Чему должен научиться ребенок до 1-го класса
— Начнем с дошкольников. Есть такая модная книга «После трех уже поздно». Но что действительно должно сформироваться у детей до школы? В одном родительском чате мама спрашивает: правда, что к школе ребенок уже должен уметь считать с переходом через десяток?
— Я отвечу так, как я отвечаю обычно — ребенок ничего не должен. Ребенок может при соответствующих условиях. Это и особенности его развития, и состояние здоровья, и окружающая среда, в которой он растет, заботливые или не очень заботливые взрослые, которые его окружают. Все влияет на то, что может ребенок перед школой.
Дошкольный возраст — это действительно возраст очень интенсивного развития мозга, всех функций, всех способностей. Но это может проявиться только в том случае, если требования взрослых адекватны возможностям ребенка, если они щадяще относятся к нему и понимают, в какое время и что они требуют.
Та модная книга, о которой вы сказали — «После трех уже поздно» — была издана 50 лет тому назад. За 50 лет мы очень многое узнали о развитии мозга ребенка, о том, что такое хорошо и что такое плохо для его развития. Мы существенно изменили условия жизни детей. Чего стоят только гаджеты!
Наше последнее исследование 2019–2020 года показало, что уже в возрасте года больше 5% детей используют гаджеты. Как используют? Родитель ставит гаджет перед ребенком, и тот смотрит. А к 5–6 годам таких детей больше 90%. 50 лет тому назад ничего подобного не было.
Эта книга «После трех уже поздно», если ее внимательно читать, стимулирует родителей очень внимательно относиться к ребенку, следить за тем, как он развивается, оценивать то, что он может и не может.
Но там есть одна устаревшая глава — о развитии мозга ребенка. Именно на основании данных этой главы автор сделал этот вывод — это такой красивый маркетинговый ход: после трех уже поздно. К сожалению, люди, которые не очень вникают в содержание этой книги, ориентируются на этот маркетинговый заголовок и считают, что мы до трех лет должны дать ребенку все, что мы можем и не можем; и все, что ребенок может взять, хотя он скорее не может, и тем самым мы можем нарушить развитие ребенка.
Вот парадокс: мы можем очень стараться — я знаю родителей, которые очень стараются, которые нагружают детей до трех лет, а результата нет. Или наоборот, мы получаем даже противоположный результат. Почему?
Если мы предъявляем ребенку неадекватные требования, если требуем от него то, что он в данный момент не может, мы создаем стрессовую ситуацию. А ситуация стресса нарушает развитие мозга, даже тормозит его.
Мы хотим как лучше, но, к сожалению, так получается не всегда.
Что ребенок может перед школой? Очень многое: хорошо рассуждать, активно проявлять любопытство, интересоваться вокруг, хотеть учиться или не хотеть учиться, хорошо двигаться, если мы уделяли движению достаточно внимания.
Что ребенок может уметь перед школой:
- хорошо рассуждать,
- активно проявлять любопытство,
- интересоваться всем вокруг,
- хотеть учиться или не хотеть учиться,
- хорошо двигаться, если мы уделяли движению достаточно внимания,
- у него должна быть хорошо сформированная речь.
У него к школе, к шести годам, должна быть хорошо сформированная речь. Что это значит? У него должен быть богатый словарный запас, он должен грамматически правильно строить предложения, уметь задавать вопросы и отвечать на них. Он должен уметь рассказать о прошедшем событии, о том, что с ним случилось, о каких-то явлениях, которые он заметил. Он может пересказать интересный мультик или книжку, которую ему читали.
Сформированная речь ребенка — это:
- богатый словарный запас,
- грамматически правильно построенные предложения,
- умение задавать вопросы и отвечать на них,
- умение рассказать о событии, явлениях, мультфильме или книжке.
Должен ли ребенок перед школой уметь читать и писать? По стандарту дошкольного образования — не должен.
Но к чтению можно готовить. Если вы в четыре года начинаете играть с буквами: рисуете их, складываете, собираете из палочек, из конфеток — то делаете все, чтобы ребенок запомнил зрительный образ буквы.
У нас есть замечательная азбука, и там каждая буква сложена из разных элементов — из листочков, из скрепок, из конфет, из кубиков, из чего угодно. Это такой ход. Тогда есть надежда, что ребенок научится замечать все буквы. Он не должен учить алфавит, это ни к чему, а учится различать все буквы.
Возможно, ребенку захочется написать эти буквы. В 4,5–5 лет — это период, когда ребенка очень привлекают буквы: написать письмо Деду Морозу, сейчас это актуально, написать свое имя — прекрасно.
Ребенка нужно учить писать печатные буквы. Если вы его заинтересуете, он, возможно, будет писать, но это необязательная опция.
Учиться читать и писать ребенок начинает в школе. Есть определенная методика, не будем сейчас говорить, насколько она хороша.
Гаджеты мешают развитию речи
— Понятно. Важна речь — говорить, понимать, а также движение. Слышала часто совет про то, что ребенку нужно хорошо наиграться до школы. Так ли это?
— Вы знаете, он продолжает играть и в младшей школе, это нормально, такой возраст.
К сожалению, современные дети очень мало играют, у них ограниченный опыт игры, как показывают наблюдения специалистов.
Более того, к 5–6 годам дети должны играть в сюжетно-ролевые игры, не знаю, играли ли вы, но в моем детстве, это было очень давно, мы в сюжетно-ролевые игры играли очень активно. Не было телевизора, я уж не говорю о гаджетах, были книги, был видеоскоп, нам показывали фильмы и мультики, мы смотрели видеоскоп. Это было такое счастье, такая радость и такая редкость! Поэтому мы играли, играли и играли. Играли во все подряд — мы были врачами, продавцами, пожарниками, милиционерами.
Социокультурные условия, в которых растут и развиваются дети, очень разные. Они поменялись за последнее десятилетие, и существенно, потому что сегодня дети в сети. И мы этого исключить не можем, это то, что очень влияет на развитие ребенка. Во всяком случае, у дошкольника [гаджеты и интернет] ограничивают общение со взрослыми, и прежде всего с родителями.
Если родители больше двух часов в день используют гаджеты, это сказывается на развитии речи их детей, показывают исследования.
Прямая зависимость — нет времени на взаимодействие с ребенком, нет общения. Я уже не говорю о воспитании.
С кем ребенок общается? В детском саду воспитатель с ним индивидуально тоже не говорит. С детьми? Половина из них имеют несформированную речь, или она вообще отсутствует. Каким образом будет речь развиваться? А речь — это ведущий фактор развития ребенка.
На дошкольном этапе нужно обратить особое внимание на речевое развитие, на развитие движений.
Скажу о результатах исследования, которое мы проводим сейчас, начиная с 2019 года — это популяционные исследования на дошкольниках. Мы видим, что физическое развитие детей неудовлетворительное. О чем это говорит? Дети мало бывают на воздухе, и мало активных движений. Это тоже значимый фактор развития ребенка. А потом мы будем говорить, что дети болеют.
Еще один фактор: важно обратить внимание на эмоциональное развитие.
