Размышления о служебной Минее

Зачастую богослужебная Минея кажется современному читателю и простому верующему человеку неоднородной и малопонятной книгой. Даже у опытных священнослужителей встречается подобное отношение к Минее: “В общем, я скучаю над канонами, а особенно над акафистами, и читаю их по обязанности. Выделяю только покаянные каноны Октоиха и постной Триоди”¹.

Думаю, что существует две основные причины такого восприятия Минеи. Первая — это нарушение в ходе исторического развития текстологической цельности книги, вторая — метафоричность языка, затрудняющая восприятие смысла. В данной статье речь пойдёт об отдельных аспектах исторической текстологии Миней.

Началом Минеи можно считать её зарождение в составе Тропология в VII–VIII вв. Естественно, что за свою долгую историю, в силу ошибок переписчиков и вследствие богослужебных реформ она претерпела значительные изменения в отношении состава и месяцеслова. Сильный удар по Минеям нанесло целенаправленное сокращение вторых песен. Уже в XII в. тексты Минеи были повреждены, на что указал Иоанн Мавропод, придворный книжник императора Алексея Комнина.

При переходе со Студийского на Иерусалимский устав богослужения в XIII–XIV вв. непоправимый ущерб Минеям нанесла унификация списков, из-за которой канули в лету сотни песнопений безымянных и прославленных гимнографов. “Иерусалим­ские” Минеи — а именно они легли в основу печатных — представляли собой не только приведённый к общему знаменателю, но и испорченный вариант текста: “одни и те же песнопения приписывались разным авторам, каноны имели разрушенные акростихи, опущенную вторую песнь, позднейшие вставки тропарей, многие грамматические и синтаксические ошибки”².

В результате процесса постепенного ухудшения на рубеже XIX–XX столетий исследователь Минеи А. И. Пападопуло-Ке­ра­мевс вынужден был констатировать: “сегодняшние Минеи подобны музею, в котором несчётные члены дивных статуй — головы, ноги, глаза, руки, части живота и груди пребывают разрозненными и неопознанными”³. И именно тогда архиепископ Сергий (Спасский),⁴ И. В. Ягич⁵, митрополит Софроний (Ев­стра­тиадис) начали изучать списки IX–XII в. Их трудами увидели свет многие не известные из более поздних рукописей и печатных книг песнопения. Более 300 канонов из Миней, хранящихся в Западной Европе, легли в основание 12-томной антологии Analecta Hymnica Graeca⁶. В дополнение к ней Е. Папаи­лиопулу-Фотопулу составила указатель ещё приблизительно 900 канонов по кодексам христианского Востока⁷. Появились монографии о Косме Маиумском⁸ и Иосифе⁹; был изучен Тропологий по грузинскому переводу Иадгари (К. Ке­ке­­лидзе¹⁰, Е. Метревели, Л. Хевсуриани¹¹), древние славянские Ми­неи — Путятина, Дубровского, Ильина книга, собран большой источниковедческий материал.

Вне поля зрения исследователей оставалось синайское собрание¹². Между тем в нём представлена обширная группа Миней IX–XII вв., а также ранние гимнографические памятники VIII–IX вв., которым особое внимание будет уделено в этом очерке¹³, посвящённом стержневому, наиболее плодотворному и разнообразному в истории Минеи периоду — с VIII по XII в.

“Минея до Минеи”: Тропологий

Открытие в Синайском монастыре большого числа рукописей в 1975 году при расчистке архимандритом Софронием северной стены под церковью святого Георгия по праву стало сенсацией. Именно тогда впервые был обнаружен Тропологий¹⁴, что позволило изучить наиболее раннюю стадию существования Минеи в его составе.

Тропологий сочетал гимнографию минейного, триодного и седмичного кругов¹⁵. Он выделился из уставной книги Лекционария в силу “появления к концу VII в. многострофных песнопений, стихир и канонов”¹⁶ и до нового разделения на Минею, Триодь и Октоих в IX в. служил основной гимнографической книгой в византийском богослужении.

