Рай для котяток
Девочка Настя росла доброй, послушной и почти не огорчала родителей.
К сожалению, сказать, что совсем не огорчала – нельзя. Была у нее привычка: увидит на улице бездомного щенка, а чаще – котенка и сразу несет домой. Когда родители возвращались с работы, они иногда спорили, чем встретит их квартира: мяуканьем, или гавканьем.
«И когда ты только повзрослеешь?», — говорили родители. Настя отвечала им, что когда повзрослеет, то никому не позволит, даже любимому папе и еще более любимой маме, взять за шкирку ее питомца и отнести на ближайший пустырь.
— У нас дома и так две кошки, — вздыхала мама. – Представь, что ты станешь взрослой и будешь жить в своей квартире. Ты заведешь еще одну или двух кошек. Может, еще двух собак. Но все равно, всех найденышей ты взять не сможешь!
— Нет, — отвечала Настя, которая была не только добрая и послушная, но и упрямая. – Я никогда не пройду мимо бездомного котенка или щенятки!
Родители (а также учителя и друзья) только качали головами: вырастет – поумнеет.
* * *
Они ошиблись. Настя выросла, стала Анастасией, а со временем и Анастасией Викторовной. И по-прежнему приносила домой котят и щенят, выброшенных бессердечными людьми.
Конечно же, она жила и как все взрослые: окончила техникум, работала, какое-то время даже была замужем. С детьми, правда, не получилось, да и с мужем быстро рассталась: он заявил, что не собирается работать на кошачий прокорм.
К тому времени не стало и родителей. Анастасия Викторовна жила одна в трехкомнатной квартире. Точнее, в одной комнате. В остальных двух, а также на кухне, в кладовке и коридоре, жили котятки и щенятки.
Надо сказать, что Анастасия Викторовна была предусмотрительной и аккуратной. За кошками она убирала, собак вовремя выводила гулять – на восьми поводках сразу. Она дрессировала, вернее, воспитывала своих питомцев. Поэтому и звуки из ее квартиры раздавались такие, будто там жила пара собак и две-три кошки, а не два десятка.
Так вот и жила Анастасия Викторовна: подбирала бездомных котят и щенят, иногда и взрослую живность. Одних раздавала, других оставляла у себя. Просыпалась рано, варила огромные кастрюли (соседи злились на запах, больше, чем на лай), выгуливала, убегала на работу и еще быстрее прибегала с работы.
Шли годы, мир вокруг менялся. Но, по-настоящему увлеченный человек не замечает такие мелочи, как смена эпохи.
Все же Анастасия Викторовна видела, что на улицах стало больше красивых машин и озабоченных пешеходов. Рубли выглядели по-другому, их называли «деревянными», а еще их не хватало. Реклама утверждала, что животных можно кормить не только тем, что сварено в кастрюле, но и уже готовой едой из пакетиков и банок.
Анастасия Викторовна оказалась из тех людей, которые поняли, что жить стало не только трудней, но и интересней. Раньше, когда она предлагала устроить частный приют для бездомышей и потеряшек, ей говорили: такое невозможно. Правда, не объясняли почему. Теперь же ей никто не возражал: найди место, найди деньги и построй хоть фабрику, хоть ночной клуб, хоть котячий приют.
Анастасия Викторовна даже не подозревала, какая она энергичная, предприимчивая и решительная – приложи свои силы по-иному, пожалуй, стала бы олигархом регионального масштаба. А так смогла найти и участок на пустыре, и спонсоров, и помощников. И построила приют.
Официально (да, Анастасия Викторовна даже оформила официальную бумагу), он назывался то ли «Барсик», то ли «Дружок». Но в разговорах с единомышленниками и спонсорами, она называла его исключительно «Раем для котяток».
— Им сейчас плохо живется, — говорила она. – Человек тоскует, так он может водки выпить и забудется. А котенку или щененку какая радость? Только если его возьмут, накормят, позаботятся. Такое место для него рай.
Спонсоры, заглушавшие тоску виски и спонтанной благотворительностью, кивали, а помощницы – такие же одинокие тети, соглашались в полный голос: да, всем сейчас плохо, но котяток и щеняток особенно жалко.
