Было у великой испанской литературы 16-17 веков три сына: старший – Сервантес, средний – Лопе де Вега и младший – Кальдерон. Первенца Сервантеса по-прежнему читают и смотрят киноверсии приключений Дон-Кихота. Последыша – Кальдерона – помнят, в основном, филологи. Феликс Лопе де Вега и Карпио, как всегда, в золотой середине. К его 450-летию, которое приходится на 25 ноября, нужно сказать нечто не очень юбилейное.
Лопе де Вега читают крайне мало. Зато любят фильм по его пьесе «Собака на сене», снятый в 1977 году Яном Фридом на «Ленфильме».
Можно ли назвать эту музыкальную комедию культовой? Пожалуй. Ведь потом миллионы советских девочек копировали ломкие интонации Маргариты Тереховой — Дианы, томились по Михаилу Боярскому – Теодоро. Был прекрасен в своей по-карнавальному веселой и бесшабашной роли Армен Джигарханян – Тристан. А какой великолепный комический калейдоскоп – Зинаида Шарко, Николай Караченцов, Игорь Дмитриев, Эрнст Романов!
Лопе де Вега предложил блистательную драматургию, Ян Фрид – мастерство режиссера и актерские таланты. И получилась классика, которая со временем не стареет, но лишь покрывается благородной патиной.
Штрихи к портрету
Умный усталый взгляд государственного мужа, секретаря самого герцога Альбы (того, кого резонно демонизируют отечественные историки), темень и свет – вот и все краски.
Таков самый известный портрет Феликса Лопе де Вега. И даже знаменитого возрожденческого плоеного воротника на нем нет.
Лопе де Вега
Этот воротник неожиданно «пролез» в причудливую подпись драматурга, в хвосте такую волнистую, что сразу понятно: Лопе – маньерист до кончиков ногтей. Из-под его пера за 72 года его жизни вышло 2000 пьес – и маньеристских шедевров, и неплохих поделок. Дожили до наших дней 425 произведений. А помнят все почти исключительно «Собаку на сене». И только специалисты, наморщив лоб, вспоминают еще «Овечий источник» и «Учителя танцев».
Биография Лопе де Вега – это биография Испании 16-17 веков. В ней и испанские серенады (даме сердца), и поход Непобедимой Армады, которую так истерзал англо-голландский флот во главе со знаменитыми пиратами королевы Елизаветы.
В летописи его жизни есть и инквизиция. В 1609 году Лопе де Вега стал добровольным слугой инквизиции — это вполне официальный титул. А спустя пять лет драматург и вовсе принял священный сан.
В нем сочетались писатель, ученый (как-никак учился в университете, да и по складу ума был исследователем) и временщик – пиарщик, секретарь, имиджмейкер.
«Кто мало видел, много плачет», — эта строка из «Собаки на сене» в переводе Михаила Лозинского, конечно, к самому драматургу не относилась. Видел он, очевидно, очень многое, но умел на время закрыть в сознании «дверку» в Дантов ад и гулять по солнечному райскому саду.
Да и может ли драматург существовать лишь в одном мире – только светлом или только темном? Талантливый драматург – явно нет. Мир – это свет и тени, разные стороны бытия. А Лопе де Вега был не просто талантлив. Можно говорить о его гениальности. В нем с детства обнаружился почти моцартовский по размаху талант – он в 10 лет делал сложные переводы в стихах. А уж «Собака на сене» — это наиполнейшая энциклопедия человеческих характеров, и ее одной достаточно для того, чтобы считать Лопе де Вега великим драматургом.
Можно представить себе его дни и вечера в зрелые годы. Весь день –государственные труды и заботы, немного подобострастия, много ума и наблюдений за вельможами, настороженность, умение ходить на мягких кошачьих лапах. А вечером и ночью можно принимать гостей своего воображения – являются литературные фантомы, литературные эмбрионы – будущие герои. И вот это уже настоящий бал у сатаны. Или же легкая гедонистическая прогулка по раю. Как кому понравится.
Собаки и сено
Дом Дианы де Бельфлор – конечно же, райский сад. Адских балов в пьесе «Собака на сене» нет. Эти мистерии чаще происходили в сознании драматурга (инквизиторские дела наверняка не проходили даром для совести). А людям блистательный испанец чаще нес праздник, карнавал, пир духа, цветы и фрукты.
В наше время Лопе де Вега был бы, наверное, медийной персоной, его приглашали бы славить политиков и достижения экономики. Он умел «санировать» умонастроения и облагораживать чужой дух. А главное – в пьесах осуществлял человеческие мечты, давал примеры социального лифта: Теодоро неожиданно подрастает в статусе, да так удачно, что мезальянс Дианы с ним – уже будто бы и не мезальянс. Ведь в глазах общественности Теодоро вдруг оказывается равным Диане. «Нормальный статусный брак», — скажут в наше время.