Новооткрытый Тропологий (МГ 5, VIII–IX вв.)¹⁷ состоит из 240 листов и охватывает период от Рождества Христова (включая триодную часть) до памяти праведного Иосифа Аримафейского (12 июня)¹⁸. Этот список составлен, как полагает С. Фрейс­хов¹⁹, по чину служения в храме Воскресения в Иерусалиме²⁰. Он отличается от изученных грузинских редакций древнего и нового Иадгари и представляет собой промежуточную между ними стадию.

Очевидно, что эта редакция связана с творчеством савваитов — Иоанна Дамаскина и Космы, потому что большая часть канонов атрибутирована именно им: восемь — Иоанну²¹, шесть — Косме²², тогда как их предшественнику архиепископу Андрею — лишь один²³. О хронологически близкой традиции девятипесненного канона, связанной с именем Андрея, в МГ 5 напоминают интерполяции вторых песен в три канона Иоанна и Космы²⁴, отказавшихся от составления тропарей на вторую библейскую песнь²⁵. Из более архаичных черт можно отметить вкрапления уставных указаний (на период Великого поста), общей гимнографии²⁶, некоторые “аллосы” и неполные каноны — Вознесению, Апостолам.

Месяцеслов сформирован неравномерно. Январь заполнен более чем наполовину (во многом благодаря октавам Богоявления), май — на треть, постовые месяцы содержат минимальное количество минейной гимнографии. Причём наряду с воспоминаниями двунадесятых и великих праздников встречаются редкие памяти — обновления монастыря Хозивской Божией Матери (16 января) или погибших в землетрясении (17 января).

Каждый “канон” (греч. kanèn, в МГ 5 этим термином называется либо вся служба, либо один гимнографический канон) выделен в особую рубрику. Большинство служб имеет разработанную структуру, приспособленную к последовательности богослужения, в триодной части есть немногие уставные указания. Служба состоит из стихир на “Господи воззвах”, канона (или дву-, три- или четверопеснца), стихир на “Хвалитех”. В случае большого праздника добавляются другие песнопения. Так, на Богоявление выписаны стихиры “на собрание” (греч. e„j sÚnaxin), “на вход святых” (греч. e„j e‡sodon ¡g…wn), “на освящение агиасмы” и т. д. Седальны и богородичны помещены в приложениях²⁷. Тропологий представляет собой книгу с уже оформившейся системой жанров, структурой, составом песнопений, многие из которых до сих пор мы слышим в церковном богослужении.

Рождение Минеи. IX век.

В IX в. Тропологий распадается на три самостоятельных сборника — Октоих, Триодь и Минею²⁸. Выделение Минеи в отдельную книгу вседневных песнопений стало результатом работы, которая велась в Византии в годы гонений на святые иконы, и особенно после победы иконопочитателей (843), по составлению агиографо-гимнографического свода. Так появились собрание житий святых византийского мира Константинопольский Синаксарь (далее — КС)²⁹ и Минея. Одна из древнейших, повседневная унциальная Минея на март-апрель из монастыря великомученицы Екатерины на Синае (Sinait. Gr. 607), датируется рубежом IX–X вв.

Создание КС и повседневной Минеи относилось к «“обобща­ю­щим”, энциклопедическим, “проектам”, весьма характерным для Византии IX в.»³⁰. Исследование месяцесловов более чем ста Миней IX–XII вв. позволило выделить их ядро — общевизантийский календарь, который был близок календарю КС и существенно отличался от содержавшего немногие памяти месяцеслова Тропология. В календаре Минеи содержалось по две-четыре памяти святых, просиявших в разных регионах от Константинополя до провинций Византийской империи (Рим, Солунь, Крит, Кириния Кипрская, Амасия, Калабрия, Александрия и т. д.) на каждый день.