Родители обеспокоены тем, считает ли ребенок через десяток — это не существенно. Если ребенок не умеет распознавать свои эмоции, когда он растерян, когда внутри все бурлит, не знает, как с этим быть и как справиться — он начинает крушить все вокруг, потому что не понимает. Или начинает бить других детей, толкать их. Дети очень часто на это реагируют, говорят: «Он толкается».
Это эмоция, которую ребенок не может в себе распознать, не знает, что с ним происходит. Он может быть очень расстроен, огорчен, обижен, но он не понимает, что с ним происходит. Как ему выразить эту эмоцию? Вот чему надо учить.
Но здесь учить личным примером, а не словами. И нужно понимать, что эмоциональный интеллект — его развитию придают большое значение — как и обычный интеллект, формируется, не появляется сам, не возникает на пустом месте. Об эмоциях нужно с ребенком говорить.
Если бы меня спросили: счет или эмоции? Конечно, эмоции.
Счет никуда не денется, а вот несформированный эмоциональный интеллект, эта неразвитость эмоциональная — как много взрослых, к сожалению, среди нас, которые не умеют владеть собой, не понимают собственные эмоции, которые, когда у них внутри что-то с чем-то не сходится, не согласуется, проявляют агрессию. А это вопрос, который можно было бы спокойно решить.
К сожалению, в нашей жизни мы видим дикое напряжение, и агрессию, и несдержанность. Но я еще раз повторю, что все это формируется в большей степени путем подражания тому, как реагирует мама, бабушка, папа; как мама разговаривает с бабушкой; как папа разговаривает с мамой, а мама с папой. Так формируется то, что важно для развития ребенка.
Будет он читать в пять лет? В четыре года практически никто не читает, если начинают читать, то ближе к пяти. У меня был интересный разговор об этом недавно с одной мамой. Она говорит: «Моей дочке четыре года, а она уже читает». Чтением это назвать было сложно, но этой девочке послезавтра исполнялось пять, это уже не четырехлетний ребенок.
— Почти пятилетний.
— Не почти, а пятилетний. Вообще, по физиологии возраст в четыре года наступает в 3 года, 5 месяцев и 29 дней.
— О, как!
— Эти четыре года продолжаются до 4 лет, 5 месяцев и 29 дней. Понимаете, какой промежуток большой?
— Да.
— Сегодня еще четыре, а послезавтра пять, и говорить, что это четырехлетний ребенок, мягко говоря, некорректно. Это не соответствует действительности.
Когда детям пора учиться читать
— Когда ребенка начинать учить читать? Я на старших своих детях увидела — то, как сейчас учат читать в школе, отличается от того, что было в наше время. Раньше в первом классе никто читать не умел, а к концу года все более-менее свободно читали. Сейчас если ребенок что-то не догоняет, родителей вызывают в школу: «Разберитесь, он отстает от класса, читает по слогам, читает неправильно». И дети, которые читают хорошо к первому классу, имеют очевидное преимущество. Ждать ли, что школа научит, или формировать этот навык у ребенка самим?
— Я еще раз повторю — не каждый ребенок может научиться читать в шесть лет. Есть дети, которые могут научиться в семь, а есть дети, которые научатся только в восемь.
Это связано с тем, что те базовые функции мозга, которые обеспечивают чтение, формируются у разных детей по-разному. У кого-то немного быстрее, и это не отставание в развитии, у кого-то чуть медленнее. Это то, что называется биологическим возрастом, биологическим созреванием. Есть люди, которые созревают позже.
Я всегда привожу такой пример и очень его люблю. Период полового созревания имеет некоторые внешние признаки и у мальчиков, и у девочек. Когда мы видим у мальчика усы — у одного в 13 лет, а у другого в 16, мы что говорим? У них разный темп биологического созревания — этот чуть пораньше созревает, этот чуть попозже. То же самое и в дошкольном возрасте. Тот, у кого усы в 13, он созревает чуть-чуть быстрее. Это не хорошо и не плохо — так есть, так устроена природа. Это может быть генетически заложено или связано с комплексом других факторов.
Причем это могут быть одинаковые условия, если мы говорим о чтении. Вы будете одинаково заниматься, одинаково уделять внимание, но кто-то в шесть лет будет читать, а кто-то — нет.
При этом тот, кто читает, получает удовлетворение от этого очень тяжелого труда, ведь учиться читать ох, очень не легко. А тот, кто не получает удовлетворения, каково ему?
Вы заставляете ребенка, а у него не получается.
Я всегда прошу взрослых: представьте себе, что ваш начальник вам что-то поручил, вы не можете это сделать, но он говорит: «Нет-нет, это нужно сделать обязательно». Вы сколько раз будете повторять, что у вас не получается? Или вы, в конце концов, скажете: «Я больше не могу». Или: «Я вообще уволюсь, я так работать не буду». Ребенку уволиться неоткуда, понимаете? Больше того, он даже не рискует сказать иногда: «Я не могу». При этом будем считать, что вы — идеальный родитель, вы, не дай Бог, не ругаете ребенка, не наказываете, но он-то видит, что не может.
Ребенку стыдно, неловко, он чувствует себя неумехой, вы им недовольны. Это то, что убивает мотивацию.
Мы хотим, чтобы ребенок пришел в школу, желая учиться, но если тебя преследуют неудачи еще на этапе дошкольного детства, если ты знаешь, как будет этим недовольна мама, или воспитатель, или педагог в группе подготовки — все, мотивация убита.
Восстанавливать мотивацию безумно сложно, а убивается она в момент, просто в момент. Есть дети, у которых с первого раза не получилось, и все, дальше не буду. Это очень серьезная вещь.
Поэтому я еще раз повторю, начинать готовить к письму и к чтению — примерно в 4,5–5 лет. Если говорить о письме, у меня есть такой комплект 10 тетрадок.
— Совершенно прекрасный!
— 10 шагов подготовки к письму. Очень деликатный, спокойный, когда вы даете ребенку поработать пять минут. Пять! И он делает это с удовольствием.
Знаю десятки родителей, которые говорят: «Нет, он хочет больше». Я говорю: «Нет, ты давай только пять, вот только пять минут, но чтобы все было выполнено красиво, правильно. Только пять». Обычно жалуются: «Как? Он хочет». Или: «Она хочет писать». Нет, то, что вы сдерживаете, это, наоборот, рождает желание.
— Мотивацию, да.
— Да, чтобы получилось.
Последняя тетрадка — это печатные буквы и цифры. Пожалуйста, вы научитесь.
Но при этом можно развивать речь, используя эти тетрадки, можно развивать внимание, можно учить рассказывать по картинке. Можно учиться считать — все что угодно. Там масса в этих тетрадках, казалось бы, совершенно простых заданий, того, с чем можно заниматься, а писать 5 минут. Вы можете позаниматься 20 минут, но писать только 5.
Эти тетрадки рассчитаны примерно на год. Если вы начинаете в 4,5 года, то в 5,5–6 лет вы за год-полтора [научите]. Зато ребенок будет правильно держать ручку, сидеть, выполнять все элементы. Для него не будет новостью, что линия должна доходить до строки, а не уходить за строку, что линия должна быть ровной. Он умеет уже рисовать и писать ровные линии. Он умеет писать овалы, и у него овал не будет похож на закорючку, как у многих наших детей в начальной школе.