* * *
Несмотря на руководительские заботы, Анастасия Викторовна не забывала и детское занятие: гулять по улицам, подбирать брошенных котят и щенят. Бывало, она отнимала их у профессиональных нищих, вымогавших милостыню печальным видом снулого звереныша. Она даже иногда натравливала милиционеров на попрошаек, а когда сотрудники спрашивали: «куда животных девать будем?», отвечала: «в свой рай отвезу».
Однажды, на своей внимательной прогулке, Анастасия Викторовна повстречала котенка и мальчика – как всегда, в первую очередь она увидела котенка. Но так как мальчик в любом возрасте всегда больше котенка, она заметила и его тоже.
Мальчик, лет восьми, сидел на остановке, современной, новой, прозрачной и безлюдной остановке. Для ранней весны он был одет слишком уж легко. Спорный вопрос: использовал он остановку по ее назначению или нет – с одной стороны он укрывался под крышей от моросящего дождя, с другой – автобуса не ждал.
— И как нас зовут, и что мы тут делаем? – спросила Анастасия Викторовна.
Вообще-то, каждый раз, столкнувшись с котенком или щенком, не просто жившим на улице, но делившим свое бродяжничество с человеком, она всегда чувствовала какой-то подвох и угрозу животному. Она вообще делила людей на тех, кто любит животных, и тех, кто использует, понимая с грустью: первых слишком мало.
Однако быстро выяснилось, что мальчик вовсе не выпрашивает милостыню в этом безлюдье. Он просто спасается от дождя, греет котенка, а котенок, час назад найденный у подъезда – греет его.
— А почему ты не отнесешь его домой? – спросила Анастасия Викторовна, уже готовая выслушать грустную историю про чью-то аллергию, слова «самим есть нечего» или обычную, самодурную нелюбовь к животным.
Все оказалось еще хуже. Маме, в общем-то, было все равно, принесет ли мальчик в квартиру котенка, или щенка. Но мальчик боялся, что когда придет дядя Коля или дядя Боря (папа ушел давным-давно), то он обидится за что-то на маму и выкинет котенка в окно. А жили они на пятом этаже.
— Я его возьму с собой, — сказала Анастасия Викторовна. Мальчик спросил – «куда», и она рассказала про «Рай для котяток».
— Тетя, а вы возьмите меня тоже, — попросил мальчик. – А то дядя Коля меня бьет, за то, что я у них беру закуску и ем, а дядя Боря грозится маме: «зарежу со щенком!». Наверное, у вас щенят и котят никто не обижает.
Только тогда Анастасия Викторовна узнала, что мальчика зовут Сережа. Она решила, что место для него в «Раю» найдется. Но так как была не только доброй, но и практичной, сначала попросила Сережу отвести ее к маме, хотя он и не хотел.
* * *
Квартира, в которой жил Сережа, пахла так, будто в ней содержали десяток кошек, пяток собак, никого не выгуливали, никогда не убирали и даже не проветривали. Голая лампа под потолком была пыльной и тусклой, казалось ей стыдно освещать окрестную обстановку.
Мама (Сережа объяснил, что ее звали Ольга Петровна) вальяжно лежала на продавленном диване, как Шемаханская царица. Взгляд ее был мутный, затяжной и она не сразу поняла, что сын вернулся домой не один. Зато сразу предположила, какие ей предъявят претензии.
— О! И ты сейчас меня су..й назовешь! – медленно и презрительно, чуть ли не горделиво сказала она, пытаясь разглядеть гостью.
— Да как вам не стыдно?! – возмутилась Анастасия Викторовна. – Вы сами хотя бы раз видели собаку-девочку, чтобы так со своими щенками обращалась?
И она рассказала Ольге Петровне несколько историй из своего богатого опыта. Про овчарку Динку, которая со сломанной лапой, смогла выкормить под платформой выводок щенят, пока их не забрали в приют. Про фокстерьерку Жульку, выкормившую и своих щенят, и чужих, когда их маму-дворняжку сбила машина. Про неизвестную дворняжку, погибшую на пожаре в брошенном доме, но перед этим, вытащившую почти всех детенышей.
Рассказывая эти и другие истории, Анастасия Викторовна проворно разбирала груды хлама, находя Сережины вещи. Она даже отыскала его документы.
