Изобилие и доступность сведений не всегда радует, а порой разочаровывает, злит или даже пугает. Иногда чувствуешь себя белкой в колесе, лихорадочно нажимающей на кнопочки ради бессмысленного процесса «получения информации». Может быть, «Яндекс» и Google делают нас глупее?
Дело техники
Что же с нами случилось? Самый простой ответ — появились новые технологии, которые упрощают и удешевляют процессы хранения, копирования и передачи данных. Они меняют мир, в котором мы живем.
Важные технические новшества всегда меняли жизнь общества и каждого человека. Скажем, жизнь человечества стала иной после изобретения радикально нового способа хранения данных — письменности. И было бы трудно себе представить, скажем, веру Ветхого Завета и христианство без записанных слов. И тут же мы слышим сетования одного древнего мужа и писателя: «…составлять много книг — конца не будет, и много читать — утомительно для тела» (Екк. 12: 12).
Или можно перешагнуть в другую эпоху и вспомнить о великом перевороте в копировании — об изобретении Гуттенберга. До появления печатного станка в XV веке большинству населения книги были просто не по карману, а потому и грамотность казалась ненужной роскошью. Тем временем люди, изучавшие книги, большую часть своего времени тратили на их переписывание. Это иное мышление и другие ритмы. И трудно представить появление протестантизма без станка Гуттенберга, как и без бумаги — более дешевого средства хранения данных, появившегося в Европе в XI-XII веках. Как еще можно было бы дать Библию на родном языке каждому верующему? Недаром Лютер называл книгопечатание «вторым искуплением рода человеческого».
Скорость передачи информации радикальным образом изменилась сравнительно недавно, лишь в начале XIX века. В новозаветные времена весть о воцарении нового императора доходила до представителей римской власти в Иудее и Египте примерно за два месяца. А император ведь — самый могущественный человек в мире, использующий самые быстрые лошадиные «информационные технологии»; обычные люди могли посылать сообщения только с оказией. Так, все великие послания апостола Павла общинам доставляли его друзья. Общедоступные почтовые службы, добавив организованности, не сильно повлияли на скорость доставки. Пока в XIX веке не появился телеграф. А затем все стало меняться с головокружительной быстротой: телефон, радио, телевидение, компьютер, интернет, мобильники и так далее. И каждая новая техника меняет жизнь общества.
Стремительность изменений
Особенность нашего времени — это скорость технологических изменений. Как будто все стало неустойчивым, кроме самих перемен. Изменений хватает лишь на жизнь одного поколения, одного человека. Скажем, в юности я жил в мире без цветных телевизоров, микроволновок, карманных калькуляторов и персональных компьютеров, не говоря уже об интернете.
По сведениям авторитетной аналитической корпорации IDC (International Data Corporation), объем данных, доступных через интернет, удваивается каждые 18 месяцев. В Университете Беркли (Калифорния) подсчитали, что в 2002 году на свете появилось 5 экзабайт (1 экзабайт — это 1 млрд гигабайт) новых данных, из них 92% хранится на жестких дисках, 7% на видеопленке и только 0,01% — на бумаге. Один экзабайт примерно в 100 тыс. раз превосходит объем всей информации, хранящейся на бумаге в Библиотеке Конгресса США — одной из крупнейших библиотек мира. Объем данных в мире стремительно растет, и от этого у человечества кружится голова.
Головокружение от перемен
Еще в 1970 году американский футуролог и публицист Элвин Тоффлер предложил для объяснения растерянности современного человека термин «информационная перегрузка» (Тоффлер Э. Шок будущего. М.: АСТ, 2001). Он утверждал, что для принятия решений в ближайшем будущем придется обрабатывать все больше и больше информации, человек, компания или любая система не смогут этого сделать, в результате нарушится их функционирование.
Я не уверен, что модель, подобная метафоре переедания, хорошо описывает происходящее. В конце концов, когда еда становится доступнее и разнообразнее, человек может есть меньше и просто стать более разборчивым. Скорее можно говорить об ограниченной способности человека приспосабливаться к стремительным переменам. Нейрофизиологи утверждают, что мозг человека формируется примерно к 22 годам: к этому возрасту там уже появились все нужные полочки для хранения информации по категориям, после чего их трудно перестроить. Это нормальная экономия сил, потому что у взрослого человека в жизни есть иные задачи, кроме адаптации. Да и нужно ли адаптироваться ко всему новому?
Найдите лишнее
В начале ноября 2009 года многие христиане внесли свой вклад в международную эпидемию SMS -сообщений о «казни 22 семей миссионеров в Афганистане». Каков бы ни был источник ложной тревоги, эта история показательна. Информация становится все доступнее и дешевле — только нам все труднее судить о ее достоверности.
Все мы это знаем на примере интернета. Попробуйте понять с помощью поиска, полезно или вредно пить молоко. Или что такое свиной грипп: искусственная шумиха или великая опасность? И чем его лечить? Тут дело особенно сложное: рекламе заведомо не стоит верить, но я перестал верить и специалистам со степенями, если они не мои знакомые. Дело еще хуже, когда речь идет о ценностях, о политике и религии. Что нового говорит нам так называемое «Евангелие Иуды»? Что происходит в моей стране?