Возвращаясь к тому, о чем вы говорили, как раньше учили — да, в первый год было обучение письму и чтению. Но сейчас дети должны научиться за полтора месяца, вот в чем беда. Методика не позволяет сформировать устойчивый навык, и в этом плане что остается?
Остается быть более снисходительным к тому, что происходит. Но если вы подготовите ребенка к чтению, к письму, то есть шанс, что первый этап не станет непреодолимым препятствием, а дальше навык постепенно будет совершенствоваться.
Как читать книги вслух, чтобы это не наскучило
— Сегодня дети читают плохо, неуверенно, в целом очень мало. Потому что книжки не выдерживают конкуренции с гаджетами, это ведущая причина?
— Нет, они не читают просто потому, что не освоили этот навык. Навык чтения — это сложнейшая когнитивная деятельность.
Мне недавно задали очень разумный вопрос: почему речь ребенок осваивает сам, а чтение — вроде бы книги и буквы вокруг — вызывает столько трудностей? Дело в том, что наш мозг эволюционно имеет речевые конструкты, то есть основу, на которой формируется речь. А письмо ее не имеет, значит, никакой основы для формирования чтения нет. Мозг должен сформировать ее заново.
Для этого, во-первых, мозг должен созреть, должна быть сформирована речь, внимание, зрительное восприятие, память и еще много познавательных функций. Они должны достичь того уровня, с которого можно начинать это формирование. Этого уровня в среднем ребенок достигает к 6–8 годам. Я говорю, кто-то в шесть, а кто-то в восемь.
Вполне вероятно, что кто-то освоит чтение, а кто-то нет, вне зависимости от того, когда вы начали его учить. Вы можете начать учить в три года, но если у него функции до восьми лет не сформированы, он только в восемь будет читать, если не будет сопротивления.
Мы уже говорили о том, если у ребенка что-то не получается, это очень быстро убивает мотивацию, а убитая мотивация — это реальное сопротивление. Если ребенок сопротивляется, он, конечно, ничему не научится.
Есть ли конкуренция с гаджетами? Да, есть. С гаджетами конкурирует, прежде всего, формирование речи, мы уже с вами об этом говорили. Речь — это базовая основа для формирования чтения и письма. Если речь не сформирована, чтения и письма не будет.
Но то, что гаджет привлекателен, естественно, потому что это зрелищно, это красочно, с очень быстрой сменой действия. Как правило, это имеет какое-то музыкальное сопровождение всегда. Это эмоционально привлекательно. Поэтому нет ничего удивительного, что ребенок, конечно, предпочтет книге мультик.
— И усилий не требует.
— Я бы не сказала, что не требует усилий. Вы попробуйте с ребенком поговорить после того, как он посмотрел мультик, попросите его рассказать, что произошло, обсудить действия героев, и вы поймете, либо он смотрел и понимал, осознал, что он смотрит, либо он просто смотрел картинку. Поэтому все зависит от того, какую задачу вы перед ребенком ставите. Ставите ли? С книжкой будет то же самое.
Вы ведь можете ребенку прочитать книжку, и ничего не останется в голове, если вы не обсудите это.
Меня часто спрашивают, как лучше читать книжку? Лучше, если вы читаете недолго, особенно если это дошкольники — минут десять. Но есть дети, которым можно только пять.
Когда вы видите, что ребенок уже крутится — смотрит на потолок или разглядывает вашу сережку, или начинает теребить свои штанишки или пуговицу, то говорить: «Слушай внимательно. Я села тебе читать. Мы с тобой собирались, мы с тобой договорились, что мы будем читать книжку», — бессмысленно.
Как только ребенок отвлекается, вы спрашиваете: «Давай мы поговорим о том, что мы прочитали? Что это за герои?» Может быть, ребенок с удовольствием поговорит. Потом, может быть, нарисует что-то по мотивам того, что вы прочитали. Это будет лучше, чем если вы, как пономарь, полчаса прочитаете, встанете с ощущением хорошо выполненного родительского долга.
Поэтому читаете столько, сколько ребенок воспринимает внимательно, но обязательно уделите время обсуждению того, что вы читали. Это как раз развивает речь, позволяет расширять словарь, выстраивать грамматически правильную речь, последовательную цепь событий и так далее.
Как 10 минут общения в день влияют на будущее ребенка
— Нам кажется, что речь — это то, что развивается само. Но в результате дети не могут связать двух слов. Вырастают подростки с косноязычной, не убедительной речью. Им сложно понимать других и говорить самим. Получается, над речью надо много работать?
— Да, во-первых, много работать.
Во-вторых, очень развивает ребенка речь окружающих его людей — повседневная, в которую он погружен. Если родители разговаривают междометиями, если по отношению к ребенку это глаголы в повелительном наклонении: «Сядь. Стой. Одевайся. Ешь. Иди, не иди. Делай уроки», — и так далее…
Если родители последят за собой, а сейчас это сделать совсем несложно — включите диктофон, когда вы взаимодействуете с ребенком, и потом на досуге послушайте. У вас развернутые предложения? Вы с ребенком говорите, у вас грамотная, хорошо структурированная, интонационно красивая речь? Да или нет? Или это действительно глаголы в повелительном наклонении?
Ребенок тоже будет так разговаривать.
— Откуда ему говорить по-другому?
— Да. Мы анализировали в этом году речевое развитие 10–12-летних школьников, и оказалось, что глагольный словарь не сформирован. Если ребенок не знает, как выразить действие в речи, все, он ничего рассказать не может: «Он его у-у. А тот ему у-у…» Все, глаголов нет.
Несформированная речь — это невозможность ребенка учиться. Он плохо воспринимает речь и речевую инструкцию, и не может по речевой инструкции работать.
Иногда говорят: «Он читает условие задачи?» Ребенок может решить задачу, если он поймет условие. Не понимает условия — это значит, он не читает, потому что читать — это не складывать буковки в слова, а понимать смысл. Важно развивать речь для того, чтобы понимать смысл слов, и уметь выражать свои мысли, имея в запасе эти слова.
Почему так важны эмоции? Эмоции описываются словами, и это обогащает речь, это обогащает понимание и восприятие ситуации. Это все взаимосвязанные вещи.
— В Америке много было исследований. Когда с детьми общаются императивными конструкциями: «сядь, встань, иди, поешь» — это влияет на их мозг и жизненный потенциал. Дети из включенных семей, с которыми много говорят, слушают, где им что-то рассказывают, развиваются иначе. Я сама помню, как много и образно бабушка мне рассказывала про все. И ловлю себя на том, что своим детям я так не рассказываю, потому что: «Бежим скорее, опаздываем, заходи, садись. Шапка где?» Очень сильно чувствую поколенческую разницу.
— Вы знаете, с одной стороны это поколенческая разница, возможно. Но я знаю очень многих молодых родителей — дело не в количестве времени, а в качестве, как вы взаимодействуете с ребенком.
