— Что это за система?
— Полностью наш проект называется «Гибридная нейро-экспертная система экспресс-диагностики характера и эмоционального состояния человека в видеопотоке». А если проще — это видео-аналитика, но особая. Это не просто распознавание человека в видеопотоке и идентификация личности — этим сейчас уже никого не удивишь, — а распознавание его психоэмоционального состояния.
— То есть это видеонаблюдение за школьниками?
— Это умное видеонаблюдение. Нейросеть следит. Сейчас это очень популярно: создаются специальные компьютерные программы, которые обладают способностью к обучению и восприятию определенных знаний. В основе нашей технологии ансамбль нейронных сетей, которые моделируют мышление психолога-эксперта в процессе психодиагностики эмоционального состояния. То есть, если мы говорим о реализации этого проекта для школ, то это прежде всего мониторинг эмоций детей в каждую секунду, пока он учится. А дальше идёт длительная аналитика — формируется массив данных.
— Почему вы решили создать такой проект? Это связано с событиями в пермской школе?
— Изначально была задумка сделать такую нейросеть для конкретных задач в бизнесе. Например, чтобы по видеопотоку оценивать сотрудников какой-нибудь конкретной компании. Отслеживать персонал, эффективные коммуникации в продажах и так далее. Это была моя идея, поскольку я являюсь специалистом в области психиатрии, психотерапии и более 15 лет своей жизни посвятила оценке персонала, диагностике, экспресс-диагностике визуальной и работе с людьми в рамках консультирования. Кстати, эти решения уже пилотируются в городе Перми.
А идея применить технологию детекции эмоций для школ возникла в прошлом году, когда в одной из пермских школ произошла очень трагичная ситуация. И мы с нашей командой просто в один момент так подумали: «А почему бы не попробовать?» Потому что с точки зрения выявления подростков, представляющих потенциальную опасность, мы ничего не сделаем, если мы их будем ловить в моменте прихода в негативном, критическом состоянии, с оружием в школу. Так мы не сможем избежать потенциального ущерба или, не дай бог, жертв. Поэтому выявлять их нужно заблаговременно, когда ещё можно повлиять на подростка и предотвратить возникновение таких критических ситуаций. Собственно, на это мы и сориентировались. Нам оставалось придумать, как это можно реализовать в конкретных школах: где наблюдать за детьми постоянно, как определять изменения их состояния, сохранять и анализировать формирующийся массив данных поведения.
— Как работает система? Она автоматизирована или нужно при этом общаться с ребенком?
— В ноябре-декабре прошлого года мы провели пробный запуск в одной из школ города в партнерстве с Пермским филиалом ПАО «Ростелеком». Вот как система была реализована там: мы подключились к камерам ЕГЭ, которые уже были установлены в кабинете. То есть глаз камеры постоянно смотрит на учеников, находящихся в процессе своей естественной постоянной учебной активности, наше программное обеспечение идентифицирует, где какой ребенок, и с периодичностью три раза в секунду производит скрининг постоянно меняющихся эмоций детей.
Итогом работы системы в течение дня является табличный отчёт, в котором полностью указаны имена учащихся и результирующее состояние — наиболее частое у конкретного ребенка в течение дня. Это какое-то одно из семи состояний: нейтральное, радость, удивление, — это положительный спектр, — а дальше уже идёт страх, отвращение, агрессия и печаль.
— А если у человека всегда, так скажем, грустное лицо — это же не значит, что он в затяжной депрессии?
— Нет, так не бывает. Это не зависит от внешности. На самом деле наше мышление работает таким образом, что мы в каждый момент не можем контролировать свои эмоциональные реакции, даже если хотим. Мимика и микромимика лица отражает происходящие внутри нас процессы, которые сам человек очень редко контролирует. Система как раз и выдаст нам картинку по человеку в течение дня, недели, месяца.
— Хорошо, показала система результат, а дальше что?
— Смысл этой системы в чём… Мы не хотим заменить психолога в школе. Просто необходимо понять: в зоне ответственности школьного психолога находится ежедневно от 500 до 1,5 тысяч учащихся. Соответственно, при всём желании, каким бы крутым специалистом психолог ни был, он не может в активном фокусе ежедневно держать 1,5 тысячи человек и чётко знать, что происходит с каждым из учащихся, какие тенденции у него наметились.
Тем более, вручную психолог не может вести такую постоянную статистику на каждого ученика и видеть, как изменялось его состояние в течение недели. Но при этом он как грамотный специалист по работе с людьми, при условии своевременного получения такой информации, может выполнить свои прямые обязанности и задать учащемуся нужные вопросы, вовремя оказать воздействие, направить его к специалисту или переговорить с родителями — то есть поддержать человека и предотвратить возникновение серьёзных ЧП с человеческими жертвами.