Нередко интернет называют помойкой, и в этой метафоре есть правда: это загрязненное информационное пространство. Или, если воспользоваться метафорой из техники, тут слишком низкое соотношение сигнал-шум. Так что нам нужна уже информация об информации, чтобы оценить степень ее достоверности.
Технология интернета породила демократизацию информационного обмена: пишут все на порядок меньше, чем в печатных изданиях, отвечая за свои слова. Кроме демократизации существует и другая важная причина «информационного шума»: он создается намеренно, по идеологическим и коммерческим причинам. Потому что шум привлекает внимание.
Дурная весть СМИ
— Я не читаю новости.
— Как!? А что же ты читаешь?
— Я читаю Евангелие. Оно меня ободряет. Понимаешь, Евангелие — это хорошая (благая) новость. А новости — это в основном плохие новости.
Такой странный разговор реально произошел у двух бывших однокашников по факультету журналистики. Тут есть правда: нам моментально доставляют горячие новости со всех концов земного шара, но эти новости… несколько однообразны. Мы видим на экране горящие дома и машины скорой помощи, но нередко смутно себе представляем, кто на кого напал и в чем причина конфликта. Данных у нас много, но смысла, из которого бы складывалась цельная картина, в них не хватает. Какая-то картина есть, но своеобразная: это мир катастроф, убийств и скандалов, кризисов и «шокирующих заявлений» политиков и звезд. Там есть только одна мирная и блаженная часть: реклама. Кровь и дым исчезают, и на экране появляются счастливые люди, они улыбаются, потому что сделали (или собираются сделать) удачную покупку.
Все объясняется достаточно примитивно — деньгами. Убийства и кризисы привлекают зрителей, приковывают взор к экрану. Больше зрителей — эффективнее реклама. А без рекламы телекомпании не существуют. Так мы оказываемся в дурном медиамире с благой вестью рекламы. Но это ложный и искусственный мир.
Неправильно было бы сказать, что раньше человек получал меньше информации. Несомненно, он получал меньше сведений из далеких мест, но, вероятно, должен был сталкиваться со множеством непосредственных данных. Скажем, первобытный охотник, заметивший оленя в лесу, должен был обрабатывать массу данных, поступающих по разным каналам восприятия. Это самец или самка? Он один? Куда дует ветер? Что значит тот звук в кустах — не подкрадывается ли ко мне хищник? Мы же получаем данные через посредников. Но медиамиром управляет желание привлечь взгляд зрителя и идеология. Это ненастоящий мир, потому что предлагаемые мне данные тщательно подобраны, чтобы покорить мое внимание. Благодаря СМИ люди, особенно в мегаполисах, утрачивают ощущение непосредственного контакта с миром и социальное чувство локтя: так, победа нашей сборной меня радует больше, чем рождение ребенка у соседа справа за дверью, а ссора кинозвезды с предполагаемым женихом огорчает сильнее, чем инсульт у соседа слева. А фильтровать такие данные и выделять из них главное становится все труднее — и потому они мгновенно забываются за новой порцией новостей. И слова уже цитированного выше мудреца звучат сегодня крайне актуально: «Бывает нечто, о чем говорят: “смотри, вот это новое”; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после» (Екк. 1: 10-11).
Диагноз: информационная тревога
Я не уверен в том, что термин «информационная перегрузка» верно описывает состояние современного человека. Более подходящим мне кажется другой термин — «информационная тревога». Его в 1989 году породил Ричард Сол Верман, архитектор и дизайнер, создатель «информационной архитектуры», как он называет главный предмет своих интересов. Верман писал: «Информационную тревогу порождает постоянно увеличивающийся зазор между тем, что мы понимаем, и тем, что, как мы думаем, должны понимать. Это черная дыра между данными и знанием» (Richard Saul Wurman, Information Anxiety . New York : Doubleday, 1989). Проблема скорее не в том, что «в моей голове слишком много информации», но в тревоге по поводу информации — не только потому, что ее слишком много, но и потому, что я не знаю, где ее найти, что именно мне нужно и знаю ли я то, что обязан знать.
Консьюмеризм таков по самой своей природе: он обещает «растворимое» удовлетворение всех потребностей, но на самом деле втайне желает создать вечную неудовлетворенность, которая заставляла бы нас приобретать больше и всегда что-нибудь новое. Это искусственно созданные потребности. То же самое происходит и с потребностью в информации. Хотя тут основной закон потребления «чем больше, тем лучше» звучит особенно нелепо.
Неудовлетворенность информацией — это особый голод, сродни стремлению «идти в ногу со временем», «не отставать» и «соответствовать». Задача безнадежная. Кроме того, информационный голод пробуждается у человека тогда, когда ему грозит опасность и при неопределенности ситуации. Фрагментированная картина ужасного мира, созданного СМИ, этому способствует. Мы жадно накидываемся на суррогаты, которые не насыщают. Сколько бы я ни тыкал в «Яндекс», у меня все равно сохраняется смутное подозрение, что я не знаю чего-то главного.
