«Дочка спросила: “С кем мы будем, если тебя увезут в больницу”?»
Валентина Душина, Москва:
— Мужа зовут Евгений, ему 40 лет, у нас четверо детей: трое общих девочек и моя старшая дочь, которую он растил с двухлетнего возраста, но на себя не записывал — ей 21 год, она учится в университете на платном отделении. Средним девочкам 9 и 11 лет, младшей будет 4 года.
Раньше мы работали с ним 2/2, поэтому делили обязанности поровну. Он отвозил-привозил детей в детский сад и в школу, делал с ними уроки. Потом как сотрудник полиции ушел на льготную пенсию и еще большую часть дел взял на себя, дал мне возможность работать спокойно, хоть я и на удаленке.
Когда стало известно о частичной мобилизации, я в первую очередь подумала, что Женя попадет, но он не верил: «Да ты что, я многодетный, на кого мне вас оставлять? Вы же не справитесь».
Мы живем не по месту прописки, а в ипотечной квартире, которую тоже оплачивал Женя. Не знаю, будет ли сохранена пенсия. Не будет пенсии, мы не сможем оплачивать ипотеку — вся сумма уходит именно на нее.
Вечером 8 октября мне позвонила мама — Жене принесли повестку и отдали маминому мужу, сказали передать. Без подписи, без всего. На следующее утро Женя поехал в военкомат спросить, действительно ли это была повестка. Мы сталкивались с тем, что людей приглашают, а потом отправляют обратно: проверяют, есть ты или нет.
Но вот Женя звонит и говорит: «Нет, Валь, завтра к 8 утра меня уже заберут». На следующий день, в понедельник, мы приехали в военкомат, он прошел медкомиссию, потом его отправили к военкому. Женя стал объяснять по документам, что он многодетный отец, пенсионер, вся семья на нем. Военком не поставил подпись и сказал идти к юристу — Женя все это писал мне в СМС. Но буквально через полчаса приходит новое сообщение: «Нет, меня забирают». И через два часа он уже был в автобусе.
Я очень сильно плакала. Стояла на улице и орала. Приехали его друзья, родители — Женя сам из Мордовии, мы в Москве встретились, поженились, много лет здесь живем вместе. Эмоционально мне было очень плохо, я чуть ли не на колени падала в слезах. Я и до сих пор в слезах, ничего не изменилось.
Дети плачут, у меня маленький ребенок по ночам просыпается с криками: «Папа!» Если кто-то из старших ее обидел, она сразу начинает: «Папа!» — и в крик. Женя все время ей сказки рассказывал на ночь, укладывал спать. А у меня на это сейчас просто времени не хватает… Старшие тоже переживают, но они посерьезнее относятся, пытаются успокоить: «Мам, может быть, что-то поменяется, все-таки папу отпустят к нам? Не должно же быть такого».
До всего этого я должна была пойти на прием к врачу, но не получилось, а потом мне, конечно, было уже не до врача.
Сейчас старшая дочка спрашивает: «Как же так, если ты вдруг ляжешь в больницу, с кем будем мы?»
Я с трудом справляюсь, мне очень тяжело эмоционально. По-прежнему работаю с 8 часов утра 2/2, мне пришлось сесть за руль, хотя очень страшно — я много лет не водила. В быту тоже сложно, нет мужа — все на мне. Я встаю в 5:45, поднимаю детей, потом гурьбой выходим в школу, в садик. Когда возвращаюсь, начинаю с уборки, стирки, глажки, потом срываюсь забирать детей из школы, приезжаю, сама с ними делаю уроки, потом оставляю детей одних в квартире, еду в детский сад за младшей.
Вечером мне надо их накормить, постирать вещи, приготовить портфели. А если младшая заболеет, я не смогу старших отвезти в школу, потому что ее не с кем оставить. Если работаю, мне приходится отлучаться, чтобы ехать в детский сад, это как минимум 40 минут туда-обратно, на работе тоже из-за этого начались проблемы.
Вместе с юристом мы написали заявление, отправили его в группу разбора — она создана специально на случай, если власти ошибутся и заберут не того. Мне позвонили оттуда, сказали, чтобы я пришла. Я бежала радостная, думая, что сейчас все документы принесу и мне мужа вернут.
Но там юрист пальцем показала закон: «Посмотрите, видите, что в законе написано? Чтобы не забирали, нужно трое несовершеннолетних детей и свидетельство о смерти матери. Но вы же живы».