В моем детстве у родителей совершенно не было времени на длительные беседы. Нас никто никуда не возил. Мы ходили сами с первого класса — сами в школу, сами из школы, сами на кружок. А родители работали. Мои родители — врачи, плюс ко всему они дежурили.
— Круглосуточно работали.
— Очень часто, да. Несколько раз в неделю мама и папа дежурили.
Когда-то мы обсуждали эту проблему с Симоном Львовичем Соловейчиком. Была такая счастливая ситуация — мы с ним летели в Америку практически 24 часа с посадкой, потом опять — мы садились, говорили и говорили. Он об этом сказал, потом я прочитала в его книге эти замечательные строчки: «Нас воспитывала полоска света из-под двери кабинета родителей».
Это настолько похоже на то, что было в моем детстве, и я думаю, в детстве моей дочери. Это нормально. Но тогда, когда уже общались — это полноценное общение, не эрзац, вот это важно.
Поэтому когда родители говорят: «Знаете, у меня нет времени». Но время — это 10 минут перед сном. Если это время есть, то это счастье, его порой достаточно для всего.
— То время, которое мы уже проводим с ребенком — куда-то идем, едем, укладываем спать — его уже можно использовать.
В каком возрасте отдать ребенка в первый класс
Возраст и школа. Как для своего ребенка понять — идти в первый класс в шесть с половиной лет или в семь с половиной, если весенний ребенок? Как будет правильно?
— Мое личное мнение: семь с половиной лет предпочтительно в любом варианте. Я объясню, почему. Интенсификация школы сегодня настолько высока — там устроили такой бег с препятствиями, это так неразумно — полтора месяца на формирование письма и чтения. А еще идет эксперимент 1–3, то есть трехлетняя началка.
— У меня дочка сейчас учится в ней.
— Я вас поздравляю. Этот эксперимент уже был — в конце 80-х–начале 90-х.
— Это тоже я.
— Почему же вы отдали свою дочь туда, зачем?
— У нас был выбор. Мне сказали психологи школы, поскольку дочь уже в шесть лет свободно читает и хорошо пишет, ей надо либо в 6,5 лет идти в 1-4, либо в 7,5, но на более короткий срок обучения. Чтобы ребенок не скис, потому что ему неинтересно. В нашей ситуации сработало хорошо, и я довольна.
— Вы пошли в семь с половиной?
— Мы пошли в семь с половиной, еще была пандемия. Она почти в восемь пошла во второй класс. Но я вижу, как многим детям не по возрасту такой высокий темп, действительно, им очень тяжело. Поэтому я здесь согласна — у нас ограниченная ситуация.
— В семь с половиной еще допускаю, но в шесть с половиной по 1–3, а я вижу сейчас таких детей, вот где беда.
— Да.
— У меня буквально позавчера был на консультации такой ребенок — девочка, ей шесть с половиной исполнилось 30 августа. 30 августа ей было шесть с половиной, а первого сентября она пошла в школу. Ребенок не читал, хотя она была довольно хорошо подготовлена. Но она не успевает ничего. Плюс ко всему, я бы не назвала ее медлительной, но…
— Не быстрая.
— Она даже не то чтобы не быстрая, она какая-то очень основательная. Ей надо все продумать, она не начнет делать, пока не разберется, а разбирается тоже не очень быстро, а там сумасшедший темп.
Встал вопрос, как быть? Решили, что этот год, чтобы ее не травмировать, а ребенок очень настроенный на успех, доучиться. На следующий год они пойдут во второй класс, но по 1–4. Фактически они ей добавят этот год. Но хочу вам сказать, разговор с мамой был сложный, она никак не хотела.
Первый раз мама ко мне обратилась в конце октября, и я ей сказала, что в декабре будет вот это. Только поэтому, потому что я ей расписала, что будет и с письмом, и с чтением, и с ее желанием учиться, и с музыкальной школой, от которой она откажется, потому что у нее сил просто нет.
— Еще и музыкальная школа.
— Еще и музыкальная школа.
Я никогда не рекомендую начинать вторую школу — музыкальную, художественную, спортивную — в первом классе. Либо вы начали, когда говорили: она уже была готова, и что с ней делать еще целый год? Идите в музыкальную или в художественную, или в спортивную — вы сможете уделить этому внимание. Тогда вы пойдете в школу, а у вас будет здесь запас, и вы сможете распределить время между обычной школой и музыкальной.
Если все начинать в первом классе, это практически невозможно.
Но если бы мама не обратилась ко мне в октябре, то сегодня я бы уговорить ее не смогла. Она прямо была настроена: «Нет, мы вытянем». Она сказала: «Хорошо, если вы разрешаете нам первый класс закончить…» Я говорю: «Не могу вам разрешить или не разрешить, я просто вам опишу, что у вас будет в феврале, и вы мне в феврале, пожалуйста, позвоните. Если этого не будет, вольны решать сами. А если будет, я точно вас прошу, на 1–4». Я совершенно уверена, что в феврале будет то, что я им расписала.
— У меня много знакомых в окружении, кто ближе к 8 годам пошли в 1–3, и ребенок полностью свободно писал, читал, считал, получилась подготовка заранее. Но это почти 8 лет уже.
— Вообще, восемь лет оптимально было бы, тогда они всему бы хорошо учились спокойно. Может быть, уже выдерживали этот сумасшедший темп. А в шесть с половиной это практически невозможно.
Как изменились дети со времен СССР
— О каких изменениях детей вы чаще всего думаете и говорите, когда вас спрашивают про отличие детей советской школы, которые учились 30–40 лет назад, и сегодняшних? Чем они другие?
— Прежде всего, я хочу вам сказать, что дети кардинально не изменились. Но это было бы выпадающим вариантом нашего эволюционного развития — что вот так за 20 лет вдруг, потому что появились гаджеты, существенно изменились дети.
У нас есть данные в Институте возрастной физиологии о детях перед школой — детях 6–7 лет, есть исследования. У нас есть методика комплексной диагностики развития, она, конечно, за последние 30 лет модифицирована, дополнена, но есть базовые вещи. Например, те, которые касаются когнитивного или познавательного развития ребенка — развития внимания, памяти, восприятия, моторики и так далее. Мы проводили эти исследования в 90-х годах, это 30 лет тому назад, потом проводили в начале 2000-х, в 2012–2014-м. И вот мы проводим эти исследования сейчас — в 2019, 2020 и 2021-м. Что мы получили?
Мы не получили существенной разницы. Дети перед школой так же, как 30 лет назад, почти в 60% случаев имеют несформированную речь — это то, о чем я вам говорила. Точно так же, как и 30 лет тому назад, примерно у 30–35% детей не сформирована моторика. Я говорила о том, что у нас хуже стало физическое развитие, двигательная подготовленность детей. Показатели зрительного восприятия и внимания существенно не изменились. Поэтому мы не можем сказать, что современные дети, начинающие обучение в школе, кардинально или как-то существенно отличаются от своих сверстников 20- и 30-летней давности.
А вот расхожая фраза — «у современных детей клиповое мышление» — мне как нейрофизиологу смешна.