Реконструкция по рукописям IX–XII вв. и печатным изданиям репертория гимнографов IX в. — Феофана, Георгия, Иосифа — подтвердила, что они стремились не просто заполнить свободные даты Тропология, службы которого часто дублировали, но создать гимнографическое приложение к КС. При приблизительном подсчёте оказалось, что если авторами Тропология (Андреем, Германом, Иоанном, Космой, Стефаном) было написано на март 9, а на апрель 5 канонов, то гимнографами IX в. на каждый из этих месяцев соотв. 107 и 102. Из общего свода песнопений формировались книги для Константинополя, Палестины, Южной Италии, дополняемые локальными памятями и гимнографией к ним. Поэтому единого стандарта на раннем этапе не существовало, было невозможно отыскать два одинаковых списка. Специфика состава рукописей объяснялась “пожеланиями и требованиями заказчика”³¹, ориентацией на тот или иной Устав или традицию. Так, месяцеслов древнейшей Минеи Sina­it. Gr. 607 (IX–X вв.) отличало обилие (14!) служб в память святых эпохи иконоборчества: аморийских 42 мученика (6 марта 845 г.), преподобного Иакова исповедника (21 марта VIII в.), преподобного Евстафия Вифинского (28 марта 1-й пол. IXв.), преподобного Никифора Мидикийского (31 марта 814 г.), преподобного Никиты Мидикийского (3 апреля 824 г.) и др., что было обусловлено созданием книги вскоре после торжества Православия и задачей собрать службы святых, подвизавшихся и пострадавших в те годы.

“Энциклопедический” месяцеслов отличал Минеи синайского комплекта X–XI вв.³². Если в большинстве Миней IX–XII вв. на каждый день приходилась одна память, то здесь — от двух до четырёх. Благодаря насыщенности месяцеслова и палеографическим особенностям удалось отождествить принадлежность к декабрьской Минее этого комплекта (Sina­it. Gr. 578. 11–31 декабря) знаменитого фрагмента, привезённого К. Ти­шен­­дор­фом в 1859 г. в Императорскую Публичную библиотеку (РНБ. Греч. 89. Минея. 1–10 декабря) из поездки на Восток³³. Это открытие позволило уточнить его датировку, XI в., в отношении которой расходились исследователи³⁴, и объяснить особенности состава.

Естественно, что при такой календарной вариативности Минеи IX–XII вв. характеризует и разнообразие состава песнопений. Их изучение показало, что если каноны Космы вошли в поздние “иерусалимские” Минеи в полном объёме, то Иоанна и Андрея — лишь частично. Более же всего пострадали каноны одарённого песнописца святого Патриарха Германа (†730 или 742). В синайских Минеях IX–XII вв. обнаружено 18 его неизданных канонов, выпавших из книги в процессе унификации.

Унификация Минеи происходила в соответствии с уставным предписанием (XI в.): “если в Минее на память какого-либо святого содержатся каноны разных песнописцев, то предпочтение отдаётся канону кир Космы. Если есть канон кир Иоанна и другого песнописца, то — Иоанна, если кир Феофана и других, то кир Феофана. А если же есть канон Иосифа, то он предпочитается всем остальным”. Так, в Минее XII в. Ath. Vatop. Gr. 218 помещено 27 канонов Иосифа, 22 — Феофана, 5 — анонимных, 1 — Иоанна. Каноны Иосифа, составленные в отличие от ярких и технически неоднородных канонов VII–VIII вв. по единообраз­ной схеме, как нельзя лучше отвечали задаче унификации.

В результате из византийского богослужения выпали многие службы. При сравнении Минеи Sinait. Gr. 607 (IX–X вв.) c печатными греческими и славянскими книгами на март-апрель оказалось, что только 10 служб из 61 в издания вошли в полном составе. А из вышеназванных 107 мартовских и 102 апрельских в “иерусалимские” рукописные, а затем и печатные Минеи вошли 32 мартовских и 33 апрельских службы. Попытка собрать утерянные памяти была предпринята в стишных прологах, которые помещались после 6-й песни канона, например, в январской Минее ГИМ. Син. Греч. 331 (XIV в.) или в печатных Минеях, изданных в Венеции, где на каждый день указано до десяти памятей святых, при этом только одна-две имели особую службу, все остальные — краткий стишной пролог.

Структура Миней IX–XII вв.

Синайские Минеи IX–XII вв. содержали седален, три стихиры и канон. В целом они унаследовали структуру Тропология, приспособленную к порядку богослужения, с той разницей, что в начале служб поместили седальны, особые для каждого святого (что нарушало строгое следование богослужения), а в песни канонов вставили богородичны. На большие праздники объём гимнографии в Минеях, как и в Тропологии, увеличивался за счёт тропаря, стихир стиховны, стихир на “Хвалитех”, кондака, икоса, с XI–XII в. — эксапостилария, иногда праздничных блаженн и молебного канона.

