Правильным ли был шведский путь борьбы с COVID-19 и можно ли было избежать значительных потерь, «Правмиру» рассказала молекулярный биолог и научный журналист Ирина Якутенко.
Ирина Якутенко
– Довольно долго многие противники строгих карантинных мер кивали на Швецию как на образец – и ограничений никаких, и все не хуже, чем у других. А потом что-то пошло не так и смертность выросла? Или изначально все-таки все было не так радужно?
– Во-первых, противники карантина, видимо, изначально не очень хорошо были знакомы с ситуацией в Швеции. Де-юре там не было ограничений, де-факто они там были. Шведы – довольно сознательная нация, и, хотя там не было карантина и запрета выходить из дома, но многие соблюдали дистанцию, часть людей не водила детей в детские сады. То есть не то чтобы ограничений совсем не было.
Что бывает, когда совсем нет ограничений, мы видим в Бразилии: полная катастрофа. А в Швеции немного, слегка, но ограничения были. Это первый момент. И это важно. Но инфекционное заболевание – без разницы, ковид или какое-то другое, на то и инфекционное, чтобы передаваться, если мы разрешаем людям собираться вместе. Поэтому в Швеции произошло то, что и должно было произойти: люди заражались, болели и умирали. По сравнению с соседними странами в Швеции очень большая смертность. И – опять же, неудивительно – сильнее всего пострадали самые уязвимые граждане: в стране было огромное количество вспышек в домах престарелых.
То есть мы видим, что среди молодых людей заражений и смертей не так много, как предсказывали свидетели «секты всеобщего карантина» – то есть ограничения на уровне сознательности работали. Но из-за того, что вирус занесли в дома престарелых, получилась такая высокая смертность среди пожилых.
– Когда шведский эпидемиолог Андерс Тегнелл говорит, что нужны были дополнительные меры, он имеет в виду не карантин, а лучшую защищенность домов престарелых?
– Некоторые СМИ написали, что, мол, Тегнелл признал свои ошибки и раскаивается. На самом деле нет. Он продолжает считать, что нужно придерживаться выбранной модели выработки коллективного иммунитета, но больше защитить уязвимые группы населения и увеличить масштабы тестирования. Сделать нечто среднее между тем, что сделала Швеция и остальной мир.
По сравнению с соседями шведы, действительно, проводят мизерное количество тестов. Из-за этого они не могут вовремя выявлять новые кластеры инфицированных и изолировать всех, кто мог контактировать с носителем вируса. Ну и пожилые очень сильно пострадали из-за того, что не были приняты меры по защите и тестированию персонала домов престарелых.
– То есть правительство положилось на эпидемиолога, а он не учел один из ключевых моментов?
– Мы же не знаем, какие у них были контрольные точки. Хотя, насколько я знаю, в правительстве Швеции уже заявили, что будут проводить расследование относительно того, как происходило сдерживание эпидемии. Возможно, шведские власти пересмотрят степень доверия к Тегнеллу.
– То есть сейчас Швеции поздно принимать какие-то меры?
– Разумеется, воскресить людей нельзя, но в целом меры принять никогда не поздно. Мы это видели по ситуации в США. Несмотря на то, что поначалу они под девизом «Вирус не страшен» все запустили, когда в Нью-Йорке все-таки ввели ограничения, ситуация довольно быстро выправилась. Нет никаких чудес: если мы создаем условия, которые делают цепочки передачи вируса очень короткими или исключают их создание, заболеваемость и смертность пойдут на спад. И, кстати, опросы показывают, что сейчас большинство шведов выступают за введение ограничений. Но теперь это будет сложнее сделать с психологической и социальной точек зрения.
Когда мир сидел на карантине, шведы гуляли, а сейчас, когда все выходят, открывают границы, начинают жить почти как до коронавируса, шведам будет крайне некомфортно сворачивать социальную жизнь. Так что не очень понятно, что им теперь делать. Но, полагаю, они все же могут ввести какие-то локальные ограничения хотя бы в домах престарелых.