Что такое клиповое мышление? Никто не знает, никто не определил, это миф. Но почему-то считается, что дети как-то по-другому мыслят. Никем не доказано ни в одном исследовании. Это точно такая же сказка, как была про детей индиго.
Примерно 15-20 лет тому назад не было ни одного глянцевого журнала, который бы не писал о детях индиго. Но научные не писали. Я очень хорошо помню, как доморощенный психолог описывала особенности детей индиго: «Это дети, которым ничего нельзя приказывать, им нужно все объяснять». Я признаюсь, что не знаю детей и никогда не знала, которым можно приказывать, а я 50 лет занимаюсь изучением роста и развития ребенка. Детям правда нужно все объяснять.
Это якобы свечение вокруг этих детей, которое свидетельствует о каких-то особенностях и процессах в их мозге — я все эти десятилетия, в следующем году будет 50 лет, как я работаю в Институте возрастной физиологии, занималась исследованием мозга ребенка. Я не видела ни одного с голубым, золотым или любым другим свечением. Не видела никогда каких-то кардинальных особенностей, отличающих функционирование мозга одного ребенка от другого.
Но каждый мозг разный, каждый ребенок по-разному реагирует на любую задачу, на любую деятельность. Это индивидуальные особенности, и они есть у каждого, потому что мозг ребенка формируется в зависимости от того, какой опыт деятельности, общения, слушания музыки и пения птиц, чтения книг, нахождения на природе у ребенка. Так формируется его мозг.
Поэтому сказать о том, что современные школьники сильно отличаются по базовым характеристикам от детей 20-30-летней давности, я не могу. Но есть исследования, которые показывают, что изменились сроки полового созревания за последние 50 лет. Этот период теперь наступает раньше. Эти биологические процессы существенного влияния на обучение не оказывают.
Что школьникам дается сложнее? От 40 до 60% детей заканчивают начальную школу с несформированными навыками письма и чтения. К нам сегодня приходят на консультацию в Институт возрастной физиологии дети из 6–7-го класса, которые писать не могут. Первичный навык письма не сформирован — этот этап они проскочили, пробежали. И эти дети с очень хорошим интеллектом.
Неделю тому назад я проводила семинар для педагогов и показывала нарушение письма у школьников 7-го класса.
Учителя, которые смотрели эти слайды с тетрадью, сказали: «Не может быть, чтобы это был ребенок с нормальным интеллектом». Но это ученик с блестящей речью и с очень хорошим интеллектом, а писать не может.
Это результат того, что мы очень спешим на начальном этапе формирования навыка.
И есть несколько новых заморочек в виде транскрибирования, еще некоторых нюансов в обучении русскому языку и литературе. Вы как филолог знаете это лучше меня.
Лет пятнадцать тому назад стали уделять больше внимания мягкости и твердости. Хорошо помню эту ситуацию в прописях, когда дети сегодня пишут «тетя Оля», а назавтра им объяснили мягкость, и они пишут «тьетя Йоля». Ну, значит, что-то не так объяснили. И это вопрос к методистам. У меня на него ответа нет.
Почему школьникам так трудно дается английский
— Меня как английского филолога до глубины души поражает, что в иностранном языке требуют транскрипции. Так не преподают нигде в мире. Существует устоявшаяся мировая система преподавания английского с понятными традициями. Только у нас бедные дети должны определять границы слога и сколько фонем в языке, с которым они вчера только познакомились, а сегодня должны писать диктант…
— Вот поэтому у нас никто и не знает язык.
— Да.
— У нас сколько, 1500 часов в школе на иностранный язык?
— У нас много, у нас огромное количество часов.
— Для того, чтобы полностью владеть языком, нужно 700 часов.
— Да.
— Но я задаю этот вопрос много лет, почему? Мне когда-то очень пожилая женщина, преподавательница английского языка, сказала: «Да затаптываем мы язык, прямо пляшем, затаптываем».
— Изучение языка начинается с пропуска первой ступени. Сразу в огромном количестве — чтение и письмо, а дальше грамматика, которая вдалбливается аналитически, а реального использования языка в контексте диалога и радости от него нет. И у ребенка возникает чувство — «это сложно», «у меня не получается». И к третьему классу у него ужас от языка. А что еще может быть, когда требуют понять, открытый слог или закрытый. Я англичан спрашиваю: «В слове museum ты как определишь границы слога?» — «А зачем?»
— Это точно так же, как мы в русском языке не будем вдаваться в подробности. От нас такое требовали, но это ушло, но не так, как сейчас.
У меня была очень смешная ситуация, когда я впервые ехала в Америку читать лекции в университете без переводчика. Я больше всего боялась, что я неправильно буду использовать язык. Они надо мной так смеялись, это было очень и очень забавно, но я, выученная русскому и английскому языку в российской школе, больше всего боялась, что предлог не так буду употреблять.
— Мои коллеги-психологи рассказывают, что на международных конференциях сильно отличаются русские лекторы от коллег из балканских стран: сербов, греков, болгар. Те в целом говорят более грязно, у них очень много ошибок, но у них абсолютно выполнена коммуникативная задача, они свободно и спокойно пользуются языком как инструментом, и не боятся. А вот наши русские коллеги в большинстве своем говорят более правильно, но с огромным барьером и страхом, что сейчас линейкой прилетит по голове.
— Я эту школу проходила и не могу сказать, что избавилась от этой скованности. Но в поездке, когда ты три месяца без переводчика и должен не просто прочитать лекцию, а разговаривать со студентами, отвечать на вопросы, то ты забываешь и все в порядке.
Но проходит время, нет опыта. Очередная конференция — и меня бросает в дрожь, это никуда не уходит, так учили и так организм реагирует. И, собственно говоря, это происходит с нашими детьми — то, что не сформировано, то, в чем они не уверены, это, к сожалению, остается на всю жизнь — вот о чем должны помнить.
«Отступи четыре клеточки» — это издевательство над ребенком
— В начальной школе учат — тут отступить пять клеточек, тут две, ошибся на одну — могут снизить оценку на балл. Две исправленных тобою же ошибки — еще балл. Это не укладывается у меня в голове. Все блестяще решено и стоит «четыре» — за то, что два раза зачеркнул. Насколько эта четкость письма важна?
— Нет, это не важно, это издевательство.
Я не буду использовать парламентские выражения, это невозможно, потому что эти клеточки — издевательство над ребенком.
— Спасибо.
— Отсутствие права на ошибку — это безумие нашей отечественной школы. Это то, что, во-первых, создает стресс, во-вторых, приводит к очень серьезным нарушениям психического здоровья ребенка.
Невозможно ставить ребенка в ситуацию, когда он обязан думать не об условии задания, а о клеточке — это разные задачи, а мозг в условиях многозадачности никогда не работает. Многозадачность, которую выполняют взрослые — это последовательное и быстрое решение разных задач, мозг ребенка так работать не может. То есть либо клеточки, либо задачи.
И если мы хотим научить его математике или письменной речи, то это неважно. А вообще письмо и вот эти буковки — это не самоцель, весь мир давным-давно пишет полускриптом (упрощенное, «разрывное» письмо, полупечатными буквами, без сложных соединений. — Примеч. ред.), зачем это сумасшествие с каллиграфическим почерком.