Если на один день приходилось несколько памятей, гимнографический материал располагался комбинированно, реже — последовательно. Принцип комбинирования, то есть соединения в одном каноне нескольких, был известен ещё авторам Тропология. Так, в Минее X–XI вв. (РНБ. Греч. 89) в каноне мученицы Варвары (4 декабря) 2-го гласа Стефана Савваита в каждую песнь канона дописаны тропари преподобному Иоанну Дамаскину (Л. 8 об.–13). Другой своеобразный тип “комбинированных канонов” совмещал богослужение минейного и триодного кругов: в каноне мучеников Евтропия, Клеоника и Василиска (3 марта) песнописца Георгия содержа­лись тропари, посвящённые посту и очищению от грехов.

В некоторых Минеях сохранились начальные и концевые структурообразующие рефрены, скрепляющие последования и перешедшие из Тропология. Они, подобно каркасу, соединяли группы стихир и песни канонов. Так, в Тропологии МГ 5 все тропари 1-й песни четверопеснца Апостолов (4-го гласа, на подобен “Поем Тебе Господи”) начинались словами “Поем Тебе, Господи Боже мой”, а пять богоявленских стихир на “Господи воззвах” (3-го плагального гласа) имели концевой рефрен “Господи, слава Тебе”. К сожалению, структурообразующее значение рефрена было рано утеряно, группы стихир раздроблены и переформированы, поэтому в позднейшие рукописи и печатные книги многие из них вошли неполными циклами, реконструировать которые помогают Тропологий и Минеи IX–XII вв. Так, удалось восстановить цикл стихир на “Хвалитех” Иоанна монаха в честь севастийских 40 мучеников (9 марта), имевший единый рефрен “гряди, страдальче, и постражди с прочими”, ритмическую схему, образную систему и состоявший из трёх стихир. В “иерусалимские Минеи” попала одна “Истины чашею от своих кровей”. В Sinait. Gr. 607. (IX–X вв.) были найдены ещё две с зачалами “Иже огнем закаляемии” (греч. Tù purˆ stomwqšntej) и “Вземши отроча” (греч. ‘Aramšnh tÕn pa‹da). Из двух стихир “иных” на “Господи, воззвах” 2-го гласа Космы (на подобен “Просветителя нашего”), c рефреном “и пребудеши нетленна, и родиши Господа, Пречистая”, в службу Благовещения (25 марта) Миней “иерусалимского типа” вошла одна — “Благовествует Гавриил”. Вот другая: “Мужа не знаю* и како, Дева, рожду,* мужу необручена,* и како Сына* царя рожду,* како чрево мое* вместит Бога,* Егоже небеса не вмещают* Дух найдет от Отца* и осенит Тя Сильный* и пребудеши нетленна* и родиши Господа, Пречистая”³⁵.

Жанровый состав Миней IX–XII вв.

Из Тропология в Минею перешли все основные жанры: стихиры на “Господи воззвах”, канон, стихиры на “Хвалите”, на стиховне. В ранних Минеях, чаще всего рядом с седальнами, можно встретить указание koinÒn, рудимент “общих” монострофов раннего слоя Тропология. Так, на севастийским 40 мученикам в Минее IX–X вв. (Sinait. Gr. 607) выписан “общий” седален (мучеников) 1-го гласа “Болезньми святых, имиже о Тебе пострадаша, умолен буди, Господи, и вся наша болезни исцели, Человеколюбче, молимся” (Л. 32 об.); преподобному Никите, епископу Аполлониадскому (20 марта. РНБ. Греч. 553. XI в. Л. 2), преподобному Василию, архиепископу Парийскому (12 апреля. Там же. Л. 81), святому Акакию, епископу Мелитинскому (Sinait. Gr. 607. IX–X вв. Л. 181), святителю Николаю (6 декабря. РНБ. Греч. 89. X–XI вв. Л. 15 об.) — “общий” седален (святителя) 4-го гласа “Правило веры и образ кротости”.

