Как правило, эта тема воспринимается как очень мрачная, и мы не верим в то, что существуют веские причины размышлять о ней. Поэтому я сердечно благодарю организационный комитет нашей конференции за желание включить в программу и мое сегодняшнее выступление. Оратор, будучи святогорским монахом, хочет испытать опыт радостной скорби смертной памяти. Его стасидия в храме, его постель в келье и само его тело знаменуют смерть, а ряса – погребальное облачение. И это сказано не только символически. Долго и мучительно борясь с болезнью, четыре года назад я перенес пересадку печени, вкусил боль, ощутил приближение смерти. Потому я говорю не философски, но со слезами, потом и болью, за которые благодарю Бога, потому что посредствам всего этого Он лучше открылся мне. Я не остался пассивным и фаталистически настроенным по отношению к своей болезни. Устрашился, согнулся, но не сломался. Простите мне эту исповедь, но, я думаю, что из любви мы порой можем стать и откровенными.
Я постараюсь говорить более аналитически. Больной и, в особенности, раковый, испытывает сильный страх смерти. Конечно, страх этот естественен, понятен, оправдан, и наша цель – ослабить его. Болезнь часто рождает подобные мысли. Тем не менее мы не должны ни бояться сами, что имеем их, ни пугать других, равно как и не стараться утешить другого человека ложью, сменой темы и откладыванием ее обсуждения, поспешностью и поверхностностью в размышлениях. Я повторяюсь, поскольку считаю это крайне важным, ведь чем больше духовно мертв больной, тем больше он страшится смерти. Жизнь обличает его. Он мучается чувством вины и ощущением, что теряет все, поскольку ужасно привязан к материальным благам. Если на этой стадии человек приходит к покаянию, это немалое достижение, после чего ситуация воспринимается легче – с бдением, молитвой, сокрушением и пониманием.
Мы ни в коем случае не хотим сказать, что смерть – это нечто прекрасное, освобождающее и успокаивающее нас. Смерть – это таинство, страшное и ужасающее. И если мы порой говорим о ней красивыми фразами, это делается исключительно из пастырских задач и для утешения скорбящих. Простые и смиренные люди, по большей части из деревень, не говоря пафосных и высокопарных слов, воспринимают смерть с глубокой печалью, однако не как ужас окончания жизни, но как долгое путешествие, требующее подготовки – исповеди, причастия, прощания. Горожане, люди более образованные, имеющие имя и положение в обществе, относятся к смерти философски, как к естественному окончанию жизни. Однако они мало говорят о ней, опасаются ее, говоря, что еще столько не успели сделать и хотели бы пожить еще.
Эти люди, столкнувшись с родственником, оказавшимся в такой ситуации, принимают некий заговорщицкий тон. Они становятся нервными, беспокоят докторов и медперсонал, будто они здесь главные, активно жестикулируют, шепчутся в коридорах, считая, что правда, если о ней сказать, ускорит развитие событий. Больной, тем не менее, в своей печали и боли чувствует, понимает и осознает театральное представление, которое разыгрывается вокруг него, и остается в полном одиночестве в эти тяжелые минуты. Часто родственники просят принять участие в своем представлении и врача.
Существует и другая категория людей, которые, как я бы сказал, носят маску христианина. Даже в эти последние часы они изо всех сил стремятся изобразить беспристрастность своими улыбками и лицемерными молитвами, чтобы не разрушить иллюзию, которую искусно поддерживали на протяжении многих лет. Печально, что даже в такие моменты такие люди не хотят быть искренними. Больные или родственники больных, они обладают неким магическим восприятием Церкви и ее таинств, и порой, требуя чуда, игнорируют предписания врачей. В этом случае речь идет о сложных психических расстройствах.
Ссылки:
6. Архимандрит Филофей Фарос “Скорбь”. Афины, 1981. С. 16