Скрининг — не профилактика
Андрей Павленко. Фото: Ксения Иванова / storm24.media
Надо разделять понятия «профилактика» и «скрининг». Только несколько видов опухолей подлежат скринингу, то есть выявлению их бессимптомных форм: рак шейки матки, колоректальный рак, рак молочной железы и рак легких. При этом многое зависит от того, какой специалист и на каком аппарате делает исследование.
— Мы знаем, как в Москве проводится скрининг рака молочной железы. Он проводится очень неправильно, и абсолютно не те методы внедряются. Например, определение мутации генов BRCA у всех женщин поголовно. Это вредная и затратная процедура, которая не приводит ни к каким значениям, — говорит Андрей Павленко.
Гораздо эффективнее с точки зрения профилактики рака вести здоровый образ жизни, что не исключает скрининг как таковой. ЗОЖ каждый понимает по-своему, и тем не менее есть несколько правил, которые снижают вероятность рака: отказ от курения, причем пассивное курение тоже опасно, поддержание здорового веса, использование здоровой диеты с повышенным содержанием фруктов и овощей и пониженным содержанием красного мяса. Еще один важный момент, говорит Илья Фоминцев, — вакцинация против вируса папилломы человека как для девочек, так и для мальчиков в целях профилактики рака шейки матки.
— Когда возникло желание сделать скрининговое КТ, например, легких, надо понимать: на один случай обнаружения рака мы найдем 26 случаев мелких непонятных образований, с которыми потом непонятно, что делать. Если вы готовы в 26 из 27 случаев сидеть с такими образованиями в легких и не знать, что с ними делать, то хорошо. Но, думаю, на этом этапе отпадет процентов 90 желающих, — говорит Михаил Ласков.
Выпустили врача — а сами к нему на операцию ляжете?
Илья Фоминцев
Проблемы современного медицинского образования и в недостаточности часов, и в некомпетентности студентов и их преподавателей, и в самой системе подготовки специалистов.
— На конференции Росмедобра 600 человек сидело деканов и ректоров, я задал им простой вопрос: вы когда выдаете человеку сертификат врача или хирурга, вы сами-то к нему ляжете на операцию завтра? Никто не поднял руку. И ведь действительно никто не ляжет, потому что они все прекрасно понимают, что это не врачи, — говорит Илья Фоминцев.
Для того чтобы «доучиться», есть два года интернатуры, но проблема в том, что интерн в больнице не имеет права делать ничего сложнее внутримышечной инъекции, поэтому «поставить руку» такому специалисту, говорит хирург Павленко, невозможно.
— Я не верю в нормальное образование без медицинской культуры. У нас на 95% медицина государственная. Там люди, конечно, лечат пациентов, но основное для них — не получить за какую-то неправильную форму документа. Если в больнице ломается КТ и три месяца ее не будет, что должен сделать нормальный врач? Он должен потратить много времени, договориться, направить больного в другое учреждение, но тогда он не успеет оформить карту, а это самое страшное. Пока это не изменится, системе не нужны образованные люди, — считает Михаил Ласков.
Почему врач не разговаривает с больным
Врачи не разговаривают с пациентами, потому что им банально не хватает времени, считает Андрей Костин:
— Вторая проблема — в некоторых местах до 40-50% нехватка кадров. Не то что говорить с больными, даже заполнить документацию времени не хватает.
Андрей Павленко также обращает внимание на то, что, во-первых, доктора никто просто не учит общаться с пациентом, а во-вторых, у него нет мотивации, чтобы это делать.
— 30% докторов в Америке выгорают. В России такие исследования не делают, но поверьте, если мы поедем в регионы и возьмем любого доктора в онкологическом диспансере после 10 лет практики — там 100% выгорание. Они не просто не умеют, они не хотят говорить, у них нет мотивации говорить, у них голова забита тем, где бы им взять деньги, чтобы закрыть кредиты.
Что несут клинические рекомендации
Михаил Ласков. Фото: Анна Данилова
Клинические рекомендации, которые, согласно приказу Минздрава, обязаны соблюдать врачи, несут в том числе некомпетентную и даже опасную для жизни пациента информацию. Непонятны методики, по которым их принимают. На Западе такие рекомендации составляют на основе клинических исследований, в России клинические исследования не проводят. Получается, это адаптированный и часто не очень качественный перевод западных источников.
На вопрос о том, почему нельзя принять иностранные клинические рекомендации, Михаил Ласков отвечает, что наша медицина идет по своему извилистому пути, на котором много проблем и нелогичных правил.
— Почему онкологический пациент не может на своей машине заехать на территорию центра? Если ответить на этот вопрос, все остальное станет предельно просто.
Илья Фоминцев также считает, что большое внимание профессиональное сообщество вынуждено уделять соблюдению бюрократических процедур и регламентов, тогда как в центре их работы должен быть пациент.
— Присутствовал на встрече Ассоциации онкологов северо-запада Москвы. Говорили о том, как же нам контролировать качество лечения рака, обсуждали минздравовские рекомендации по поводу ряда критериев, как они будут эти критерии достигать, и это длилось часа три, наверное. Конечные цели, которые интересуют пациентов, там вообще не отражены. Там даже слово «пациент» ни разу не звучало. Они отчитываются не перед пациентом, а перед Минздравом. Они изощренно это делают, все силы к этому прикладывают, это требует большого ума, профессионализма, целая индустрия складывается отчетов перед Минздравом. Но перед пациентами никто не отчитывается.