– В Германии тоже не было введено очень строгих ограничений и многое было на уровне рекомендаций, но таких потерь, как в Швеции, там не случилось. Почему?
– Нет, Германия и Швеция – это совсем разные истории, в некотором смысле противоположные.
В институте вирусологии при Берлинской университетской клинике «Шарите» начали создавать тест-системы еще в феврале, когда никто не думал об эпидемии в Европе, а в Германии было зафиксировано пять случаев заболевания. Через несколько недель тест-система была готова, и, когда вирус начал распространяться, немцы сразу стали проводить массовое тестирование, чтобы выявлять все цепочки заражения. И продолжают это делать до сих пор. Германия – один из мировых лидеров по количеству проводимых тестов.
Помимо разработки тест-системы, Германия очень рано ввела ограничения. Да, они не были жесткими, ни в одной федеральной земле не было локдауна, людям не запрещали выходить из дома, но практически два месяца была радикально притушена экономика: полностью закрыта вся ресторанная сфера, все магазины, кроме продуктовых и аптек, школы и детские сады, людей перевели на удаленку, все необязательные вещи – от путешествий до плановых операций – были отложены. То есть ограничения вводились больше на уровне инфраструктуры. Плюс одной из самых важных мер, которая контролировалась и соблюдалась, было поддержание дистанции.
– Получается, что ограничения работают, и Швеция могла бы избежать высокой смертности?
– Конечно, если мы не дадим сформироваться цепочкам заражения, то мы избежим распространения вируса и смертей среди уязвимых групп.
Мы видим много стран, которые довольно рано ввели ограничения, и им удалось обойтись минимальными потерями. Например, соседи Швеции – Дания, Норвегия, Финляндия.
Да, шведский эксперимент показал, что можно обойтись без полного локдауна, не допустив катастрофы, но придется пожертвовать довольно большим количеством стариков. Но не факт, что его удастся повторить в других странах, где больше людей в городах, выше плотность населения, не так много возможностей для удаленной работы и так далее.
– Можно сейчас уже делать выводы, что шведская модель оказалась несостоятельной?
– Я бы поостереглась подводить итоги, потому что в этой эпидемии мы оказались в ситуации, когда ничего не знаем. Информация накапливается в режиме онлайн, то, что изначально казалось правильным, оказывается неправильным, и наоборот.
Например, сейчас мы видим, что куда эффективнее было бы не закрывать страны на тотальный карантин, а изначально пытаться не допустить формирования кластеров распространения вируса. То есть выявлять всех, кто заболел и контактировал с заболевшими, и сажать в изоляцию их, а не все общество.
В этом случае относительно скромными затратами можно добиться тех же результатов, что и всеобщим карантином. Некоторые новые модели показывают, что для COVID-19 точечные ограничительные меры и меры, направленные на то, чтобы не допустить формирования кластеров – запрет массовых мероприятий и мероприятий, происходящих в замкнутых помещениях, социальная дистанция – работают лучше. Грамотно организованный таргетный путь может оказаться гораздо более эффективным в плане соотношения экономических потерь и смертей.
В Швеции мы видим, что экономика продолжает работать, хотя и с большой просадкой – но при этом там огромная смертность среди пожилого населения. То есть, пожертвовав почти пятью тысячами жизней из десяти миллионов, в основном жизнями стариков, шведы смогли худо-бедно сохранить экономику. Но важно не забывать, что в тот момент, когда правительство принимало решение, оно стояло перед выбором: жесткий карантин или отсутствие любых мер. А карантина они категорически не хотели. Теперь мы понимаем, что выбор-то другой: не ничего не делать, а вводить таргетные меры. Если бы тогда это было известно, они, вероятно, пошли бы по этому пути.
На заглавном фото: билборд с надписью о важности
соблюдения социальной дистанции на фасаде дома в Стокгольме,
29 апреля 2020 года / TT News Agency/ Fredrik Sandberg via Reuters