— Вот, — закончила она свой рассказ, — вот, что такое Сука. А вы не имеет права так себя называть! Ругайте себя другими словами!
И она посмотрела на Ольгу Петровну – посмотрела на прощание, так как вещи были уже собраны.
Ольга Петровна молчала. Из глаз медленно текли слезы.
— Вы…. Вы, куда его уводите? – хрипло, уже без вальяжной алкогольной самоуверенности спросила она.
Этот голос был такой печальный, что Анастасия Викторовна, не ответила ей грубо: «не ваше человечье дело» (она любила так отвечать), но сказала.
— В «Рай для котяток». И щеняток тоже, — добавила она, привыкшая называть свой приют именно так.
Почти месяц Сережа ночевал в квартире у Анастасии Викторовны. Так как она почти все время, с утра до вечера, находилась в «Раю для котяток», мальчик тоже был там, а так как дел хватало, то не скучал.
Именно здесь и нашла его женщина, в которой Анастасия Викторовна не сразу признала Ольгу Петровну. На ее лице растворялись остатки старых синяков, походка была чуть хромой. Но голос почти не хрипел, а взгляд стал как апрельское солнышко.
— Сережа, может, ты вернешься? – несмело сказала она. – Я квартиру убрала, вымыла, а всех коб…, ой, извините, Анастасия Викторовна, всех хахалей – выставила.
* * *
Конечно, было трудно и непросто. Когда Ольга Петровна стала восстанавливать домашнее хозяйство, выяснилась утрата самых разных вещей. Куда-то пропали сковородки, мочалки, тем более, тапочки. На работе, которую нашла Ольга Петровна, платили мало. Соседи, у которых она раньше чего-то одалживала, прежде утратили надежду получить, а теперь напоминали ей о долгах. На улице ее подстерегали дядя Коля и дядя Боря, пытавшиеся понять, чего их подруга «сдурела». Иногда они ломились в квартиру, соседи вызывали милицию, а та, по привычке, забирала и Ольгу Петровну.
Но все равно, она держалась. Ходила на работу, готовила, убиралась, стирала, а вечером шла в «Рай для котяток», чтобы отвести домой Сережу – тот по привычке убегал туда со школы. Однажды Анастасия Викторовна даже спросила её: как же это удается?
— Вам спасибо, — отвечала Ольга Петровна. – Сколько раз бывало: думаю, зайду в магазин, возьму «малыша», подлечусь по старой памяти, закушу, зубы почищу, Сережа ничего не заметит. Уже деньги приготовлю, подхожу, вижу – собака привязанная, хозяина ждет. На нее взгляну и не могу порог переступить.
А осенью случилась беда.
Однажды Сережа не пришел после уроков в приют. Анастасия Викторовна привыкла к нему, как к овчарке Динке, или коту-долгожителю Мурзику, поэтому даже решила сходить по знакомому адресу. Но Ольга Петровна сама пришла в «Рай для котяток».
— Нету больше Сереженьки, — тихим, отчетливым, чуть не звонким голосом сказала она. – Торопился, улицу перебегал. А машины, сами знаете, как сейчас ездят….
* * *
Два дня спустя Анастасия Викторовна отложила все приютские дела (их, конечно же, было немало) и пошла, прощаться с Сережей. Прощались в церкви на кладбище, где были написаны слова, неожиданные для Анастасии Викторовны: «Радость моя, Христос воскреси!». «Откуда здесь может быть радость?», — подумала она.
Однако когда началась служба, Анастасия Викторовна многое вспомнила. Ведь мама говорила ей, что она крещеная, кроме того, с мамой прощались точно так же. Анастасия Викторовна, даже, на миг задумалась: правильно ли, что она никогда сюда не заходит? Хотя бы, что бы что-то сделать для мамы. Она решила потом узнать у священника, что живым полагается делать для мертвых.
Но больше всего Анастасия Викторовна удивлялась Ольге Петровне. Хозяйка «Рая для котяток» была уверена, что очень хорошо знает людей, особенно таких («поэтому-то, я так и люблю щенят и котят», — добавляла она). Не было сомнений: Ольге Петровне полагалось немедленно вернуться к прежним утешениям и, сейчас покачиваться, хлюпая красным носом.