— На компьютере набираем все уже.
— Жду не дождусь, когда уже наконец дадут отмашку и скажут: «Ребята, пишите полускриптом, полупечатными буквами». Во-первых, так более четко и читаемо, что самое главное — ребенок должен уметь прочитать то, что написал, не думать, как он буковку выводит, а о том, какую мысль хочет изложить на бумаге. Это не имеет никакого отношения к формированию письма.
Мне иногда говорят: «Вы знаете, это формирует аккуратность». Понимаете, мы аккуратность будем на чем-то менее затратном формировать. Потому что и письмо, и математика в начальной школе — очень затратные виды деятельности. Это сложнейшие когнитивные навыки, еще недостаточно сформированные, требующие напряжения и концентрированного внимания. И если при этом нужно считать клеточки, значит, мы отвлекаем внимание от главного.
А потом клеточки считать ребенок умеет, а решать задачи — нет.
Ну вот, как в этом старом анекдоте: вам шашечки или ехать.
— Абсолютно.
— Вам задачи или письменный текст, или сколько он клеточек отступил от угла тетради — это вообще не имеет никакого значения.
Я вчера читала одну очень интересную зарубежную статью, в которой вообще письму в будущем отводится минимальная роль, поскольку искусственный интеллект может написать за нас все, надо только сформулировать задачу, а это совершенно другое.
И сегодня уже есть художественные, поэтические тексты, я уже не говорю про академические, которые формирует искусственный интеллект. И кому нужны будут эти клеточки, вообще непонятно.
— Ну, как минимум дети будут на компьютере печатать. А где мы сейчас используем ручное письмо? Я по традиции пишу какие-то заметки, в отделе кадров мы пишем заявление о приеме на работу…
— Это по старинке, а на деле уже все можно напечатать, даже заявления, только подпись ставить, так они уже все сформированы.
— А нет такого, что письмо должно что-то формировать особенное?
— Да, есть такой миф, что письмо ручкой как-то особым образом формирует мозг. Да, конечно, письмо — это сложнейшая деятельность, но клавиатурное письмо еще сложнее. Поэтому, если мы хотим говорить про мозг, во-первых, письмо ручкой — это такая работа по синусоиде.
— Да.
— Довольно примитивная, причем одной рукой. Но, конечно, важно, что мы пишем, какие буквы, но содержание важнее процесса. И механическое действие, когда мы каллиграфически выводим буковки, вообще не имеет никакого смысла.
А вот клавиатурное письмо — это работа двумя руками и всеми пальчиками. Это, во-первых, бимануальное действие научное, очень сложное. Но освоить в шесть с половиной лет клавиатурное письмо ребенок не может, в лучшем случае он его освоит в восемь-девять и не десятью пальцами, это исключительный вариант.
Больше того, пока нет тренажеров, обучающих детей клавиатурному письму. Есть один зарубежный «Бемби», довольно удачный. Я говорю это со слов специалиста, который занимается с детьми. В этом году одна из российских платформ тоже сделала такой тренажер клавиатурного письма, но он очень сложный, сделан нелогично, его брать не стоит в 8–10 лет.
В 6,5 лет, когда мы традиционно начинаем обучение — это будет письмо карандашом или ручкой полускриптом, и мы придем к этому, потому что говорили, что англичане и французы от классического письма, слава Богу, отказались.
— Отказались.
— Конечно, но у нас на английском учат курсивному безотрывному. Зачем? За рубежом уже не учат так.
— Да.
— А мы учим. И поэтому безотрывное письмо — безумие. Ну, если бы надо было придумать что-то более не соответствующее физиологии письма, это было бы безотрывное письмо, но, слава Богу, оно умирает.
Редкий методист или педагог сейчас это требует.
Но у нас так традиционно: в нашей системе образования если инновация безумная и бессмысленная — она потихоньку сама умирает, но ее никто не отменяет.
Поэтому я думаю, что и курсивное письмо постепенно отомрет, останется полускрипт. Но очень надеюсь, что будет разработана методика обучения клавиатурному письму.
Можно начинать обучение клавиатурному письму с учениками первого класса, но для этого должен быть тренажер для работы двумя пальцами, потом четырьмя, это довольно серьезная работа, это методика, которую надо разработать. Мы несколько лет подряд предлагали Министерству просвещения, но пока такого заказа нет.
Мой ребенок невнимательный. Что делать?
— Когда ребенок попадает в процесс школьного обучения, самые традиционные жалобы и боли родителей — «он невнимательный», «ленится», «он очень медленный», «все теряет». Это все мне кажется каким-то скопом общих проблем и претензий, которые к ребенку предъявляют.
— Ну, я хочу вам сказать, что в 6,5 лет про внимание, ответственность и саморегуляцию, которых так ждут родители от ребенка, стоит забыть. Просто забыть, потому что этого не может быть по определению.
В мозгу есть структуры, их общее название — управляющие функции. Они обеспечивают организацию, регуляцию, контроли и программирование деятельности. Эти процессы — то, что мы подразумеваем под внимательностью, саморегуляцией, самоконтролем.
Но на самом деле родители любят слово «ответственность». Ответственность — это когда возможен самоконтроль, правильно? То есть вы что-то требуете, ребенок сам себя контролирует, он считается ответственным.
Но я еще раз повторю — эти управляющие функции созревают к 9–10 годам, до этого ваша задача — обеспечить, чтобы у вашего ребенка было внимание.
Как обеспечить ребенку внимание? Это значит, он поел вовремя, выспался, погулял, эмоционально не перевозбужден, ему хочется заниматься — тогда он внимателен. Если он расстроен, огорчен, если у него одна неудача за другой, если он плохо себя чувствует, если он не вовремя ест, недосыпает — внимания не будет.
Наши дети недосыпают до полутора часов, а малыши должны спать 10 часов и быть на воздухе 2,5 часа. Если это не соблюдается, ребенок невнимателен еще больше, чем он может быть невнимателен в соответствии с возрастом. Внимание обеспечиваем мы, взрослые.
Мы, взрослые, и старшие подростки можем переселить себя. У нас нет условий для того, чтобы быть внимательными, но мы можем себя заставить. Малыш в 1–3-м классе заставить себя не может. К 4-му внимание будет, если все условия соблюдаются — учительница не кричит, дома бесконечно не высказывают свое недовольство, а уроки не мука — если все нормально. Ребенок ничего не боится, у него есть право на ошибку (это к вопросу о клеточках), и что если он не понял, три раза может спросить, и никто ему не скажет: «Ну ты что, балбес, я тебе три раза уже объясняла». Тогда будет внимание.
Очень интересно, что к четвертому классу ребенок сможет себя где-то преодолеть, даже когда устал, не выспался, когда не хочется. А в пятом опять не сможет, потому что пубертат, гормональная буря и опять проблемы с организацией внимания, с контролем деятельности, с управляющими функциями. И так лет до 15–16, а потом взрослый.
Но, к сожалению, управляющие функции — это такая чуткая структура. Взрослый человек не выспался, и нет контроля деятельности.