Информация — это то, что формирует
Доселе я намеренно избегал определения термина «информация»: это бы вызвало информационную перегрузку. Оказывается, его дать непросто, и тут существуют разные парадигмы. Но теперь оно может нам пригодиться.
Существительное «информация» происходит от глагола informare, который не только описывает передачу данных, но и несет такие смыслы, как придавать форму, создавать, делать, образовывать, лепить, устраивать, организовывать, обучать, воспитывать. Таким образом, информация — это влияние, которое формирует и трансформирует, образует и преобразует. Такое представление об информации стоит близко к неточному определению гениального Грегори Бейтсона, называвшего информацией «небезразличное различие». Это определение — a difference that makes a difference — плохо поддается переводу, поскольку обыгрывает английскую идиому (Бейтсон Г. Экология разума. М. : Смысл, 2000). Другими словами, по Бейтсону, это любое отличие, имеющее для кого-то значение.
Чаще «информацией» называют сырые данные или нужные кому-то для чего-то сведения. Определение, приведенное выше, хотя оно и туманно, помогает ориентироваться.
Поясню на примере. У меня на полке стоит новенькая книга в аляповатой обложке, подаренная мне на день рождения. Я все никак ее не открою. Значит, она еще не стала информацией для меня (разве только я узнал, что даритель ценит мой день рождения и считает, что мне интересны подобные книги, а также что издатели некоторых книг лишены вкуса). Зато, даже помимо осознания, я получаю ценную информацию от моего голода, от рукопожатия друга и погоды за окном или даже молекулы ДНК, которая формирует мое тело помимо сознания. Развлечения и зрелища — тоже информация, даже если она формирует мое раздражение.
Значит, то, что я не переварил, не есть информация. Поэтому меня не должны беспокоить зловещие экзабайты данных, хранящиеся на таинственных супердисках. Вопрос скорее в том, как использовать сырые и не всегда доброкачественные данные, меня окружающие. Ведь если информация может меня формировать, то может и деформировать.
Выживание в информационных джунглях
Итак, проблема информации вполне реальна, причем она стоит не только перед специалистами по ИТ, но и перед каждым из нас. И тут требуется своего рода аскеза. Во многом пресловутую «информационную перегрузку» я создаю себе сам. Ведь если я, скажем, переедаю, глупо винить в этом супермаркеты или мой полный холодильник.
Тут нам бы не помешало определенное смирение. Как писал уже упоминавшийся Верман: «Если ты даешь себе позволение не знать всего, ты становишься спокойнее — а это идеальное состояние ума для восприятия новой информации». Отказавшись от жадности, можно смиренно признать: я все равно рано или поздно отстану от новинок техники и уж точно никогда не буду знать всего, чего нужно. Тогда у меня появится больше времени думать, то есть дать нужной информации шанс формировать меня. Ничего страшного с моими умственными способностями от этого не произойдет, скорее наоборот.
Можно наложить ограничения на поступающие ко мне потоки информации. Это вопрос приоритетов. Можно задуматься о том, что со мной случится, если я отнесу на помойку телевизор? Или что бы изменилось, если бы я не прочитал данную статью? Это полезные вопросы, которые помогают отбросить лишнее. Можно, например, вместо сотни блогов читать пять-семь самых содержательных, а отправляясь гулять по интернету, знать, чего хочешь там найти, или ограничить время чтения новостей пятью минутами. Можно также сузить фокус для получаемых сведений: лучше хорошо знать две-три вещи, которые меня действительно интересуют, чем кое-как знать о двух тысячах бесполезных предметов. «Больше» информации отнюдь не всегда значит «лучше».
Стоит также задуматься о качестве употребляемой информационной пищи: чем она ближе к первоисточникам, тем «свежее». Лучше прочесть одну толковую книгу на интересную тему, чем сотню статей, написанных журналистами с помощью «Яндекса». Стоит также развивать критические способности для оценки информации, особенно когда за ней стоит желание всучить мне какой-то товар или какую-то идеологию.
И нужно уважать свои темпы усвоения и переваривания сведений, которые, вероятнее всего, у нас ничем не отличаются от скорости усвоения информации у человека Средневековья или каменного века. Быстрое и бездумное пожирание сведений вряд ли делает нас мудрее: мозгу нужно время на организацию информации. Потому стоит устраивать отдых от шума данных — когда мы вроде бы не узнаем ничего нового, с нами происходят важные вещи: голова освежается, и нам становится легче понять, чего мы на самом деле хотим. А если мы знаем, чего хотим, тогда даже Google не сделает нас глупее.
Весной 2008 года журналист The Washington Post Гин Вейнгартен провел жестокий эксперимент над самим собой. В течение 24 часов подряд он находился в комнате с шестью работающими телевизорами, ноутбуком и двумя радио, слушая, смотря и читая только политические новости. «Только чтобы посмотреть, возможно ли это выдержать». Выйдя из комнаты, Вейнгартен написал: «Я скажу вам: выдержать это, конечно, можно. Но я не могу описать, насколько это ужасно. Ужас наполняет изнутри все ваше существо… 20 секунд тишины — это лучший подарок, который мне можно преподнести теперь»
Михаил ЗАВАЛОВ