«Я был крещен в 1990 году, двенадцати лет от роду, против своей воли, по настоянию родителей, – пишет его автор. – Сейчас я требую, чтобы крещение это было аннулировано, признано не совершившимся. Причем я требую этого вне зависимости от того, принята ли подобная практика в вашей организации».
Что заставило человека спустя 23 года требовать «аннулировать» таинство, что произошло с ним за это время? Возможно, это удастся узнать, если он согласится на встречу. Возможно, что и нет. Но заставляет письмо задуматься о многом. И, конечно же, об одном из самых, пожалуй, ключевых и вместе с тем непростых вопросов сегодняшней церковной жизни – о современной практике приготовления к крещению. Или, что то же, – об оглашении. На самом деле в осмыслении тут нуждается целый ряд моментов, но попробуем высказать хотя бы то, что уже так или иначе вырисовывается.
Циркуляры
Сомнения нет: циркуляры (сначала патриархийные, затем епархиальные), предписывающие проводить по четыре огласительных беседы со взрослым крещаемым и по две с крестными и родителями ребенка, однозначно являются благом. Прежде всего потому, что как минимум такое приготовление к таинству решительно необходимо. А еще… А еще потому, что теперь гораздо проще стало тем настоятелям, священникам, которые и прежде не крестили никого без оглашения. Раньше бывало так: скажешь человеку, что надо поговорить – и раз, и два, может быть, – и Евангелие прочесть, и к исповеди перед крещением подготовиться, а он в ответ:
– А без этого, что, никак?
Объяснишь: нет, никак, потому что «без этого» крещение слишком часто превращается в профанацию. Поймет человек, что всё серьезно, смирится с этим и… пойдет креститься в другой храм, где настоятель так же, как и он, необходимости в подготовке не видит. А сейчас – циркуляры, обязывающие готовить, обязывающие оглашать. И благочинные, призванные за этим надзирать.
Так что – проще, потому как некая система уже налицо. И есть возможность, с одной стороны, всерьез заняться тем, кто к крещению вплотную подошел, приложить усилия, чтобы он еще на этапе приготовления узнал, что есть христианство, что – церковная жизнь, и по совершении таинства стал полноценным, «действующим», а не номинальным членом Церкви.
А с другой – отказать в крещении человеку, который явно относится к нему несерьезно, легкомысленно, который еще не созрел, для которого христианство ни в коей мере не является осознанным выбором. Это на самом деле очень важно – как первое, так и второе. Но если со взрослыми всё более или менее ясно, то с детьми много сложней…
Препятствовать ли детям?..
Всем нам хорошо знакомы эти слова: «Не препятствуйте детям приходить ко Мне» (см.: Мф. 19: 14). И кажется, так естественно радоваться, когда родители приносят в храм крестить маленького ребеночка. Но вот, в свете «новых веяний», а точнее, возвращения к столь же древней, сколь сама Церковь, практике оглашения, всё чаще высказывается сомнение: а надо ли на самом деле крестить ребенка, если папа и мама – люди совершенно неверующие?
Логика в этом присутствует очевидная: мы крестим детей по вере родителей. Поэтому, если родительская вера как факт отсутствует, то каковы же основания для крещения младенца? Получается, что мы вручаем ребенку дар благодати, о ценности которого не имеют понятия ни он сам (у него понятия в принципе еще не сформированы), ни его родители, ни крестные. И бесценное сокровище оказывается погребенным, по слову преподобного Григория Синаита, под кучей мусора наших страстей и грехов, всего того, что становится «отходами» без Бога проживаемой жизни.
Не спросит ли Господь с нас за то, что мы предоставили возможность «свиньям попрать бисер»? За то, что обесценили таким образом Божественную благодать? Есть отчего призадуматься, точно. Особенно если вспомнить письмо, процитированное выше. Ведь очевидно, что если бы каждый, кто думает так, как его автор, считал своим долгом заявить об этом официально, то подобных «требований» было бы куда больше.
Отсюда и необходимая строгость в отношении тех самых родителей и крестных, от коих и зависит главным образом, подтвердит ли спустя годы их чадо те обеты, которые были даны за него, пока он либо горько плакал, либо, наоборот, улыбался, глядя прямо в глаза священнику своими еще не ведающими зла младенческими очами. Отсюда и обязательное оглашение для них – пап, мам и восприемников; отсюда и требование: прежде крещения ребенка приступить к таинствам исповеди и Причастия, особенно если и то, и другое впервые. Отсюда же и готовность в крещении отказать, если и папа, и мама, и крестные относятся ко всему происходящему в Церкви как к лишенной содержания формальности, а к оглашению – как к пустой, вызывающей досаду трате времени.