— Да.
— Расстроен чем-то — нет контроля деятельности.
Сейчас у нас условия пандемии и бесконечное нагнетание напряжения, мы живем в ситуации постоянно действующего стресса, а он влияет токсически. Мы привыкаем жить в напряжении, но это разрушает наше внимание, нам сложнее работать.
Да, взрослый человек может себя заставить, но какой ценой.
Цена, которой заставляет себя ребенок, чаще всего — это здоровье физическое и психическое.
Поэтому, когда родители говорят: «Он не внимательный», я обычно отвечаю: «Давайте искать причину». В семь часов вечера, когда вы приходите с работы и садитесь за уроки, ребенок не может быть внимательным. То есть вы можете его заставить, но помните всегда, какой ценой — ценой здоровья, потому что это будет чрезмерное напряжение. Он должен выполнить все задания, все уроки до шести часов вечера, потом работоспособность уже очень низкая или ниже нуля. Значит, будет сильное функциональное напряжение.
Вы же не хотите вредить своему ребенку? Ну посмотрите на наших детей сейчас, на малышей, они все с синяками под глазами.
— Да.
— Да, это показатель. А я хочу вам сказать, что есть такой простой, но очень информативный показатель: взвесьте своего ребенка перед школой, в последние дни отпуска, и в декабре. Потери массы тела не должно быть никакой. А она есть и очень сильная, и все родители это видят: худой, бледный, синяки под глазами. Но я не думаю, что учеба этого стоит.
— Абсолютно.
— Больше того, я уверена, что учеба не должна быть ценой здоровья, это должен быть первый и главный критерий, на который ориентируются родители — не ценой здоровья.
Да, если учеба дается более сложно, то мы должны быть снисходительны к результатам. От этого в жизни ничего не зависит, а от здоровья — да.
Но только мы об этом как-то очень поздно начинаем задумываться.
— Это как раз к моему вопросу, который я тоже хотела задать. Школа находится очень далеко от дома, туда ехать час–полтора, и в начальной школе дети ездят с родителями…
— Ну, ничего хорошего в этом нет. Оптимальный вариант — школа во дворе. Но я понимаю родителей, их стремление найти среду для своего ребенка.
Но, к сожалению, я последние два-три года вижу, как родители стремятся в так называемые престижные школы, бьются насмерть, когда детей не берут, ищут разные ходы, добиваются своего, а потом уходят. И это можно предвидеть.
Поэтому я никогда не поддерживаю родителей, которые вопреки школе все-таки настаивают на том, чтобы ребенок в нее пришел. Если вас в школе не хотят видеть, это не ваша школа. Значит, к вашему ребенку щадяще относиться не будут, а все дети требуют внимания и время от времени очень щадящего отношения. Иногда ребенок болеет, время от времени у него нет сил, очень интенсивная программа, напряженно все. Зачем?
Я знаю много родителей, которые настаивают, говорят, что «вот в этой школе будет лучше, это его будущее». Ну, во-первых, начальная школа — это всегда такой старт, когда важно, чтобы ребенок научился читать, писать, считать, чтобы его не забили, чтобы он сам себя научился уважать за свою работу и его не гнобили за клеточки, не унижали, понимаете, условно не ставили в угол или перед всеми детьми. Хотя это бывает и не условно.
Дети все считывают, не только слова, но и мимику педагога и родителей, их отношение, для них это настоящая жизнь.
Мы рассматриваем школу как ступеньку к будущему, а для наших детей это жизнь, которую они проживают. И у них второй не будет.
Опыт, неудачи и радости этой жизни они унесут с собой, когда повзрослеют. И чем больше будет радости, удовлетворения, вдохновения, тем лучше. А какое удовлетворение и вдохновение, когда не получается, понимаете? И если не получается, все равно должна быть поддержка, но, к сожалению, наши школы устроены иначе. Не дай Бог, неудача, никто с этим считаться не хочет.
Репетиторы в начальной школе — это знамение нашего времени, такого не было никогда.
Ну, может быть в старших классах по какому-то предмету. О чем это говорит? Это говорит о том, что школа не умеет учить, что педагог не умеет работать. Педагог не говорит: «У меня не получилось». Мы слышим другое: «У него не получается», — об ученике.
Да, но это не у него, а у вас, простите, не получилось, ваше умение главное — учить и научить, а если вы не умеете научить, ну тогда простите, профессионально вы не состоятельны.
Если учитель не подходит ребенку, не бойтесь его менять
— Если у ребенка не получается, как правильно себя вести? Например, ребенок, у которого трудно идет математика — без радости, без огонька. Но хорошо идет язык и ему очень интересна биология. И как развивать — больше давать языка и биологии или стараться прокачать навык, с которым тяжело, автоматизировать устный счет?
— Если речь идет о детях начальной школы, то хорошо бы нам гармонично развивать одно, третье, пятое, десятое. Потому что в 10–12 лет выстрелит совсем не то, чему вы уделяли внимание, так может быть. И дети, которые, казалось бы, совсем без математического уклона, вдруг в пятом классе попадают к совершенному иному преподавателю математики и становятся блестящими математиками. И дети, про которых говорили, что они гуманитарии, превращаются в физиков. И потом идут на физтех.
У меня недавно была такая история, мама рассказывала — в аспирантуре сейчас учится на физтехе мальчик, про которого говорили: «Нет, он не способен ни к каким точным наукам, оставьте его в покое».
Понимаете, может быть два варианта. Если у ребенка выдающиеся способности, он гениален, тогда это видно. Но с обычными детьми иначе — может быть склонность, к которой привел педагог. То есть ребенок может совпасть или не совпасть с педагогом.
Часто говорят — привели в спортивную секцию, а он прямо категорически отказывается. Причины может быть две.
Первая — это не его вид спорта, потому что в каждом из них нужны определенные качества — гибкость, скорость и так далее. Может не быть этих качеств — природных качеств. Конечно, ребенка можно научить, но больших высот он не добьется или будет пахать, как говорят взрослые, с утра до ночи, а на это не у всех есть физические силы.
Вторая — ребенок не совпадает с тренером.
Еще один пример, совершенно недавний. Ребенка отвели на фехтование, потому что им занимались мама и папа, у них очень хорошие координационные способности и у ребенка тоже. Он этого очень хотел сам. Но через несколько недель сказал: «Больше на тренировку не пойду». — «В чем дело?» — «Не пойду и все», — и плачет. Ну, с ребенком надо разговаривать. Раз поговорили, два поговорили, и наконец выяснилось, что тренер очень громко кричит. В этой семье громко вообще не разговаривают. Тренер не подошел, его переделать нельзя, это его особенность.
— Мне кажется, большинство тренеров, особенно в профессиональном спорте, громко кричат.
— Ну, я хочу вам сказать, это способность ребенка — выдержать или не выдержать этот пресс. Я просто вижу в последнее время, как спортсмены и спортсменки, добивающиеся больших успехов, очень быстро уходят.
— Да.
— А тренер, может быть, не кричит, а возможно, жестко давит или как-то очень сильно требует. И человек не выдерживает. А ребенок — тем более.