Вместо этого Ольга Петровна казалась такой трезвой, как ни разу не была за последние восемь месяцев. Она стояла со свечкой, по ее бледному лицу стекали слезы, а за ними просвечивала улыбка. «Может, она перешла на наркотики?», — со страхом подумала Анастасия Викторовна.
Причина оказалась другой.
— Я с батюшкой поговорила, — ответила Ольга Петровна, когда прощание с Сережей завершилось. – Все ему рассказала, надеялась, что он меня ругать будет. А он узнал, что Сережа крещеный – спасибо папе, и сказал: если он столько страдал, то сразу в рай попадет. Может, даже ангелом станет. А мне запретил унывать.
Анастасия Викторовна удивилась и даже захотела сама поговорить с батюшкой. Ее давно хотелось узнать: есть ли рай для животных, тех же котяток и щеняток, страдавших при жизни. Но батюшка кладбищенской церкви в тот день был занят.
* * *
Анастасия Викторовна решила придти в церковь в какой-нибудь другой день, задать тот же вопрос. Но не смогла. Ведь этот вопрос был просто интересный, а кроме него, в ее жизни – столько других, практических вопросов. С каждым годом в приюте прибавлялось животных. Их требовалось кормить, лечить, пристраивать в добрые руки.
Времена, когда все пустыри были ничьи, как брошенные щенятки – кончились. Приходилось оформлять документы на землю. Еще надо было давать интервью, общаться с такими же добрыми коллегами из других стран, даже участвовать в каком-то пикете.
Одним словом, Анастасия Викторовна была занята, как менеджер крупной корпорации, которую сам же и создал. Но, если такой менеджер ездит в машине, то Анастасия Викторовна – ходила пешком. Точнее, бегала. И однажды, когда она перебегала улицу, с ней случилось то же самое, что и с Сережей.
«Что же будет с приютом, без меня», — успела подумать она, слыша затихающие звуки и наблюдая гаснущие земные краски. А потом вдруг поняла: с ней случилось что-то, очень важное и она продолжает жить, но уже совсем по-другому.
* * *
Очень скоро Анастасия Викторовна ощутила главное отличие ее нынешнего существования от земного: теперь она могла думать только о себе. Она помнила: где-то остался ее приют, люди, помогавшие ей доброй волей или за зарплату. Но память о них вытеснила только одна мысль: что же теперь будет со мной?
Она даже не ругала себя за эгоизм. Она понимала: в этом состоянии своих желаний у нее уже нет. Вопрос: что с ней будет дальше, задавал кто-то другой.
Анастасия Викторовна не мучилась с ответом. Она столько раз об этом думала, столько раз говорила друзьям, и даже говорила в интервью, что легко-легко, повторила без слов:
«Я хочу попасть в Рай для котяток. Я ведь столько для них сделала! Наверное, в таком раю, я буду понимать их язык и узнаю все, что они мне мяукали и мурлыкали всю жизнь».
Анастасия Викторовна, как занятой человек, редко смотрела телевизор. И все же, поняла: как говорят в телепередачах, ее ответ принят.
* * *
Мир стал не то, чтобы совсем привычным, но, более знакомым, чем недавнее безвидное пространство. Как радостно заметила Анастасия Викторовна, это пространство было заполнено котятками, кошками и котами. Они были повсюду: бегали, прыгали, мяукали и мурлыкали. Котики очень крупные, очень веселые, очень подвижные – будто сбежали из рекламы кошачьего корма. Таких, Анастасия Викторовна, в прежней жизни, пожалуй, не встречала. Ей даже показалось, что животные – не настоящие.
Погода оказалась не совсем райской: мокрая, лужистая земля, недотаявшие сугробы, пронизывающий ветер и тоненький дождик. «Какой же это месяц? – подумала Анастасия Викторовна, — наверное, март».
Она, было, обрадовалась: раз сейчас март, то скоро будет апрель и май – солнечно и жарко. Но подумала: если это рай для взрослых котяток, то в таком раю царит вечный март и другой месяц здесь не нужен.
Действительно, судя по звукам и запахам, был настоящий, кошачий март. Кошки выгибались и ластились к котам, коты не обделяли их вниманием. То и дело протяжные рулады сменялись диким фырканьем и воем – за симпатичную самку здесь бились так же жестоко, как и в привычном мире.