Одной из интересных особенностей ранних канонов, нашедшей отражение в Тропологии и ранних Минеях, стало большое число древних ирмосов, которые относились по смыслу и к библейской песне, и к теме праздника. Эти ирмосы возникли, когда метрически урегулированные монострофы припевались к стихословившейся библейской песне, сохраняя её рефрен (“яко прославися”, “благословите Господа и превозносите Его во веки” и т. д.) или смысловую параллель: “Возопили в скорби их Апостоли к Тебе, щедрому Богу, и возвел еси их во царствие Твое” (ирмос 6-й песни четверопеснца Апостолов). Одновременно формировалась традиция ирмосов — парафраз библейских песен, которые и получили широчайшее распространение в византийской гимнографии: “Лицы израильтестии невлажными стопами Понт Чермный, и влажную глубину прогнавшее, всадники тристаты враги видящее в ней погружены, с веселием пояху: поим Богу нашему, яко прославися” (ирмос 1-й песни канона великомученика Георгия, Космы). А тематические ирмосы постепенно вышли из употребления, равно как и сами каноны, и сегодня сохранились преимущественно в древних канонах двунадесятых праздников: “Христос раждается, славите. Христос с небес, срящите. Христос на земли, возноситеся. Пойте Господеви вся земля, и веселием воспойте, людие, яко прославися” (ирмос 1-й песни канона Рождества, Космы).

Другая проблема, неизбежно возникающая при исследовании жанра канона, — это вторая песнь, введённая “создателем девятипесненного канона” Андреем Критским, воспринятая Германом и исчезнувшая уже в творчестве их преемников Иоанна и Космы. Минеи IX–XII вв., в которых вторая песнь содержится в половине — трети канонов³⁶, показывают, что если вышеназванные авторы чётко придерживались своих принципов и первые два писали её всегда, а другие два — никогда, то у последующих гимнографов отмечается необъяснимая хаотичность в отношении её употребления³⁷.

Ещё одно интересное наблюдение заключается в том, что троичны, помимо служб Богоявления и Троицы, постепенно начинают появляться на 7-й и 8-й песнях канонов, ещё не называясь троичными, напр., тропарь 8-й песни канона мученика Исидора (14 мая) в МГ 5: “Слово и Духа со Отцем ясно, Исидоре всеблаженне, проповедал еси, единое существо и единое Божество, трем ипостасям единому Богу поклонившеся”. А в ирмосе 7-й песни канона Вознесения автор прямо связал образы трёх отроков и Троицы: “Троицы славу богочестнии отроци запечатлевше, печь паки огнем возгараемую в росу претворивше, и пояше возопили: благословен еси Боже отец наших”.

И наконец, говоря об особенностях древних канонов, нельзя не упомянуть о девятой песни, некогда припевавшейся к песни Богородицы “Величит душа моя” и сохранившей структуру припевов на “Величит”. Каждый её тропарь в канонах праведного Иова, великомученика Георгия, мученика Христофора, Апостолов, Богоявления и т. д. в Тропологии МГ 5 заканчивался словами “Тя величаем” или “в песнех величаем”: “Тя, небеснаго и славнаго Царя, Егоже исповедали Апостоли, Христе, упразднившаго прелесть идольскую, в песнех величаем”, “Богоро­дицу по рождестве Деву Матерь света величаем”, “Крещеннаго в струях Иорданских Царя всех величаем”, “Отеческим гласом засвидельствованнаго Сына возлюбленнаго воспеваем”³⁸. У авторов IX века уже редко встретишь эту структурную особенность девятой песни.

К древнему и уже в Византии исчезнувшему гимнографическому жанру относятся “праздничные блаженны” (греч. maka­rismo…), тропари, припеваемые к стихам заповедей блаженств (Мф 5:3–12) на праздничной (не воскресной) литургии. “Празд­ничные блаженны” возникли, по мнению А. М. Пентковского, в монашеской богослужебной практике в Палестине в VIII в. и оттуда проникли в константинопольскую традицию, в богослуже­ние некоторых южно-итальянских обителей, на Древнюю Русь³⁹. Среди авторов блаженн были песнописцы Андрей и Герман.

