Размышляя о Теле Христовом…

Мы часто говорим, что Церковь – Тело Христово. Это стало уже настолько привычным, что за этой привычкой стирается, забывается то, о чем идет речь.

Что это не просто символ, образ, который означает, что наша организация избрана Богом. Даже не то, что в ней собраны люди, освященные Его Духом. Или просто люди, которые верят в Христа и собираются вместе для молитвы к Нему. Нет. Речь идет о теле в самом прямом смысле слова. О людях, которые собраны вместе Евхаристией.

Об этом ясно пишет автор «Учения двенадцати апостолов»: «Как этот преломляемый хлеб был рассеян по холмам, а, будучи собран, сделался единым, так да соберется Церковь Твоя от концов земли в Царствие Твое». Но если этот хлеб становится Телом Христа, то частью этого Тела становится и каждый, кто причащается Его. Но это возможно именно потому, что Он стал человеком. Стал единым с нами по человеческой природе. И именно так «Он взял на Себя наши немощи и по­нес болезни» (Мф.8:17). И поэтому стало возможным, что мы исцелены Его ранами (1Петр.2:24).

Но из-за того, что мы часто относимся к Церкви – Телу Христа, как к образу, а в учении о Его воплощении видим какую-то богословскую заумь, мы не понимаем, насколько это важно. Что это – основной принцип жизни Церкви. Что это – основа закона Христа. Что без этого мы будем, неизбежно будем, жить по совершенно другим принципам. Либо по-фарисейски, превращая религию в ««не при­касайся», «не вкушай», «не дотрагивайся» по заповедям и уче­нию человеческому?» (Кол.2:20-21). Либо вообще по правилам падшего мира, с его жаждой власти, денег, почестей, роскоши.

Если Церковь – Тело Христа, то и отношения внутри нее должны быть такими, как в теле. «Не может глаз ска­за­ть руке: ты мне не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны. Напротив, члены тела, которые кажут­ся слабей­шими, гораз­до нужнее, и которые нам кажут­ся менее бла­го­родными в теле, о тех более при­лагаем по­пече­ния… дабы не было раз­деле­ния в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге» (1Кор.12:21-25). Действительно, если в теле человека какой-то орган начинает претендовать на то, чтобы занять все тело, то это превращает его клетки в раковые опухоли. Сначала она разрушает сам этот орган, забывший о своем месте в организме, а потом разрушает и весь организм. Если мы говорим об организме человека, то он может и умереть от этого, если вовремя не сделать операцию или не провести тяжелую для человека терапию.

Совсем не случайно все христианские летописи видят во внешних бедствиях, которые на первый взгляд даже разрушают Церковь, действие Бога, который наказывает за грехи. А суть этого наказания в том, чтобы подтолкнуть человека к покаянию. Чума, нашествие варваров, даже гонения на Церковь — это то, что очищает ее, заставляет очищаться, вновь вспомнить о том, для чего она нужна. Что служение священника, монаха – не просто престижная работа, способ получить богатство и влияние. Что это служение Церкви как организму.

Служение не только Богу. Оно слишком легко превращается в красивые слова или ритуал. Когда человек молится долго для того, чтобы им восхищались. Говорили бы, что он старец или ревностный исполнитель церковного Устава (не то, что в других храмах, где все сокращают). Богу, правда, не нужно ни такое служение, ни такие молитвы (Мф.23:14), но об этом так легко забыть, упиваясь собственной праведностью. «Я не такой, как прочие попы – лентяи и обновленцы». При этом такой человек запросто может есть дома вдов, разрушать семьи, предъявлять людям неисполнимые требования, читать Евангелие о фарисеях и пламенно обличать их. Чего он не сделает, так это не повернется к бедным, даже к своим собственным прихожанам.

Это лишь один из вариантов. Можно сделать смыслом своей жизни в Церкви карьеру. Можно спутать организм и организацию, сделать ее центром «наведение порядка» и давить всякую инициативу своей властью, или пытаться превратить церковную жизнь в одно лишь исполнение инструкций и составление отчетов. Но не стоит думать, что это болезнь одних клириков, монахов или работников церковных структур. Она и у мирян есть. Только в другом виде. Когда они относятся к Церкви, как к ритуальному бюро или месту для личной молитвы и личного освящения. А жизнь всей Церкви, жизнь этого прихода, жизнь человека, который рядом с ним стоит в храме, такого человека не интересует. Если у человека болят ноги, то у него и голова об этом думает, и глаза ищут лекарство, и он слушает, как эту боль облегчить, и он пьет его. Все тело в этом участвует, весь человек.