«Мой деспот – родовая кровь», — говорит героиня. Но в итоге оказывается, что этот рок вполне преодолим, сено – вовсе и не сено, а райские цветы, а собака неожиданно проявляет травоядность и охотно «питается» ими. Ведь, в конце концов, «любовью оскорбить нельзя», что зазорного в любви к госпоже?
Лопе де Вега, конечно же, был гуманистом в духе времени. Показывал условность социальных границ и искал таланты в народе. Такой бы очень пригодился советской литературе. Тем более что и происхождения он был правильного – сын ремесленника-золотошвея.
Если бы опоить советскую литературу испанским вином, прибавить немного песен и танцев (сегидилья, сарсуэла, фламенко – пусть они и из разных времен), соцреализм стал бы зажигательнее. Эта тоска по феерии эмоций и красок проявилась у переводчика «Собаки на сене» — поэта Михаила Лозинского, одного из лучших интерпретаторов Шекспира. Русский текст пьесы Лопе де Вега вполне передает «испанскую грусть», радость, шутки, вулканические – почти шекспировские – страсти.
Кстати, эта пьеса драматурга – как произведение золотошвея. Она роскошна, празднична, изысканна. А таких по определению не может быть много. Разве что у Шекспира, который моложе испанского гения меньше чем на два года.
Театр Лопе де Вега и Яна Фрида
Каков хэппи-энд – д’Артаньян вдруг женится на Миледи! Так стали воспринимать фильм «Собака на сене» советские школьники после выхода на экраны фильма «Д’Артаньян и три мушкетера» Георгия Юнгвальда-Хилькевича в 1979 году. Там герои Боярского и Тереховой были врагами, однако проскакивала между ними и искорка притяжения.
И в «Собаке на сене», по сути, противостояли аналогичные характеры. Простота боролась с изощренностью, чистосердечие – с лицемерием. Д’Артаньян – явно французский брат Теодоро, а Миледи – злая сестра Дианы. И актерские типажи подошли идеально.
Впрочем, бенефис был не только у пары Боярский – Терехова, но и у всех тех, кто играл второстепенных персонажей – и сметливых людей из народа, и комических аристократов.
И все же роль Маргариты Тереховой, бесспорно, была неподражаемым соло. В списке ее ролей сложно найти такую же всенародно любимую. Лопе де Вега и Ян Фрид сделали из нее всероссийскую звезду, предмет поклонения. И даже вклад Андрея Тарковского в «звездность» Тереховой, по сути, оказался не так велик.
В 1990-е годы, когда еще не было интернет-форумов, а были письма читателей в журналы и газеты, можно было прочесть немало восторженных слов о Тереховой. Женщины пытались копировать ее тонкую и сложную красоту, перепады тона в голосе, изысканную, немного «капризную» пластику. А мужчины, не слишком анализируя все эти нюансы, просто любили в ней женскую загадку. Такова была Диана у драматурга, такой была и Маргарита Терехова.
Карнавал сюжетов
Как многие драматурги своего времени, Лопе де Вега любил заигрывать с экзотикой. И история, и псевдоэтнография появились в его пьесе «Великий герцог Московский» о Лжедмитрии. Это вам не любовная история в стиле «Собаки на сене» или «Учителя танцев», это драма, серьезное искусство. Хотя, конечно, не такое возвышенно-серьезное, как у Мигеля Сервантеса. Донкихотства у героев Лопе де Вега не так много.
Вслед за Лопе де Вега к экзотике пристрастится Педро Кальдерон де ла Барка. У него тоже действие в одной из пьес происходит в Московии. Лопе де Вега был для Кальдерона учителем. Ученик меньше любил лирику, чем наставник, зато отдал щедрую дань барочной пышности.
И, конечно, какой испанец забудет о своих корнях? Лопе де Вега – испанец до мозга костей. «Песнь о моем Сиде», романсеро – все это испанская кровь, испанские гены писателя. Эти гены встроились в его исторические драмы — например, «Граф Фернан Гонсалес», «Юность Бернарда дель Карпио».
Блистательный испанец умножал и препарировал мифы, находил для них новую оправу, вышивал «золотом» по ткани народного эпоса. А такие художники, филигранно обработавшие давно известные сюжеты, живут в истории долго и счастливо. Пример тому – сын перчаточника из британского города Стратфорд-на-Эвоне, больше известный как Уильям Шекспир