Мы — стареющий социум, но это не означает, что мы все вымрем
Екатерина Шульман Фото: Facebook
В сегодняшнем выступлении есть адекватные высказывания: это поощрение того, что называют “активным долголетием”, выделение денег на диспансеризацию, которую надо сделать удобной как работающим, так и неработающим людям. Все это меры, которые направлены на увеличение срока активной жизни, на то, чтобы люди старшего поколения могли быть частью социума, работать или по крайней мере меньше болеть.
А почему именно это адекватные меры? Потому что мы с вами — стареющий социум. Средний возраст гражданина РФ на 2017 год — 39 лет, и он не снижается, а растет. Для сравнения, средний житель Петрограда в 1917 году имел возраст 17 лет. И это не показатель нашей индивидуальной демографической катастрофы. Это объективный процесс, который мы разделяем со всем цивилизованным и развивающимся миром. Он характерен не только для богатых стран, но и для стран “второго мира”. В демографической науке этот процесс называется “вторым демографическим переходом”.
“Первый демографический переход”, по мнению большинства ученых-демографов, проходил на предыдущей волне всеобщей урбанизации и индустриализации. Он характеризовался высокой смертностью, но и чрезвычайно высокой рождаемостью в связи с некоторым повышением уровня жизни. При этом население перемещалось из сельской местности в города, которые разрастались очень бурно. Тогда и возникли катастрофические прогнозы перенаселения земли, которые до сих пор пользуется популярностью. Многие слышали о Мальтусе и “мальтузианской катастрофе” — неизбежном перенаселении планеты, когда люди съедят всю траву и займут всю наличную площадь.
Почему мальтузианская катастрофа оказалась мифом? Потому что население не росло экспоненциально теми темпами, которыми оно росло в 19 — первой половине 20 века. Произошло другое: темпы роста населения замедлились из-за следующего этапа социально-экономического развития. Наступил так называемый “второй демографический переход”. В чём его свойства? Это увеличение продолжительности жизни и увеличение активного периода жизни, то есть люди стали дольше жить и медленнее стареть.
При этом люди стали меньше и позже рожать, то есть увеличился возраст вступления в брак для обоих полов и увеличился возраст первых родов для женщин. Число рождений на одну женщину снизилось. Младенческая и материнская смертность в родах снизилась, повысилась вероятность того, что все рожденные дети доживут до зрелого возраста. Таким образом множественные рождения, характерные для аграрного общества, перестали быть необходимыми. Кроме того, женщины начали получать образование, женщины начали массово работать. Таким образом у них появились другие формы самореализации, другие формы обретения экономической поддержки, кроме рождения детей. Пенсионная система, которая сначала появилась в европейских странах, а затем охватила и почти весь мир, социальное страхование, поддержка работников корпорациями, другие сети общественной поддержки детей, матерей и пенсионеров — все это постепенно позволило пожилым людям не рассчитывать исключительно на своих детей в обеспечении пресловутым “стаканом воды” и сделало традиционную большую семью экономически невыгодной.
Число рождений на одну женщину снизилось — и это нормально
То есть целый комплекс причин обуславливает этот второй демографический переход.
Еще одно свойство этого этапа — чем позже он приходит, тем быстрее случается. Что это значит? Страны “догоняющего” развития проходят этот путь чрезвычайно быстро. На этот счёт есть красноречивые данные: например, в Великобритании за 95 лет среднее количество детей на одну женщину уменьшилось с более, чем 6 до менее, чем 3.
Скажем, в Иране то же самое произошло за 10 лет, в Китае — за 11. И в России происходит ровно то же самое. У нас был некоторый контрпроцесс на закате советской власти, в 70-80-ых годах, когда женщины рожали раньше, чем их матери в соответствующем возрасте.
То есть произошло такое временное “омоложение” материнства. Это было связано с тем, что в России в XX веке произошли такие процессы, повлиявшие на демографию, которых не было нигде, а именно массовая насильственная смертность.Поэтому когда людей стали чуть-чуть больше кормить и не так морить голодом, они начали больше и раньше рожать. Но этот процесс быстро остановился, и мы встроились в общую тенденцию.
При этом по-прежнему у нас, к сожалению, среди представителей власти уровень знаний о демографии довольно низкий. У нас продолжают ассоциировать высокую рождаемость с социальным благополучием. Люди, принимающие решения, продолжают считать, что есть прямая связь между уровнем доходов и рождаемостью, но это не так. Нельзя сказать, что богатые рожают больше, чем бедные, или, наоборот, бедные рожают больше, чем богатые. Это вообще обусловлено другими причинами. Люди продолжают путать снижение рождаемости с вымиранием, то есть когда они слышат, что “мы — стареющий социум” и у нас снижается рождаемость, они слышат: “мы все умрем”. Это абсолютно не так. Наше население не вымрет. Речь идёт ровно о том, что рост населения замедляется и средний возраст его растет.