Но если беда даже соседа по приходу, даже церковного работника, даже священнослужителя оставляет равнодушными людей, которые буквально причащаются с ним из одной Чаши, то это говорит о нас страшную вещь. Мы причащаемся, не понимая, что должны становиться частями одного Тела. То есть, причащаемся, «не рассуждая о Теле Господнем» (1Кор.11:29). А потому оно и не объединяет нас в общину и люди не видят в нас Тело Христа, а видят просто земную корпорацию. И говорят – это не ученики Христа, у них нет любви даже между собой. Из-за него, из-за этого равнодушия — ни миссионерство, ни катехизация тех, «кого Господь Сам привел», ни служение бедным и больным, не выходят дальше узкого круга энтузиастов. Что нам эти бедные?

А вот Христу они оказываются важны. Они — или части Его Тела, или те, чью природу и чьи страдания Он принял. Чью жизнь Он прожил на Земле? Не только простого человека, который сам трудится, «плотника, сына плотника» до 30 лет, но и жизнь скитальца. Вот чудеса с насыщением тысяч человек. И какой запас был у Него и Его двенадцати учеников? Пять хлебов и две рыбы на тринадцать человек, если не больше. И понятно, что эта рыба — не две огромные форели. Он умножает их, но ради других людей, не ради Себя.

А конец Его жизни. Это кульминация боли и страдания. И не только телесной, но и душевной. Как Он, который любил Свою Мать, видя ее страдания у креста, мог не страдать и из-за этого. Эту простую правду человеческой боли пытались выразить византийские авторы своими канонами и стихирами, но как часто теперь их риторические приемы скорее закрывают ту правду, что «Не рыдай обо мне, о Матерь» — попытка передать Его крик утешения к Богородице. Боль от потери родных, боль одиночества, боль предательства, даже муку богооставленности переживает Он.

Он жаждет жаждой всего человечества, а потому тот, кто не напоит своего ближнего, не напоил Его. Потому как Христос принял страдания и этого человека. Когда человек в своих страданиях переключается с себя на Бога, он видит это. Видит, что даже мертвый не один в гробу. В тюрьме он с заключенными, он с больным, умирающим в агонии, он с бабушкой, которая растягивает свои деньги до пенсии, с рабочим, который трудится из последних сил, чтобы кормить свою семью. Если Он – лоза, то боль ветвей это и Его боль (Ин.15:5). Конечно, не только там, но и с каждым, кто действительно зовет Его в свою жизнь. Для Него не закрыты и дворцы, когда их хозяева не закрывают двери для бедных. Не только с теми, кому подают воду, но и с теми, кто ее подает.

Более того, апостол Павел просит и христиан быть такими: «Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле» (Евр. 13:3). Мы в одном теле с ними. Если и не в одном теле Церкви (пока?), то в одной человеческой природе, которую принял Христос. Они еще не приняли Его дар, но у Него-то этот дар уже есть. А когда мы становимся одним телом, тогда и выражение «братья и сестры» становится не просто формальностью, тогда уже невозможно не любить другого, как себя. Это идеал? Конечно. Мало кто его достигает? Безусловно. Но разве это повод забыть, что вообще-то это тот идеал, к которому мы должны стремиться. Не просто кто-то. Патриарх, священник, монах, бабушка у подсвечника и «все эти ханжи и лицемеры», а я сам.

Конечно, все не сводится к одному служению больным и бедным. Но именно на этом примере лучше всего видно, где мы. Мы не хотим тратить время на катехизацию, не хотим заниматься миссионерством, хотим идти к бизнесменам, а не к рабочим; к офицерам (да еще и старшим), а не к солдатам или не хотим участвовать в жизни прихода ровно потому же, почему и не служим бедным. Нам люди безразличны. Что Иванову нечего есть, а Петров – идет к погибели без Христа, прихожанину Сидорову абсолютно не интересно. И пока это понимания Церкви, как реального Тела; труда в нем, как служения; жизни в ней, как распятия со Христом не будет восстановлено, все прекрасные идеи о миссионерском наступлении, обязательной катехизации, молодежном и социальном служении будут тонуть в равнодушии, в вечном риторическом вопросе «а мне это надо?»