Если мы в отчетах видим, что каждый день в течение недели у ребёнка систематически наблюдается результирующая эмоция «агрессия», то понимаем, что подросток находится в группе риска. И завтра или послезавтра может произойти какое-то небольшое событие, которое станет последней каплей и заставит психику взорваться и выйти из стабильного состояния.
То же самое мы говорим в том случае, если стабильно видим у подростка печаль. Внешним миром печаль, как правило, выявляется постфактум, когда события уже случились: попытка или суицид. Люди ретроспективно начинают анализировать поведение и понимают: «Да, вот он был как-то тише, чем обычно. Да, он был молчаливее, чем обычно. Да, он ограничил контакты». Но, в момент, когда это с человеком происходит, катастрофически малое количество людей обратит на изменения внимание. Не потому, что люди плохие или черствые, не потому, что они — не специалисты, а просто потому, что в фокусе каждого из нас находится очень много событий одномоментно, и, скорее всего, мы просто пройдём мимо. Даже родители могут пропустить своих детей в таких ситуациях, не замечая, что с ребёнком что-то происходит. Не говоря уже о том, что в школе при таком огромном количестве учащихся и психолог, и классный руководитель могут просто не заметить. Или же, как это обычно происходит, наше мышление найдёт причину, «додумает», почему человек может себя так вести. Поэтому смысл нашей системы именно в том, чтобы сделать системный постоянный мониторинг большого количества человек, давая ценную информацию педагогам и психологической службе школы, сфокусировать их в направлении наибольшего риска.
Ольга уверена, система даст ценную информацию педагогам и психологической службе школы, чтобы сфокусировать их в направлении наибольшего риска. Фото: Полина Анкушина
— Камеры наблюдают за детьми только на уроках или на переменах тоже? На переменах же им гораздо веселей. И вообще, как определить, что ребенку нужна помощь? Может, он просто с родителями поссорился или двойку получил, и поэтому у него агрессия долгое время.
— С точки зрения психологии и психиатрии, я могу сказать, что даже лучше, если мы будем смотреть на ребёнка во время учебной активности, а не на переменах. Учёба в принципе вызывает необходимость сконцентрировать деятельность на выполнении задач. И мысли любые, даже негативные, переключаются. Но если мы видим, что урок ребенка не переключает, что учебная доминанта не работает, мы имеем право сделать вывод, что эмоция устойчива и определяет ежедневную активность и настроение. Это повод обратиться к специалисту.
Кстати, во время проведения эксперимента мы получили ещё один интересный локальный эффект: увидели всплески эмоций в ответ на определенные учебные активности. Ну, к примеру, в определенные дни и в определенные часы у нескольких ребят выявлялась прямо горсть отрицательных эмоций: от отвращения, агрессии до страха. Соответственно, с преподавательским коллективом в дальнейшем мы разбирались и выяснили, что у этих ребят в эти дни предмет, по которому они уже получили двойки, или вообще системное непонимание либо самого предмета, либо педагога. Это тоже ценная информация как для руководства школы, так и для преподавателей.
— Родители не были против таких наблюдений за их детьми?
— Перед началом эксперимента мы получили у них согласие, выдержали все требования федерального закона о защите персональных данных. В экспериментальных классах было получено две формы согласия от родителей: согласие на использование видеоданных и согласие на психодиагностику. Почти все были согласны. Всего четыре отказа было.
— А почему отказывались?
— У каждого свои причины. Как правило, взрослые опасаются, что станет известно о проблемах в семье через ребенка, так как дети более искренни и как зеркало отражают происходящий кризис.
— Вы провели эксперимент в одной школе. Что дальше? Будет ли внедрение этой системы во все школы Перми?
— В момент эксперимента наша задача была доказать жизнеспособность и эффективность системы. Нам удалось это сделать. В апреле благодаря поддержке депутата Городской думы Павла Фадеева нас пригласили на совещание в администрацию города, где мы обсуждали запуск теперь уже пилотного проекта. То есть планируется в новом учебном году внедрить систему в четырех школах Перми, пока не буду говорить, каких. Сейчас идёт обсуждение, составление смет. Всё — на стадии согласования.
— А почему только в четырёх школах?
— Наша задача в пилотном проекте — определить, где можно сократить расходы, улучшить процессы внедрения, выработать наиболее эффективный процесс взаимодействия с психологической службой и подготовить полноценную модель, которую можно было бы внедрить уже во все школы города или края. Для этого достаточно будет четырёх школ.