Священник с Христовым сердцем
В подготовительные недели к Великому посту в воскресных апостольских и Евангельских чтениях мы слышали замечательные слова, которые так или иначе говорили о таинстве исповеди, о покаянии. Все эти слова применимы к каждому из нас, и особенно те, что самокритично писал о себе апостол Павел: «Несчастный я человек! Доброе, что я хочу, не делаю, а злое, чего не хочу, то делаю». И еще: «Все мне позволено, но не все полезно. Все мне позволено, но ничто не должно обладать мною» (1 Кор. 6, 12).
Мы также и о себе можем сказать, что хотим делать доброе, хотим быть настоящими христианами, хорошими людьми. Но зачастую и по вражьему наущению, а больше по нашему нерадению и по отсутствию решимости остаемся такими же, какими и были — людьми, носящими на себе печать первородного греха, живущими больше по плоти, чем по духу.
Епископ Иона (Черепанов). Фото Юлии Маковейчук
Это тяжело осознавать. Прискорбно понимать, что мы не имеем свободы Божией, свободы от греха, и нами обладает то, что нам не полезно. Но есть путь, который обязательно приведет к изменению, к возвращению к нашему Создателю и Творцу. Это путь блудного сына — путь покаяния.
Знаете ли вы, что во время совершения таинства исповеди благодать Божия действует не только на того, кто кается, но и на священника? В этот момент он мистически, таинственно изображает самого Христа и так же, как и Он, радуется об одной заблудшей овце — больше, чем о девяноста девяти не заблудших.
Получается такой духовный парадокс: чем более тяжкие и страшные грехи исповедует человек, тем теплее и с расположением относится к нему священник. Потому что в этот момент у священника сердце Христово, он воспринимает кающегося как блудного сына, который вернулся к своему Небесному Отцу, и переживает за него значительно больше, чем за тех, кто, быть может, и не грешит особо, но и не имеет такого сокрушения, мужества и решимости покаяться, изменить себя.
Если сражаешься, всегда будут раны
Часто спрашивают: почему мы, даже исповедавшись, вновь и вновь впадаем в одни и те же грехи? Почему, приходя в Церковь, мы избавляемся от смертных грехов, каких-то явных страстей, но повседневные прегрешения остаются с нами? Почему Господь сразу не изменит нас? Раз так, может быть, и исповедоваться не нужно?
Но Господь — сердцеведец и не хочет нашей погибели. Одним из самых страшных является грех высокоумия: мы слышали о нём в притче о мытаре и фарисее. Ведь фарисей действительно был праведным человеком, добродетельным, практически не грешил, однако его погубило самолюбование, превозношение и то, что он стал сравнивать себя с другими.
Картина Барента Фабрициуса «Фарисей и мытарь», 1661 год.
Так же и мы. Наверняка каждый замечал: когда сделаем что-то доброе, или лучше помолимся, или поможем ближнему, начинаем тут же любоваться собой. Причем, видим, что любуемся и превозносимся, но все равно не можем отогнать от себя это плохонькое, но приятное чувство, которое на самом деле является грехом, отдаляющим нас от Бога.
Именно поэтому — чтобы наше сердце не стало гордым, окамененным и фарисейским — Господь по Своему человеколюбию зачастую попускает нам впадать в те или иные грехи. Чтобы мы видели, как немощны и слабы, и что делать что-либо доброе можем только с помощью благодати Божией.
Бывает, человек всю свою жизнь борется с каким-то грехом, возможно, даже не с одним, а с многими страстями, и они возвращаются к нему вновь и вновь. Но не нужно отчаиваться. Господь сказал: «В чем застану, в том и сужу». И если Он застаёт нас в борьбе — когда, даже впав в грех, мы не услаждаемся им, не машем от отчаяния рукой, думая, что все пропало, а вновь и вновь встаем и идем к Господу, — Он принимает эту нашу борьбу. Принимает нас — как израненных, но воинов, которые воюют за Царствие Божие с духами злобы поднебесной.
А человек сражающийся в любом случае не сможет остаться без ран, непременно будет уязвлен, но если раз за разом он будет всё равно подниматься и идти, то в конечном итоге окажется победителем.