Прислушавшись к этим звукам, Анастасия Викторовна пришла к грустному выводу: она и здесь не понимает мяуканье и мурлыканье. Коты и кошки говорили о чем-то своем, на своем языке. Никто из них, даже потрепанный ухажер-неудачник, не нуждался в людском сочувствии. Поэтому, Анастасии Викторовне говорить с ними было не о чем.
Ежась от ветра и дождя (оказывается и в раю может быть зябко!) Анастасия Викторовна продолжила осмотр места нового жительства. Не то, чтобы ей хотелось, есть, но она понимала: скоро захочется.
Еда обнаружилась быстро – огромные ящики, наполненные сухим кормом. Они были повсюду, а звездочки и шарики в них, такие качественные, как самая дорогая кошачья еда.
Но все же она была кошачьей. Когда голод подступил к Анастасии Викторовне, она разгрызла один шарик. И тут же выплюнула.
Нет, голодная смерть (если в раю можно умереть) ей не грозила. О том, что люди в нужде едят пищу и похуже, ей рассказала бабушка, пережившая Блокаду. Анастасия Викторовна понимала: два дня без еды и на третий она сможет съесть пригоршню такого корма, явно калорийного, сбалансированного и витаминизированного. Вот только, мысль о жизни, в которой нет другой еды, кроме этой, была хуже мысли о смерти.
Другой еды не было. Правда, по тропинкам то и дело сновали мыши, а с веток спускались птички, позволяя себя поймать (Анастасия Викторовна не знала куда отвернуться, чтобы избавиться от зрелища успешной охоты). Такие радости, безусловно, обязательны для кошачьего рая, вот только Анастасию Викторовну они не радовали совсем.
Заодно, она поняла, что поилок здесь не предусмотрено, пить принято из луж и если она хочет хотя бы прополоскать рот после мерзкой еды, то придется делать это на кошачьих условиях.
Что-то ткнулось в ее ногу. «Котик хочет, чтобы я его погладила», — радостно подумала Анастасия Викторовна. Но котик, вернее котище – огромный, пушистый (мелких здесь не было) лишь хотел оттолкнуть ее от коробки и подойти к еде. Когда же она потянулась, чтобы его погладить, он посмотрел на нее, не просто раскрыл пасть – ощерился и злобно зафырчал. Было понятно и без звуков – еще раз попробуешь – разорву!
«Такой может. Рысь, а не кот», — вздохнула Анастасия Викторовна, отойдя шага на четыре. Только сейчас она заметила, что коты и кошки – котят почти не видно, смотрят на нее, как минимум, недоверчиво и обиженно. Эти взгляды говорили: «вы, люди, замучили нас в прежней жизни. Хоть сейчас отстаньте, пожалуйста».
«Хорошо, милые, — растерянно и испуганно забормотала Анастасия Викторовна, — я уйду от вас, я непременно уйду. Только подскажите, куда».
Увы, кошачий язык она не понимала по-прежнему. Главное же, вокруг была серая, дождливая муть, без малейших указаний, куда идти.
Вдруг мяуканье, мурлыканье и урчание сменилось испуганным шипением. Раздался посторонний звук. Через секунду Анастасия Викторовна поняла: это громкий, здоровый, сочный лай.
«Конечно, это же рай не только для котяток, но и для щеняток», — подумала она и не ошиблась. Из мокрого марева вылетела стая псов. Кошки, не собираясь с ними дружить (как часто дружили в приюте) поспешили залезть на деревья.
«А мне-то как быть?», — подумала Анастасия Викторовна, но все же инстинкт самосохранения действовал и в таком странном раю. Этот инстинкт помог ей отыскать, единственное, подходящее дерево в округе и вскарабкаться на него с разбега. Ей показалось, что внизу явственно клацнула пасть.
Деревцо поскрипывало, ветка – потрескивала, кот-сосед, нашедший тут же убежище, расцарапал ей ноги. Анастасия Викторовна, чуть не всхлипывая, рассматривала бегающих собак-метисов. Все они были крепкие, упитанные, здоровые, как из самого лучшего питомника.
«Почему же они их на деревья загнали? Так, я же сама говорила, что хочу в рай и для щеняток тоже. Щенятки же вырастают. А кошаков погонять для них большая радость».
