Что произошло с человечеством в день Пятидесятницы? Как и чем объединены мы в Церкви, и почему это единство сильнее любого человеческого союза? Размышляет протоиерей Игорь Прекуп.
Пятидесятница, как и Пасха — названия ветхозаветных праздников, которые, по выражению некоторых комментаторов Священного Писания, были в новозаветную эпоху «заменены» христианскими праздниками с теми же названиями. Однако говорить о замене, по меньшей мере, некорректно.
Христианской традиции присущ подход, принцип которого был сформулирован средневековыми богословами так: «Новый Завет в Ветхом скрывается, Ветхий — в Новом открывается» («Novum Testamentum in Vetere latet, Vetus Testamentum in Novo patet»). Эти слова основываются на известном высказывании блж. Августина: «Если Новый Завет содержался уже в Ветхом, то ныне, через Новый, Ветхий Завет раскрывает свое значение».
Антитеза закона и благодати проходит красной нитью через весь Новый Завет. Этой проблеме посвящены многие размышления святоотеческие, а св. Иларион, первый русский митрополит Киевский, составил и произнес проповедь, которую так и называют «Слово о законе и благодати» (полное название: «О законе, данном через Моисея, и о благодати и истине, явленной Иисусом Христом, и о том, как закон миновал, а благодать и истина наполнила всю землю и вера распространилась во всех народах вплоть до нашего народа русского; и похвала великому кагану нашему Владимиру, которым мы были крещены; и молитва к Богу от всей земли нашей»).
Борис Вышеславцев в «Этике преображенного эроса» рассматривает антиномичность двух ценностных систем, доказывая, что «христианская этика, или лучше — христианская аксиология, вырастает и раскрывается не иначе как в противопоставлении: закона — и Царства Божия, закона — и благодати, закона — и Духа, закона — и веры, закона — и любви, закона — и свободного творчества».
Однако Христос не нарушает закон, а «исполняет» его (Мф. 5, 17) — раскрывает в полноте Откровения, освобождая от временной формы. Собственно даже не закон противопоставляется благодати, а его метод, срок действия которого истек. «…Не нарушить пришел Я, но исполнить»; по-гречески: «…οὐκ ἦλθον καταλῦσαι ἀλλὰ πληρῶσαι».
Последнее слово происходит от глагола πληρόω — делать полным, наполнять, насыщать, удовлетворять, пополнять, восполнять, достигать какого-то числа и в этом контексте исполнять в смысле совершать. Всю сущность закона Господь Иисус Христос объял двуединой заповедью триединой любви к Богу, себе и ближнему; заповедью любви, которая «есть исполнение закона» (Рим. 13, 10).
Поэтому говорить о замене одних праздников другими, при сохранении имени — неверно. Уместней говорить о явлении в новозаветных праздниках Пасхи и Пятидесятницы полноты Духа и смысла одноименных им ветхозаветных праздников; это не замена, а раскрытие в полноте.
Пятидесятница ветхозаветная, или праздник Седмиц (др. евр. Шавуот), находилась не только в календарной связи с Пасхой, но и в символически-смысловой. В Талмуде этот праздник иногда называется Ацерет, потому что он является как бы завершением Пасхи, ее восьмым днем, наступающим по истечении семи седмиц. Это очень глубокая мысль, которая не утратила своего значения, когда оба праздника раскрылись в новозаветной полноте.
Если дарование богоизбранному народу Закона у горы Синай — логичное завершение его исхода из Египта для вступления в Завет с Богом, то сошествие Утешителя в Пятидесятницу и рождение Церкви — такое же логичное завершение, если можно так выразиться, пасхального цикла Домостроительства нашего спасения (именно так, потому что окончательно оно завершится лишь к наступлению Дня будущего века).
Собственно в день дарования Закона и последовавшего затем вступления народа в Завет с Богом родилась ветхозаветная Церковь, в лоне которой должно было храниться истинное богопочитание и подготавливаться почва для создания Церкви новозаветной — всемирного спасительного ковчега.
Праздник Седмиц установлен в честь дня рождения прообраза Церкви новозаветной, ее предварительной, приготовительной ветхозаветной стадии, ее «притвора» (прот. В. Сорокин); День Св. Троицы — в честь рождения прообразованной в Ветхом Завете полноты обетования, полноты, антиномически жаждущей наполнения, аналогично тому, как одно дело — завершение Ноем строительства ковчега и начало входа в него спасаемых, и другое-то состояние ковчега как собрания спасаемых, когда уже все, кто поверил Ною, вошли в него, и никого из тех, кто мог бы еще захотеть свободно, не будучи принуждаем обстоятельствами, войти, не осталось вне его. Как только ковчег достигает этой полноты, дверь закрывается и… начинается потоп.
Есть еще одно событие из Священной истории Ветхого Завета, с которым перекликается новозаветная Пятидесятница (но уже в противопоставлении) — это Вавилонское столпотворение: дело погибельное, которому Господь не попустил состояться. Хотя, казалось бы, что в этой идее плохого?
Решили люди принять превентивные меры против междоусобиц, национальной и прочей розни, очень даже прогрессивно: еще ни одной мировой войны не произошло, а они уже этакое ООП (Организация объединенных племен) пытаются создать, у них пока один язык и они еще по миру не рассеялись, а уже предусмотрительно формируют мировое правительство. Это же хорошо! Почему Бог счел это дело скверным и внес разобщение среди людей, разделив их языки? Да потому, что единство это было безбожное.
Единство вне Бога — единство погибельное. Единство самодостаточное, будь то единство семьи, нации, корпорации, общечеловеческое единство или какое-нибудь там единство флоры и фауны — неважно: если оно самодостаточно, если оно абсолютизировано (если ему подчинены все прочие ценности, в том числе и богопочитание, которое если и не отвергается в принципе, то лишь с условием, что находится в служебном положении) — это единство погибельное, ибо дезориентирует человека, возводя в культ подмену спасительного единства. А Бог не хочет людям погибели, но чтобы они «имели жизнь и имели с избытком» (Ин. 10; 10).
Разделение человечества на множество племен — это не одно лишь закономерное следствие демографических процессов, но в первую очередь действие Промысла Божия. Об этом в книге Деяний Апостольских свидетельствует апостол Павел, обращаясь к афинянам среди ареопага, говоря, что Бог «от одной крови… произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас» (Деян.17; 26 — 27).
Итак, смысл существования многообразия народов именно в том, чтобы единство этого многообразия осуществилось в Боге. А значит, забота об индивидуальности, о национальной самобытности приобретает большой вес. Богоискательсву способствует, разумеется, не родо-племенная рознь, а некоторая разделенность в силу индивидуального своеобразия, которая не дает очередному Интернационалу, этому мнимому общечеловеческому единству подменить собою единство в Духе Святом, в истине и любви.
И вот, разделению людей при Вавилонском столпотворении через умножение языков общения противопоставляется событие сошествия Святого Духа на апостолов в виде огненных языков, после чего Христовых учеников могли беспрепятственно понимать «дети разных народов».
«Егда снизшед языки слия, разделяше языки Вышний; егда же огненныя языки раздаяше, в соединение вся призва, и согласно славим Всесвятаго Духа», — сказано в кондаке праздника. Если в первом случае Бог препятствует погибельному единству, то теперь Он Сам созидает новый Ковчег спасения, куда, начиная с апостолов и через них, призывает всех людей. Формируется новое универсальное единство. На этот раз в Боге.