– Это хорошо, когда на отпевании есть дети, монашки и убогие. Ээто очень хорошо, – многозначительно вздохнула у меня за спиной одна из наших прихожанок.
Я уж не стала спрашивать почему – видать, знание старинное, но и сама тихонько оглядела присутствующих.
Из всех наших сестер на отпевание пришла, похоже, только я, ладно. Монашка уже есть, так. А вот странная, бедно одетая немолодая пара впервые у нас. Никогда прежде не видела их и ни разу – потом. Почему-то подумалось, что именно они и попали в категорию убогих… не знаю отчего. Что-то незащищенное было во всем их облике, какое-то полное отсутствие обороноспособности. Вот и быть им – только под Вышней защитой в этом безумном и яростном мире – У-Богими…
Дети? – тоже топтались поблизости. И тоже – незнакомые.
В общем, и меня это согрело – наличие всех, кого надо.
Могилка у схимницы песчаная оказалась, сухая, что тоже хорошо, – не провалится.
Только холмик как-то уж совсем неаккуратно набросали – потом, мол, сами до ума доведете.
Ну, и разошлись, помолившись.
На душе тепло было, спокойно, мирно…
И я еще несколько дней все вспоминала то тихие лица наших «убогих», то удивительную недетскую собранность пришлых детей, то огромные небесно-голубые глаза Раечки.
Раечка… Какая она! Вся седенькая, но лет ей не много – где-то пятьдесят с хвостиком.
– Ххооосподи, Милостивый! – печально тянула Раечка, всплескивала выразительными руками и сказочно красивые глаза ее начинали излучать что-то невообразимо неземное. – Вот и преставилась наша мать Мария, сестрица… Надо бы попросить отцов панихиду на девятый день-то отслужить и – на могилке!
Глядела Раечка в самую душу – пытливо так, взыскательно, ничего сладенького во взгляде этом не было – мысль ее парила в мире Возвышенном и правильном… Понимала Раечка: главное – это ведь молитва, только молитва. Молитва движет всеми делами этого мира, исправляя их, вытаскивает мир из трясины страстей, указывает ищущим верные пути!
И я пошла договариваться с отцом Филаретом.
Девятый день был не за горами, осень стояла потрясающая, без дождей, и меня внезапно осенило – холмик-то надо привести в подобающий вид!
Время выбрала вечернее, чтобы никому на глаза не попадаться, взяла добротную лопату на нашем коровнике – и направилась наводить красоту.
Попотеть пришлось. Попадались тяжелые комья глины. А холм казался уж больно неказистым.
Наконец, все приняло более-менее приличный вид. Я была довольна. Букетик соорудила, веточки хвойные, то да се. Шик-блеск у тебя теперь, мать Мария! Красота!
Назавтра решила отложить небольшие мелочи-доделки с фонариком и лампадкой. Все ж девятый день на носу.
Раечку было не узнать, когда в полдень я неожиданно столкнулась с нею подле нашего коровника. Как раз с кладбища возвращалась.
– Сестрица! – торжественно зашептала Раечка, и небесные глаза ее закатились таинственно и строго. – Обещай, что ни-ни! Никому не расскажешь этого!
– Ну, ладно… А чего? Чего случилось-то? – буркнула я, вытирая грязные руки о передник – с установкой фонарика пришлось повозиться.
– Ххооосподи! Чудо святителя Николая, сестрица! Чудо настоящее! А ведь я же молилась, молилась ему! Заступнику нашему!
– Чего, Рая?
И Рая поведала мне назидательную историю про то, как слышит святитель наши слезные молитвы, как скор он на помощь всем, кто просит его в простоте сердца и с верою. Вот и она, Раечка, все эти дни жаловалась Николушке на хлопоты в связи с похоронами, да с проблемами в ЖЭКе, а еще и могилка у схимницы страх какая неопрятная… А сил нет, а денег нет тоже. И 9-й день на носу! Караул, короче!
Приходит нынче после литургии Раечка к могиле – а могила-то в порядке. И – прехорошенькая. И – с цветочками! И – с фонариком таким красненьким! Никак сам Святитель тут и потрудился! А кто ж еще? Никого у нас и нету близких-то – вон, и на отпевании никого особо и не было – пара убогих каких-то, дети да пять знакомых старух… Только – молчок! Никому о этом чуде ни слова!
Во время панихиды по случаю девятого дня погода тоже ничего стояла.
Пели, молились… Фонарик наш красненький так просто замечательно смотрелся.
И только мы с Раечкой загадочно нет-нет, а переглянемся – уж мы то знали, что здесь кроется большая и важная тайна!
И было нам хорошо на сердце, нежно так, тепло…
А мне – еще чуток весело почему-то и… приятно.