Так думала Анастасия Викторовна. Спрыгнуть и узнать, кем ее считают собаки – кошкой, или каким-то другим существом, которое следует помиловать, ей не хотелось.
Наконец взрослые щенятки, погавкав и разбросав задними лапами кошачий корм, сбились в свору и умчались. Вовремя: Анастасия Викторовна не просто слезла, а упала с ветки. Правда, поспешила встать – показалось, что ближайший кот хочет выцарапать ей глаза.
Анастасии Викторовне было страшно. А также голодно и холодно. Но больше всего – тоскливо.
«Идти, пока не найду выход? Как отойти от деревьев, вдруг, собаки вернутся? И что делать, если нет выхода? Значит, мне здесь жить…. сколько? Месяц? Год? Вечность».
Анастасия Викторовна вдруг поняла, чего хочет больше всего на свете – увидеть человеческое лицо, услышать человеческий голос.
«Какое я имею на это право? – внезапно, то ли сказала, то ли подумала она. – Разве я о людях думала? Только, как защитить от них котят и щенят, только, как получить от них средства на прокорм. Я же никому, никакого добра не сделала. Даже зла не сделала – я вообще не думала о людях. Я врала себе, что их знаю и начинаю любить щенят, хотя даже и узнать-то людей не пыталась. Вот Ольгу Петровну я совсем не знала».
Анастасия Викторовна плакала и не сразу заметила, как в ее тоску вклинился вкрадчивый, мурлыкающий голос – она даже подумала, что наконец-то поняла кошачий язык. А голос говорил вот что:
— Правда, с тобой жестоко поступили? Ты ведь в жизни ничего для себя не просила, не требовала, не была эгоисткой и стяжательницей. Скажи, как можно с таким хорошим человеком, так нехорошо поступить?
— Неправда, — воскликнула Анастасия Викторовна, — не была я стяжательницей. А вот эгоисткой – была! И поступили со мной справедливо – дали мне то, чего я хотела. А то, что я хотела кошек, а не людей, это только моя вина.
Вкрадчивый голос начал спорить. Но Анастасия Викторовна не слышала его. Она увидела то, что боялась никогда не увидеть в своей страшной вечности – человека.
Человек был маленький и приближался к ней в этом сумрачном пространстве. Приближался легко, можно сказать, что летел. Поэтому, Анастасия Викторовна подумала – это ангел, еще до того, как увидела крылышки. Вокруг незнакомца была яркая, синяя полоса, будто даже не луч солнца, а луч неба пробился в эту безнадежную муть.
Пусть ангел и был маленький, но он сделал то, что делают взрослые с детьми, заблудившимся в толпе: просто взял за руку и повел. Мурлыкающий голос еще несколько секунд шептал ей: как она может позволить увести себя из рая, как можно предать мечту всей жизни! А потом мурлыканье превратилось в злобное шипение, фырк и рычание. Анастасия Викторовна подумала, что кот или собака так шипеть и рычать не способны. К счастью, мерзкие звуки притихли.
Что-то случилось, будто щелкнули невидимым переключателем. Анастасия Викторовна оглянулась и поняла: вокруг прежнее, безвидное пространство. Странного мира, «рая для котяток», наполненного счастливыми котами и псами, не было.
«Я его создала сама?», — подумала она и тут же сама устыдилась этой мысли: откуда в ней столько сил? Видимо, этот мир, о котором она грезила всю жизнь, появился на час, лишь, чтобы она увидела и потрогала свою мечту.
Все же, осадок мечты остался. Анастасия Викторовна осторожно спросила ангела.
— Скажите, а там…. Куда мы идем или летим…. Там будут котятки?
Ангел взглянул на нее, и Анастасия Викторовна чуть не прикусила язык (если он у нее еще был). Она не думала прежде, что взгляд ангела может быть таким грозным.
А еще она запомнила его лицо.
— Спасибо, Сережа, — тихо сказала Анастасия Викторовна. – Что дальше-то будет?
— Трудно будет. Постараемся прорваться.
Впереди клубился грязный и бесцветный дым, что-то рычало и фыркало. Но за пеленой мрачных клубов и звуков, просвечивал золотой свет.
Михаил ЛОГИНОВ