Структурно циклы блаженн повторяли песню гимногра­фичес­кого канона. Цикл из трёх-семи тропарей-блаженн (последний был богородичен, а иногда и троичен) метрически и мелодически следовал образцу-самоподобну. Так выглядел цикл блаженн на Попразднство Рождества Христова (30 декабря), составленных Германом на подобен “Отвергша, Христе, заповедь Твою” на 3-й глас: «Звездою умною, ведомии с верою Христовой Вифлеему приблизихомся и Сего, в яслех таинственных выну предлежащего видяще, с верою взываем: “Помяни…”», “С волсви и вси мы дары да приносим Христу избавителю, от Девы воплощенному: веру, надежду и любовь крепкую, вернии, и злато, и смирну, и ливан: Помяни…”, “Бесплотных служителей божественными песньми подражающе, людие, с пастырьми да возопиим: Слава в вышних Богу, во объятьях Отца сущему и мир на земли стяжавшему, днесь нас ради непреложно воплощенному”, “Радуйся, двере Божия, Еюже пройде воплощься Создатель, сохранив Тя. Радуйся, облаче легкий, Божественный дождь носяй, Христа, радуйся, престоле и лествице небесная, радуйся, горо Божия, несекомая” (Sinait. Gr. 578. X–XI вв. Л. 96) и т. д.⁴⁰.

Из немногих византино-палестинских, а также южноиталь­ян­ских Миней XI–XII вв. известны “молебные каноны” (греч. paraklhtikÕj kanèn), посвящённые как широко известным, так и местночтимым святым: “мученикам Христовым и венценосцам Георгию и Феодору, Димитрию, Прокопию, Меркурию, Евстафию и севастийским сорока мученикам, святой Февронии” (25 июня, автор — Иосиф); преподобному и чудотворцу Луке Стериоту Элладскому (7 февраля, автор — Евфимий). Вероятно, молебные каноны появляются в Минее под влиянием книги песнопений седмичного круга Параклита (греч. Paraklhtik¾), в которой зафиксирована практика включения в круг седмичных памятей молебных канонов особо чтимым святым (например, в Параклите XI в., Sinait. Gr. 778⁴¹, есть восемь молебных канонов Феофана севастийским мученикам и восемь канонов Иосифа святителю Иоанну Златоусту). Однако в Минеях, как правило, под заглавием “молебный” помещали обычный канон. Так великомученику Георгию (23 апреля) в Sinait. Gr. 614 (X–XI вв.) выписан тот канон Феофана, который в других рукописях идёт как основной.

Жанр отпустительного тропаря (греч. ¢polut…kion) ещё не сформировался. Тропарь Благовещения 4-го гласа “Днесь спасения нашего главизна” именовался в Минеях IX–XII вв. то «седальном на “Бог Господь”» (греч. k£qisma e„j QeÕj Kúrioj, РНБ. Греч. 553. XI в. Л. 14), то «тропарём на “Бог Господь”» (греч. trop£rion e„j QeÕj Kúrioj, Sinait. Gr. 607, IX–X вв. Л. 92 об.), а тропарь Рождества Богородицы был назван «ката­васией на “Бог Господь”» (греч. katabas…a e„j QeÕj Kúrioj, РГБ. Сев. 480, XII в.).

Течения в византийской гимнографии в VII–VIII веках

В византийской гимнографии VII–VIII вв. можно выделить две основные школы: “гомилетическую” (Андрей, Герман) и “богословско-поэтическую” (Иоанн, Косма).

“Гомилетическая” школа отличалась использованием выразительных средств гомилетики, регулярным употреблением богородичнов, вторых песен канонов, отсутствием акростихов. Каноны Андрея и Германа — ритмизованные проповеди, изложенные простым, близким к прозаическому языком. В каноне великомученика Георгия (23 апреля) Андрей ставит акцент на характерном для проповеди моменте речи: “Христос, весна, сегодня” (первые слова тропаря 5-й песни), призывает всех участвовать в празднике — “Всепразднственное воскресение Живодавца светло нам возсия, мученическое торжество уготова; темже придите вси верни воспразднуим и возвеселимся” (тропарь 3-й песни)⁴², сопоставляя праздник великомученика, традиционно приходившийся на Пасхальные дни, с воскресением Христовым: “Надмирное сие воскресение, очищающее вселенную, очисти и славную святаго память, лучами осиявши света его страдания” (тропарь 4-й песни). Возможно, такой характер поэзии вызван миссионерско-пастырским характером богослужения в храме Воскресения в Иерусалиме. Под влиянием проповеднического искусства в песнопения Андрея и Германа проникают многие ветхо- и новозаветные образы: “Люди твоя упас, иерарше, египетскую прелесть отразил еси, и Вавилона страстей убежав, Сион горнший обрел еси жилище во вся веки” (тропарь 8-й песни канона Германа патриарха Иоанна Постника).

