Делать вид, что нас это не касается, – просто ложь
Протоиерей Вячеслав Перевезенцев
Все эти или подобные размышления, наверно, были бы в принципе хороши. Это очень важные темы, по которым у нас могут быть разные мнения, если бы не одно «но». Сейчас, когда мы размышляем, находим аргументы, спорим, к нашим соотечественникам приходят следователи, заводятся реальные уголовные дела, по которым им грозит не обязательно условный срок.
Реальный срок за виртуальные картинки! И все это от нашего имени, ради защиты наших чувств. Разве это не оскорбительно для нас?
В Древней Руси было такое право у высших духовных лиц – ходатайствовать за осужденных или опальных. Это право было подтверждено на Всероссийском Поместном Соборе 1917-1918 года. Не мое дело напоминать, о ком и кому надо печаловаться, но и молчать уже нельзя.
Я рад, что Церковь, пусть пока очень осторожно, через своих официальных представителей начала говорить об этой серьезной проблеме. Главное начать, ведь делать и дальше вид, что нас это не касается, невозможно, потому что это просто ложь.
На днях мы отмечали десятилетие со дня кончины великого христианского писателя и мыслителя ХХ века А.И. Солженицына. Разве не на злобу и сегодняшнего дня он писал почти 50 лет назад:
«Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь – его лицо пылает от самоуверенности, оно так и на флаге несет, и кричит: «Я – Насилие! Разойдись, расступись – раздавлю!» Но насилие быстро стареет, немного лет – оно уже не уверено в себе, и, чтобы держаться, чтобы выглядеть прилично, – непременно вызывает себе в союзники Ложь. Ибо: насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладет насилие свою тяжелую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи – и в этом вся верноподданность.
И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь всё покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упремся: пусть владеет не через меня!»
Чувства у всех разные – так что же защищает закон
«Закон об оскорблении чувств верующих» (ст. 148 УК РФ), точнее поправки, принятые в июне 2013 года, давно вызывает недоумение, а то и возмущение, причем не только атеистов, но и самих верующих. Конечно, мы хорошо знаем со времен Салтыкова-Щедрина, что «строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения», но в последнее время мы видим, что уголовных дел, возбужденных по этому закону, становится все больше. И это не может, как мне кажется, не тревожить именно нас, православных христиан. Потому что прокуроры, обвиняющие наших сограждан по этой статье, убеждены, что защищают именно наши чувства, чувства православных христиан.
Я не буду вдаваться в юридические тонкости, на самом деле, очень непростого вопроса – каким должен быть такой закон и нужен ли он вообще. Знаю, что подобные законы существуют в большинстве стран мира. Знаю, что в тех странах, которые живут по законам шариата, за преступления подобного рода полагается строжайшее наказание, вплоть до смертной казни. Знаю, что в европейских странах, как правило, за это нет уголовного преследования, как это было и у нас до 2013 года. Согласен, что регулировать сферу межрелигиозных, межэтнических отношений, не допускать разжигания на этой почве ненависти, агрессии, насилия необходимо и любое государство должно за этим следить.
Но я не юрист, не политолог, я православный священник и потому могу поделиться лишь тем недоумением, которое у меня, и не только у меня, вызывает этот закон, как у христианина.
Чувства верующих, например, православных христиан – могут ли они быть оскорблены? Несомненно. Несомненно и то, что мы, православные христиане, очень разные, а значит, и чувства у нас разные.
Один из нас может оскорбиться сатирической картинкой, обличающей церковников, размещенной на чьей-то странице в соцсетях, а другой оскорбится, если, защищая как бы его чувства, этого человека посадят в тюрьму.
Причем первых верующих я лично никогда не встречал, но допускаю, что они есть, а вторых встречал, и немало. Так каких верующих должен защищать закон?
Несомненно и то, что какие-то чувства у нас, христиан, должны быть общие, одинаковые. Какие? На этот вопрос прекрасно ответил апостол Павел почти 2000 лет назад:
«В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Флп. 2, 5).
Надо сказать, что слова эти прекрасно знакомы всем православным, даже не окончившим духовных школ, ибо они читаются на Божественной Литургии за каждым Богородичным праздником, а таких, как известно, не мало.