Когда ребенок активно отказывается, во всех этих вариантах нельзя его ломать. Обязательно нужно разговаривать, выяснять причину и понимать, что взрослого человека, работающего с ребенком, изменить нельзя. Значит, ребенка нужно забрать.
Но точно так же ребенок может не совпадать с учителем.
Например, мы говорили о том, что есть дети медлительные, это особенность организации их нервной системы, это не хорошо или плохо, но так.
Есть ученики, которые очень быстро включаются в деятельность, но так же быстро отключаются, а есть те, которым надо собраться — они садятся за уроки, карандаши разложили, книжки стопочкой, и только потом включаются.
Многие родители говорят: «Меня это раздражает». А это ритуал, который позволяет ребенку собраться, сосредоточиться. У медлительных детей это всегда так. И они, бывает, уже включились, вот потом им даже трудно переключиться, им очень на уроке сложно, когда несколько раз меняются виды деятельности.
Медлительный ребенок может не совпадать с учителем, тот может быть быстрым, активным, авторитарным, чаще всего. Больше половины объяснения учителя быстрой речью такой ребенок просто не воспринимает, поэтому ничего нет в этом страшного. Можно поменять учителя.
— То есть менять, искать ту среду, в которой ребенку будет…
— Нет, не бояться. Тут нужно быть на стороне ребенка. Впрочем, на стороне ребенка нужно быть всегда.
Иногда возникает даже не конфликт, а какое-то несоответствие, дискомфорт, который испытывает ребенок. Он изо дня в день повторяет: «Марья Ивановна так быстро говорит, я ничего не понимаю». Ну что вы хотите от ребенка, он правда ничего не понимает, половину не воспринимает. Но Марья Ивановна при этом твердит: «Ищите репетитора». Тогда нет вопросов, учителя нужно менять.
— Да, быть на стороне ребенка — это действительно то, что, с одной стороны, вроде бы просто, но так сложно в этой бесконечной гонке — курсы, школа, быстрее и быстрее…
— А ради чего гонка? Ради ребенка?
— Ну, ради, так сказать, успешности, чтобы все у него было.
— Нет, самые успешные в жизни — троечники, масса исследований по этому поводу.
Троечники — самые успешные?
— Но троечники бывают разные. Одни говорят: «Я люблю физику, на все остальное мне плевать, да, я пишу с ошибками, биологию не знаю». Люди, которые бьют в одну цель, у которых очевидно проседают другие предметы.
— Это уже в старшей школе.
— Да. А есть троечники, которые на все говорят: «Ой, да ладно, что мне будет, отвалите». У которых все «на троечку». Когда мы говорим про успешных троечников, это все-таки про первый тип? Или второй тоже?
— «Отвалите от меня, три и три», — у этого ребенка все равно есть какой-то интерес, понимаете. У него нет интереса к учебе, но очень часто говорят: «Да он в футбол прекрасно играет».
А вот второй тип детей, у которых концентрация на чем-то одном, интерес явно проявившийся. Это, как правило, уже ближе к старшей школе, к 7–8-му классу, когда, действительно, становятся явными интересы. Где-то годам к 12, но, опять же, если есть условия окружающие, если поддерживается интерес ребенка, это происходит.
Если родителям ребенок говорит: «Я хочу на робототехнику». — «Ой, много ты хочешь, вчера ты хотел это, послезавтра это, а теперь тебе надо робототехнику». Ну все, интереса не будет. Очень часто мы между прочим что-то говорим. Ну не поддерживаете — и не надо, я найду себе какой-нибудь другой интерес. Интерес-то все равно какой-то находится.
Сейчас дети сидят в сети, они все хотят быть блогерами и много зарабатывать.
— «А зачем мне учиться, если в “Тик-Токе” зарабатывают миллионы».
— Да, сколько их, зарабатывающих миллионы? И какой это нервный тяжкий труд с утра до вечера, без перерыва, ты не можешь день пропустить. Я считаю, что детям нужно дать попробовать дело, особенно то, про которое они говорят: «Ну, это вообще легко, я тоже так могу». Попробуй.
— Раскрути свой «Тик-Ток» до миллиона подписчиков, вперед.
— Да не надо миллион, пару сотен, сделай пару сотен.
— Да, абсолютно.
— Понимаете, это кажущиеся вещи, потому что любая работа, любая деятельность, которая требует ежедневного включения — это очень сложно. Но мы ведь на самом деле требуем от наших детей, чтобы 11 лет у них такая деятельность была.
— Да.
— Мы же передышку не даем. Я обычно говорю, что если ваш ребенок устал, дайте ему возможность отдохнуть. «Ой, а вдруг контрольная». Ну хорошо, значит контрольная. Здоровье дороже.
— Я люблю родителям про английский говорить — если у вас непомерные требования к языку в школе, вообще забейте на школьный английский и выстраивайте параллельную систему, в которой ребенка будут учить. И если вас расстраивают двойки и тройки школьные — я учила сотни взрослых, у которых было «пять» в школе, «пять» в институте, но в 25 лет нижайший уровень английского языка.
— Да, школьные оценки не имеют вообще никакой цены в жизни. Вот интерес к какому-то предмету, желание — да, а оценка — нет. Может быть интерес, могут быть и знания, и навыки, а оценки не быть, такое тоже бывает. Потому что школа у нас все-таки выстроена как система такого репродуктивного знания, когда надо выучить, рассказать, не всем это интересно, не всем это по душе, да это вообще никому не нужно.
Но я сейчас понимаю, что говорю крамолу и педагоги будут страшно расстроены, если вдруг они это услышат. Но я говорю это для родителей. Потому что у педагогов свои задачи, методики, рейтинги, конкурсы, а какой ценой — школы никогда не задумываются.
Задача родителей — сохранить здоровье ребенка. Потому что обремененный знаниями, задерганный невротик на выходе из школы — это очень тяжелая ситуация.
Тяжелая для окружающих, тяжелая для этого молодого человека, который сам с собой жить не может.
Я вижу этих детей, поступивших в вуз, сдавших все экзамены, получивших там сотни баллов на ЕГЭ и все, и уходящих в вузе в отрыв такой, когда забивают на все, когда сил нет вообще эту гонку продолжать.
Неслучайно сейчас стали говорить о том, что нужен год до вуза — попутешествовать, поработать, понять себя. Потому что слишком часто ситуация, когда заканчивают вуз и понимают — «это не мое дело».
— Абсолютно.
— А мы начинаем это все до школы. Сегодня, к сожалению, появились такие смелые люди, я завидую их смелости, которые готовы родителям дошкольника прописать траекторию развития, выбрать профессию. И есть довольно дорогие коучи для детей, для малышей, которые готовы все простроить. Я еще раз повторю, я удивляюсь смелости этих людей и глупости родителей, которые туда идут.
— Спасибо вам огромное, уважаемая Марьяна Михайловна. У меня такое чувство, что меня обогрели, погладили по голове и сказали то, после чего все стало понятно.
— Я берегу своего ребенка, а все другое не существенно.
Фото: freepik.com, pixabay.com