В военкомате мне сказали, что они больше этими делами не занимаются, нужно обратиться в военную прокуратуру. Я позвонила следом туда, но меня отправили обратно в военкомат. Они играют в пинг-понг.
Сейчас муж на учениях, я была у него в воскресенье. Он не верит, что что-то может поменяться, хотя сегодня (18 октября. — Прим. авт.) к ним подошел командир и спросил, у кого из них трое детей. Но для чего — не сказал.
Я постоянно плачу, не справляюсь и не могу работать. Страшно, что будет дальше.
Недавно Министерство обороны изменило критерии, по которым предоставляется отсрочка от мобилизации. Теперь призыву не должны подлежать мужчины, у которых на иждивении трое и более детей до 16 лет. Как пишет «Парламентская газета», распоряжение относится к документам для служебного пользования, поэтому нигде не было опубликовано официально.
В конце сентября в Госдуму внесли новый законопроект, освобождающий от частичной мобилизации многодетные семьи с тремя и более детьми до 18 лет (если дети обучаются очно — до 23 лет). 18 октября этот законопроект не закрепили на законодательном уровне.
«Муж переживает, что дочка его забудет»
Наталья Мамаева, Нальчик:
— У нас с Шамилем трое детей: старшему сыну 16, среднему 11, дочке год. На третьего ребенка мы долго не решались, но потом муж уговорил — очень хотел дочку. Ему 44 года, мне 42.
Я в декрете, Шамиль занимался мебелью, работал сам на себя. Как специалиста его ценили, работа была всегда. В сентябре он сразу сказал: «Призовут — пойду». Но так как говорили, что в первую очередь призывают до 35 лет, он думал, что его не призовут. Он не участвовал в боевых действиях, просто отслужил, по званию — старший сержант.
Повестка пришла 1 октября, было уже темно. Шамиль вышел открывать сам. Взял повестку, расписался.
У нас многих мужчин по возрасту возвращали. У кого-то смотрели документы и говорили: «Вам повезло, нужны только до 35 лет». Кого-то просто не брали. У кого-то видели, что есть трое детей — хотя изначально внутреннего распоряжения не было, — и тоже не брали.
Поэтому Шамиль был спокоен, улыбался: «Я же в возрасте, меня не возьмут. Просто пойду, должен отметиться». Мы с детьми очень переживали. Я даже говорить с ним не могла. Старший сын сдержанно отреагировал, а средний — вообще очень близко все воспринимает всегда, у него прямо истерики. Родителям вечером не звонили, ничего не говорили — мы были уверены, что все будет нормально, не стали их нервировать, они у нас пожилые, всем за 70.
На следующий день Шамиль пошел в военкомат и оттуда перезвонил. Сказал, что сейчас прошел медкомиссию, два часа дали на сборы. Я начала везде звонить: «Может, что-то можно сделать? Трое детей! Как так?»
Шамиль приехал, пытался как-то собраться. Естественно, он не ожидал, что его возьмут. Что ты за два часа себе соберешь из одежды, из еды, средств гигиены? Ничего не готово. Мы все просто стояли в ступоре. Он уехал, можно сказать, в чем был.
Я не смогла поехать провожать, я бы этого не выдержала. Поехали его родители, родственники, я с детьми осталась дома.
Не знаю, как показывают по телевизору тех, кто провожает: они улыбаются, машут. Это нереально. Я дома-то успокоиться не могла.
Даже если бы у меня было двое детей, я бы, может, спокойнее отнеслась. Но трое детей как без отца?
Сейчас у меня эмоциональные качели. Один день реву, дети сторонятся меня, я ничего не могу с собой поделать. На следующий день начинаю во что-то верить, хожу улыбаюсь. И так изо дня в день. Стараюсь не показывать эмоции — только на этом и держусь. При маленькой еще могу плакать, а при старших — нет.
Все бытовые мелочи легли на меня. Мы живем в частном доме, и без мужчины одной очень трудно. Ничего здесь я не касалась — ни отопления, ни водоснабжения. Из элементарного — я даже не полностью знаю, как работает наш котел. За те два часа, что дали на сборы, Шамиль успел там потыкать пальцем и уехал.
На мне и так было много, а теперь стало еще больше. Например, нужно детей обуть-одеть, мы это с мужем всегда вместе делали, всех детей брали и шли. Теперь не знаю, надо по отдельности ходить, либо с кем-то маленькую оставлять, чтобы не таскать. За продуктами я беру всех детей: старший гуляет с коляской, потому что иначе маленькая будет везде лезть. Теперь мы не можем сразу оптово что-то покупать, как обычно. Берем по чуть-чуть. Еще это все на нервах, я с ужасным давлением, которого у меня в жизни не было.