Готовность… Но она иногда улетучивается, тает, когда смотришь в эти самые не знающие зла глаза младенца и думаешь: «Да, ты откажешь ему… И будешь прав, потому что вот они, родители его, – им крещение только повод собраться, поесть, попить, а потом – обо всем забыть. Но вдруг по их же халатности погибнет этот ребенок завтра, послезавтра и уйдет в мир иной крещением не просвещенный, так и не ставший членом Церкви?.. И это потому, что ты так решил, таков был твой суд. Папа, мама – они будут за это отвечать. Но разве в ответе лишь дело, разве милость и любовь в данном случае не важней, да и вообще – во всех случаях?..»
Вот и разбирайся с этим, решай: как быть?
Если изменения нет
Впрочем, и со взрослыми, если всерьез говорить, иногда не проще бывает, чем с детьми.
Исповедь прежде крещения требуется на самом деле не только от крестных и биологических родителей. В еще большей степени она необходима для самих крещающихся, достигших уже лет совершенных. Почему? – этот вопрос задается очень часто: как же, ведь в крещении оставляются все грехи. И потом: что же это, как может исповедоваться некрещеный?
Но вот что мы находим в Деяниях апостольских: «Многие же из уверовавших приходили, исповедуя и открывая дела свои» (Деян. 19: 18). А вот уже в Евангелии: «и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои» (Мф. 3: 6). И еще: «И выходили к нему вся страна Иудейская и Иерусалимляне, и крестились от него все в реке Иордане, исповедуя грехи свои» (Мк. 1: 5). То есть практика исповедовать грехи именно прежде крещения – древняя, апостольская, и вряд ли есть основания сомневаться в ее целесообразности.
Тем же, кто все-таки сомневается, можно пояснить. Да, мы исповедуем «едино крещение во оставление грехов», но разве не требует всё происходящее с нами в Церкви нашего участия, разве должно оно происходить «автоматически», «формально»? Разве могут прощаться грехи тому, кто даже… не подозревает об этом? Не только о том, что они прощаются, но и о том, что они действительно грехи – то, что отлучает от Бога и губит душу?
Крещение предполагает перемену жизни, если же этой перемены нет, если не ее желанием оно обусловлено, то это и есть формальность и более того – профанация. А к перемене человек приходит именно через покаяние: сначала через осознание греховности, неверности прежней жизни своей, а потом и через исповедание всех своих грехов и заблуждений.
Возможно, правда, возражение: не достаточно ли в данном случае одного «личного осознания» и «внутреннего покаяния»? Но как тогда епископ или священник, совершающий таинство, узнает о том, кто входит в Церковь: человек ли, сознательно пришедший к христианству, или же человек, для которого оно не более чем «традиция», к которой он относится с уважением или даже без оного? Без исповеди это узнавание невозможно. Получается – опять формальность… Нет, исповедь необходима.
И вот она-то и ставит подчас пастыря перед вопросом: что делать? Если исповедь открывает, что человек переживает перерождение или по крайней мере стремится к нему, то можно только радоваться. А если она констатирует, что в его сердце веры как таковой нет? Или если выявляет коснение в смертных грехах, делающих полноценную жизнь в Церкви невозможной? Получается, что в крещении следует отказать, ибо какое крещение без веры, какое крещение, если человек осознанно отвергает Евангелие и его заповеди?
Хочет, но не может
Но далеко не всегда всё бывает так однозначно. Вроде бы и нет настоящей веры, но какая-то есть, та, которая заставила прийти, выслушать все положенные беседы. Несовершенная и колеблющаяся, она теплится, однако, в сердце человека…
Открывает исповедь грехи тяжелые, смертные, не только прежде когда-то совершенные, но и на данный момент в жизни человека присутствующие, и вместе с тем обнаруживает боль сердца, эти грехи ненавидящего. Боль… и неготовность, тем не менее, от них отказаться.