Гимнографы “гомилетической” школы активно использовали репризы, усиленные с помощью синтаксического, грамматического или лексического параллелизма, ритма, созвучий, однокоренных слов: “Словно светило солнечное из недр земных воссиявшая, Предтече, глава Твоя священная чудес сияния нам посылает” (тропарь 5-й песни канона Иоанна Предтечи). Причём если Андрей всегда многословен, то Герману свойственна лаконичность слога. Для иллюстрации его стиля публикуем вторую песнь канона на обретение главы Иоанна Предтечи (4-го плагального гласа, с ирмосом “Вонми, небо”): “Взошла от сокровищ земли боговещанная труба — глава Предтечева, лучами сияя чудотворений. Господи, честную прославив Крестителеву главу, возвыси рог верою поющих царствие Твое. Возрастили, яко земля плодоносная, недра твою главу, дождем некогда удобренные, пророче, твоих кровей. Богородичен: Чистая, Богородице Дево, Единая Всепетая, Сына Твоего умоли спасти поющих Тя”⁴³.

Для гимнографов “богословско-поэтической” школы было характерно использование средств восточно-христианской и античной поэтики, унаследованная от жанра кондака диалогичность и драматичность, богословское осмысление материала, употребление акростиха, рефренов. Богородичны и вторую песнь они не писали. Язык Иоанна и Космы изобиловал архаизмами, лексическими заимствованиями из античной литературы.

Поэзия Иоанна Дамаскина — “богословие в стихах”: “Мещу­ще одеяния вся, входяще без трепета в езеро, друг ко другу глаголаху святии мученицы: за рай, егоже погубихом, риз тленных днесь не пощадим: змия ради иногда тлетворнаго облачени бывше, совлецемся ныне за всех воскресение” (из стихиры севастийских сорока мчч. на “Господи, воззвах”), то есть совлекая свои одежды, мученики совлекали с себя ветхого человека и облекались в ризу нетления: “ветхаго убо человека совлекостеся, со привременною одеждею, в одежду же нетления облекостеся” (из тропаря 1-й песни того же канона).

Основа творчества Космы — “самоограничения в технике”. Его канон великомученика Георгия, например, написан на собственные ирмосы (за исключением третьего), через ирмосы и тропари проходит акростих, рефрены есть в первой (“поим Богу нашему, яко прославися”), пятой (“лютаго миродержца”), седьмой (“отец наших Боже, благословен еси”), восьмой (“дела Господня, Господа пойте, и превозносите во вся веки”), девятой (“темже тя вси ублажаем”) песнях, богородичен — только в первой.

Синтез IX века

Масштабный проект по составлению повседневной Минеи, в которую предполагалось поместить сотни песнопений в честь святых византийского мира, планировалось осуществить в краткие сроки, что коренным образом изменило подход песнописцев к творчеству. На смену разносторонним и самобытным поискам образа в VII–VIII вв. пришёл “канон песнописания”, технически, структурно и содержательно единообразный, с более жёсткими жанровыми ограничениями. Песнопения составлялись механически, с использованием гимнографических клише и выработанных формул. Широкое распространение получило самозаимствование, когда гимнограф использовал одни и те же тропари или строфы стихир в службах разным святым, или заимствование из произведений других песнописцев (чаще всего ирмосов и богородичнов). На смену самогласным стихирам пришли распетые на подобны; многие стихиры святых, принадлежавших одному лику (мучеников, преподобных), почти дословно совпадали.

Многие песнописцы IX в. в отличие от своих предшественников воспринимали творчество как интеллектуальную собственность и пытались застраховать её именными акростихами: Иосиф вписывал имя в девятую песнь (IWSHF), Феодор Студит — в троичны (QEODWROU), Климент и Георгий — в богородичны (KLHMENTOS, GEWRGIOU).

