все согласовано не только с моральной точки зрения с близкими и с друзьями, но и с юридической стороны.
Все, что сейчас я могу, – это своим ежедневным трудом не уронить честь Лизы, показать своей работой, что наш фонд «Доктор Лиза» работает так, что Лиза была бы нами довольна.
Ксения Кнорре Дмитриева