И как здесь быть? Вот живет человек в гражданском браке, не в том, который зарегистрирован в ЗАГСе, но не венчан, а безо всякой регистрации. Грех это? Безусловно – блудное сожительство. Он читает Евангелие, молится, будучи еще даже не крещеным, в храм пришел не «просто так», а всерьез, по-настоящему, но не может еще разобраться в своих чувствах и личных отношениях. Крестить такого человека нельзя, иначе получится, что мы ввели в Церковь того, кто однозначно живет, не согласовываясь с ее правилами и установлениями.
С другой стороны… С другой стороны, разве мало практически любой священник может привести примеров того, как люди, грешные и немощные, после крещения получали благодатные силы к изменению своей жизни, делались действительно иными? И опять: решение здесь дело всецело пастырской совести. Лекции или разговор по душам? Не так просто, как могло бы это показаться на первый взгляд, обстоит дело и с самими огласительными беседами как таковыми: очень по-разному они могут проводиться, и результат тоже может быть – совершенно различным.
Прежде, когда еще не было циркуляров, регламентирующих обязательность и количество бесед, мы, как правило, просто говорили с просящими крещения людьми. Могу сказать о своем личном опыте. Я обычно начинал разговор с расспросов, стараясь выяснить, что лежит в основе желания человека креститься, понимает ли он, в чем суть этого таинства, верит ли он вообще в Бога, сознательным ли для него выбором является собственно христианство, Православие.
Да и в принципе стремился познакомиться с человеком, узнать его, увидеть, чем и как он живет: ведь нельзя же общаться с «человеком вообще», должны установиться какие-то личные отношения. А уже потом я начинал что-то рассказывать. Но и рассказывая, спрашивал, давал возможность высказать свое мнение, догадку, предположение, а если была нужда, то и обсудить что-то и даже поспорить.
В итоге получался разговор именно что личный, по душам. Потом уже следовало чтение Евангелия, приготовление к исповеди, рассказ о том, «как жить после крещения». Подобная практика оправдывала себя: многие из прошедших такую подготовку людей не пропадали потом бесследно, а постепенно входили в церковную жизнь, становились нашими прихожанами. Недостаток у нее имелся, по сути, один: она была не общераспространенной, являлась делом личной инициативы конкретного настоятеля.
Когда же проведение огласительных бесед стало общеобязательным, ситуация изменилась в лучшую сторону. Но не только в лучшую.
Почему? Потому что если раньше подобные беседы велись исключительно заинтересованными священниками, то сегодня должны проводиться всеми, вне зависимости от заинтересованности. А это, в свою очередь, приводит нередко к тому, что оглашение носит характер формальный, для галочки, для отчета.
Представьте себе картину: люди, еще ничего не знающие о Церкви, только-только столкнувшиеся с тем, что к крещению, оказывается, еще как-то готовиться надо, сидят в храме и слушают самую настоящую лекцию. Множество незнакомых слов, непонятных оборотов, длинно, очень утомительно, скучно…
Кто-то борется со сном, кто-то поддается, кто-то силится понять и не может, кто-то не силится вообще. Так бывает. И результат – соответствующий.
Вместо введения в Церковь отталкивание от нее. И совсем другой эффект не от лекции, а от «разговора на равных», от живого диалога, который и может, и должен сложиться. Как же быть, что нужно, чтобы он сложился? А чтобы всегда складывался?..
Один ответ на все вопросы
Я понимаю, что, взявшись за крайне важную тему, поставил немало вопросов: крестить или не крестить детей неверующих родителей, как быть с оглашаемыми, если они не оставляют греховной жизни, как правильно построить беседы, чтобы они приносили пользу, а не вред…
А ответов, вроде бы, и не предложил. Так и есть. Но вопросы серьезные и непростые, и ответы каждый должен искать сам. Или, по крайней мере, сообща.
К этому и хотелось подвести.
Но нет, один ответ всё же место имеет. Циркуляры циркулярами, распоряжения распоряжениями, однако самое главное – наше пастырское неравнодушие, наше болеющее за каждого пришедшего к нам человека сердце. Без него циркуляры и распоряжения останутся всего лишь навсего бумажками с шапками и печатями, ничего изменить не способными.
Только неравнодушие и любовь помогут справиться с любой головоломкой, с любой неясностью, подскажут правильное решение – не по букве, а по духу. Не дадут оттолкнуть от Церкви человека, всем сердцем желающего в ней быть; не позволят ввести в нее того, кому в ней всё чуждо и даже смешно. И, самое главное: скажут людям на понятном сердцу языке гораздо больше, чем любые «лекции о Православии». Скажут самое насущно необходимое.