Гимнографическая артель в IX в. расширилась, её ряды пополнили десятки песнописцев. Помимо трёх основных авторов Минеи — Феофана, Георгия и Иосифа, составляли каноны студиты Феодор, Климент, Киприан; а также патриарх Мефодий и многие другие.

Среди авторов IX в. выделялся Иосиф, который не просто составил огромное число служб святых, но и создал единообразную схему написания канона⁴⁴, в которой творчески синтезировал достижения “гомилетической” и “богословско-поэтичес­кой” школ VII–VIII вв. и завершил поиск образа и формы. Схема минейных канонов Иосифа напоминала “упрощенную схему обработанных литературно мартирий и главным образом житий”: предисловие, главная часть и заключение. В начале канона Иосиф воссылал молитву к святому, например, “тебе дар приношу пение, подаждь ми твою помощь” (из канона священномученика Феодора Пергского, 21 апреля). Затем воспевал его труды и подвиги. В конце помещал сведения о мощах и призывал верующих к почитанию святого: “Чудо, како по смерти, долзе во гробе положено, без вреда доселе лежати тело твое видимо есть и благодатию просвещенно, знамении и чудесы, и исцелении струи верным всегда подавая” (тропарь девятой песни канона преподобной Елизаветы чудотворицы, 24 апреля)⁴⁵. Точную характеристику дал творчеству Иосифа его основной исследователь протоиерей Владимир Рыбаков: “Преподобный Иосиф не отличается оригинальностью — ни в отношении формы, ни в отношении замысла и содержания, как, например, первые песнописцы — преподобный Роман Сладкопевец, Иоанн монах или Косма монах. Форма песнопений тогда уже была дана и твёрдо зафиксирована в определённых рамках. Содержание давалось житийным, гомилетическим материалом и песнотворческими трудами предшественников и старших современников. Иосиф писал подобны. Это уже само собою говорило о его подражательности другим песнотворцам, произведения которых он брал образцами”⁴⁶.

Текстологическая сохранность Миней IX–XII вв.

Текстологические варианты, разночтения и ошибки рано проникли в списки Миней. Так, в Sinait. Gr. 607 (IX–X вв.) в стихире на “Господи, воззвах” преподобной Марии Египетской (1 апреля. Л. 125 об.–129) читается вместо TÒpouj proskun¾sasa (‘Местом поклонившеся’) PÒnouj proskun¾sasa (‘Трудом поклонившеся’). Сильно расшатало целостность текста сокращение второй песни. Кроме того, после её изъятия писец уже не различал акростиха⁴⁷, охранявшего текст от редактирования, и мог при создании новых списков изменять тропари по своему усмотрению. Например, акростих в каноне Иосифа мучеников Амфиана и Эдессия (2 апреля) TOIS AUTA DELFOIS MARTUSI PLEKW IWSHF после сокращения второй песни читался как TOIS DELFOIS MARTUSI PLEKW IWSHF (Sinait. Gr. 614. X–XI вв.). С XII в. вторая песнь сокращалась целенаправленно: наглядный пример этому можно увидеть в апрельской Минее (Vin­dob. Hist. Gr. 66) 1-й пол. XII в, где вторая песнь стёрта во всех канонах кодекса, и листы пергамена оставлены чистыми⁴⁸. Текстологическую цельность последований нарушало и вышеописанное разъединение циклов стихир.

Постепенно Минея отступала от своего первоисточника: что-то изымалось, что-то добавлялось, что-то изменялось, вариативность была огромная. Но несмотря на вышеуказанные процессы ухудшения текста, Минеи IX–XII вв. отличались лучшей (в сравнении с позднейшими рукописными и печатными книгами) сохранностью и «ценны тем, что сохранили неизвестный гимнографический материал, который относился к совершеннейшим образцам литургического творчества, ещё не подвергнутым “прокрустову ложу” времени»⁴⁹.

* * *

В этом очерке я пыталась не объяснить все непонятные места Минеи, но наметить русло, в котором желающий сможет отыскать для себя сокровище православных богослужебных текстов: глубину их богословского смысла, высоту поэтических образов, укоренённость в Священном Писании и нерасторжимую связь со всем корпусом христианской письменности.

Список сокращений