Что возмущало Спасителя и кто обвинял Его в богохульстве
Я не знаю, оскорблялся ли Спаситель во время Своей земной жизни, но вот возмущался – да, это было. Что же Его возмущало или кто? Те, кто говорил, что в Нем бес? Или те, кто кричал: «Распни Его»? А может, те, кто прибил Его ко Кресту и метал жребий, деля Его ризу? Нет, не они, или, скажем так, не это Его возмущало.
Его возмущали те, кто «дом Отца Его сделал домом торговли» (Ин. 2, 16), или те лицемеры, «кто затворяет Царство Небесное человекам; ибо сами не входят, и хотящих войти не допускают» (Мф. 23, 13), те, кто «поедает домы вдов и лицемерно долго молится» (Мф. 23, 14), те, кто «забыл суд, милость и веру» (Мф. 23, 23), те, кто любит «предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: “Учитель! Учитель!”» (Мф. 23, 5-7).
Может быть, я чего-то не понимаю, но мне кажется, фигуранты, проходящие по закону об оскорблении чувств верующих, совсем не похожи на тех, кем возмущался Спаситель.
А вот Сам Господь наш Иисус Христос проходил как обвиняемый именно по делу о богохульстве.
«…Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! на что еще нам свидетелей? вот, теперь вы слышали богохульство Его. Как вам кажется? Они же сказали в ответ: повинен смерти» (Мф. 26, 65-66).
А сама наша вера, наше благовествование, по слову апостола Павла, не есть ли «соблазн и безумие» (1 Кор. 1, 23). А раз так, то обязательно будут оскорбляемые и соблазняемые проповедью Евангелия и их тоже в прокуратуру? Или нам можно оскорблять, а нас нельзя?
Нужно ли, чтобы наши чувства оберегала прокуратура
И последнее, но, может быть, самое важное. Зачем государству такого рода закон, более или менее понятно, но нужен ли он нам, православным христианам? Нужно ли, чтобы наши чувства оберегала прокуратура? Вопрос этот имеет давнюю историю. Он широко обсуждался на Религиозно-философских собраниях в Петербурге в начале ХХ века. Многие великие русские мыслители того времени на этих собраниях пытались донести до власть предержащих, что государственное насилие в вопросах веры отрицает установленное Господом испытание свободой. Услышаны они не были, Константин Победоносцев велел разогнать собрания.
Правда, спустя очень короткое время власти пришлось пойти на уступки в этих вопросах, но, скорее всего, было уже поздно. Протоиерей Георгий Флоровский, уже после «русской катастрофы», так осмыслял эту ситуацию:
«В своем попечительном вдохновении «полицейское государство» неизбежно оборачивается против Церкви. Государство не только ее опекает. Государство берет от Церкви, отбирает на себя, берет на себя ее собственные задачи. Берет на себя безраздельную задачу попечения о религиозном и духовном благополучии народа. И если затем доверяет или поручает эту заботу снова духовному чину, то уже в порядке и по титулу государственной делегации, и только в пределах этой делегации и поручения Церкви отводится в системе народно-государственной жизни свое место, но только в меру и по мотиву государственной полезности и нужды».
А за сто лет до этих строк великий А.С. Пушкин, по свидетельству его близкого друга П.А. Вяземского, увидев, что в Страстную Пятницу в Казанском соборе стоят солдаты на часах у Плащаницы, написал строки, в которых исчерпывающе дал нам ответ на мучающие и сегодня нас вопросы:
Когда великое свершалось торжество
И в муках на кресте кончалось Божество,
Тогда по сторонам животворяща древа
Мария-грешница и Пресвятая Дева
Стояли, бледные, две слабые жены,
В неизмеримую печаль погружены.
Но у подножия теперь креста честного,
Как будто у крыльца правителя градского,
Мы зрим поставленных на место жен святых
В ружье и кивере двух грозных часовых.
К чему, скажите мне, хранительная стража? –
Или распятие казенная поклажа,
И вы боитеся воров или мышей? –
Иль мните важности придать Царю царей?
Иль покровительством спасаете могучим
Владыку, тернием венчанного колючим,
Христа, предавшего послушно плоть свою
Бичам мучителей, гвоздям и копию?
Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов искупила,
И, чтоб не потеснить гуляющих господ,
Пускать не велено сюда простой народ?
1836