Сейчас демографы нам говорят, что популярные прогнозы по поводу того, сколько миллиардов людей будут жить на земле в будущем, возможно, очень преувеличены, поскольку явления и признаки “второго демографического перехода” пришли в большие страны, даже такие многорожающие, как Китай и Индия. И вот это уже повлияет на картину всей планеты: население не будет расти так быстро, как мы все предполагали. Это с одной стороны. С другой стороны, говорить о том, что вся Европа состарится и умрет и на ее территории заселятся жители Африки или Юго-Восточная Азии — тоже нельзя. Никто никого с земли не выселит, но этнический состав всех развитых и развивающихся стран станет более разнообразным: это, видимо, правда.
К чему я это всё рассказываю? Нам бессмысленно поощрять и вкладывать какие-то активные деньги в поощрение рождаемости, тем более ранней. Меня, конечно, неприятно поразила фраза Голиковой о том, что что нужно агитировать граждан рожать в раннем возрасте. Ранние роды — это социально рискованно, но, к счастью, как массовое явление это невозможно по объективным причинам. У нас есть данные о том, как с каждым пятилетием увеличивается возраст первых родов для женщин и увеличивается процент людей, которые в возрасте 27 лет еще не находятся в браке и не имеют детей. Если мы возьмём данные за 2002 год и сравним с 2012 годом, а 2012-ый сравним с 2018-ым, мы четко увидим эту тенденцию. Это естественно, и это хорошо. Люди живут дольше, они более здоровы, они медленнее стареют. Женщины не будут рожать в позднем школьном и раннем студенческом возрасте — они будут учиться, работать.
Наш враг — это не низкая рождаемость, а сверхранняя смертность
Если грубо обобщать, у нас европейская рождаемость и азиатская смертность. Мы рожаем столько, сколько должны рожать по уровню нашего социально-экономического развития, по уровню нашей урбанизации, плотности населения, по уровню нашей грамотности и образованности: это около двух детей на одну женщину в среднем. То есть у нас уровень рождаемости адекватен, но уровень смертности не адекватен!
В России сверхранняя мужская смертность именно по социальным причинам: у нас недостаточное качество и доступность медицинского обслуживания, люди умирают от предотвращаемых излечимых болезней, люди умирают от насильственных причин. У нас по-прежнему высокий уровень убийств. Да, он снижается, но он всё равно постыдно высок для страны с такими параметрами, как наша. Вот на это нам надо обращать внимание, потому что это абсолютно решаемая проблема — в отличие от фантастической задачи призывать школьниц и студенток рожать.
Задача правительства — сделать жизнь мужчин дольше. И это абсолютно реализуемо. Все эти социальные причины ранней смертности исправимы. Есть множество стран, множество социумов, которые прошли этот путь: снизили алкоголизм, смертность на дорогах, уменьшили тюремное население, победили туберкулез, снизили эпидемию ВИЧ, ввели профилактику и всеобщую диспансеризацию, объяснили людям, что такое здоровый образ жизни и здоровое питание, ограничил трансжиры и сахар в пище — и отлично справились с проблемой высокой смертности. С высоким уровнем городской преступности, в том числе убийств, справились, например, американские города в 90-ых годах, с высоким уровнем алкоголизации справились североевропейские страны, наши, уж коли на то пошло, “генетические братья”: Финляндия, Швеция, или такая традиционно пьющая страна, как Ирландия. Высокий уровень ДТП снизился во всех развитых странах мира, благодаря полицейским мерам, ограничению движения в городах, благодаря пропаганде и агитации, образованию и той же борьбе с алкоголизмом. Даже эпидемия ВИЧ снизилась в странах Африки по всем известным рецептам, а именно благодаря программам снижения вреда и заместительной терапии.
Всё вышеперечисленное хорошо известно, это не какие-то тайны и свежайшие новости науки, а проверенные практики. Нет ни одной страны, которая отменила бы у себя второй демографический переход. Нужна война, голод и разруха для того, чтобы люди опять вернулись к ситуации “первого демографического перехода”, то к есть высокой смертности и высокой рождаемости. Но у нас не понимают, как одно связано с другим. Призывать рожать, конечно, можно, но призывать рожать раньше — это просто социально-опасно. Да, все люди разные и у всех разные жизненные ситуации, но в среднем (хотя, разумеется, не всегда!) действительно ранние роды — это плохой социальный маркер. Рано рожают бедные, малообразованные и социально уязвимые, подвергающиеся криминальной опасности люди. Очень важное замечание: из этого не следует, что каждая женщина, родившая до 25 это лет, — это социальный девиант или маргинал. Конечно же, нет, но на больших числах статистики эта зависимость прослеживается: чем выше уровень образования, тем позже женщина рожает. Ничего дурного в этом нет, сказки про старородящих — это легенды советской медицины. Чем старше женщина, тем она больше в состоянии сделать осознанный выбор. Еще раз повторюсь: всё индивидуально и у всех всё по-разному, но если мы говорим о социуме в целом, то картина скорее именно такая.
Однозначно, что с нашей позорной высокой и ранней смертностью надо бороться. Между средней ожидаемой продолжительностью жизни у мужчин и женщин разница — почти 12 лет. Во всём мире женщины живут дольше мужчин, это общая картина. Но такой разницы между продолжительностью жизни у мужчин и женщин в развитых странах нет. Но, увы, я понимаю что лозунг “давайте победим раннюю мужскую смертность” звучит не так эффектно, как лозунг “давайте все родим прекрасных новеньких младенцев”.
Записала Ольга Лунина