Сыновья, конечно, помогают, поэтому мне полегче, чем тем, кто остался в одиночку с маленьким ребенком. Но все равно мальчикам нужен отец, потому что такой возраст у обоих. Для старшего Шамиль всегда был примером, к спорту его приучал, они вместе занимались. Ремонт в доме тоже делали вместе, старший ему любил помогать. Сейчас он в растерянности. Шамиль ушел и сказал: «Ты за старшего».
Средний любил играть с папой в футбол. У него сейчас начинается переходный возраст. Тут и с Шамилем-то было сложно, а теперь он вообще не слушается. Меня саму со старшим братом мама растила одна, нас оставил отец. И с братом она не справилась, он пошел по кривой дорожке. Я тоже боюсь, что у меня ребенок маленький и я даже физически не смогу за средним куда-то пойти — он очень шустрый.
Я пытаюсь его утихомирить, а он: «Мама, я так пытаюсь все в себе держать, иначе я опять буду постоянно реветь».
Оба стараются быть рядом со мной, но они учатся в школе до трех часов, потом придут — им надо делать уроки. Сыновья круглые отличники, старший идет на золотую медаль — он в 10 классе, ему вообще надо много заниматься. Стараются помогать, но я не гоняю, чтобы больше сидели за уроками. Я сейчас не могу уделять время их школе, потому что нужно думать, как мне теперь жить одной, как управлять этим домом, на мне маленький ребенок, а еще нужно бегать по инстанциям…
Про младшую — даже слов нет, только папа у нее был всегда на первом месте, никого не хотела видеть. А сейчас не знаю, как дальше. Шамиль переживает, что она его забудет, придется к нему заново привыкать, как к чужому человеку.
Конечно, когда Шамиль был, порядка больше было. Сейчас вспоминаю, как моя мама меня поднимала одна, и не представляю, что будет, если я останусь с тремя детьми без мужа. Из-за этого постоянно на нервах. Переживаю, что загоню себя, а я все-таки нужна детям.
С учений Шамиль звонил, они там учились оказывать первую помощь — его взяли в медвзвод, хотя он никакого отношения к медицине не имеет. Я обратилась в военную прокуратуру, в республиканский военкомат, в тот военкомат, где его призвали. К главе республики писала письмо, отправляла письмо депутату в Госдуму, ходила к депутату «Единой России».
В прокуратуре в первый же день после того, как Шамиля забрали, нам сказали: «А вы знаете, какие ему деньги будут платить? Что вы переживаете?»
Нигде нет понимания, они все холодные.
— Что будет, если мы всех будем жалеть? Вы думаете, вы тут одна?
— Вы понимаете, если самое страшное случится, я буду троих детей одна поднимать.
— Мы понимаем.
В общем, везде ходила, везде писала. Но, например, депутат Думы спускает письмо главе республики, глава отправляет его в военкомат, из военкомата мне приходит отписка, что все по закону и до 50 лет имеют право призывать.
Когда вышло новое распоряжение, я тут же побежала в военкомат. У меня сыну 16 лет уже, но я все равно попыталась пробиться к военкому, была очень настойчива, и меня на следующий день пригласили на комиссию. Они рассматривали, у кого какие причины на отсрочку — нас много пришло.
Меня вызвали первую и с порога, хотя я еще даже никакой документ не принесла, сказали: «Вашему сыну 11 сентября исполнилось 16 лет». И минут десять мне рассказывали, что все по закону.
В Telegram я нашла чат многодетных семей, начала общаться с мамами, мы стали везде писать письма, сняли видео. У нас есть мамы, которые пока просто хотят отсрочку мужьям и поддерживают нас, а есть те, у кого уже забрали. Мы не знаем, что делать. Хоть видео снимать, хоть выходить на площадь — я на все готова.
С учений Шамиля уже отправили. Не знаю, что теперь будет.
«Кому я потом буду нужна с тремя детьми?»
Юлия Акимова, Москва:
— Андрею 35 лет, у нас трое детей: дочке 7 лет, среднему сыну 5, младшему 2 года. Андрей служил в армии три месяца и был комиссован, боевого опыта у него нет. Мы совершенно не ждали, что что-то произойдет.
Повестку принесли 29 сентября в 6 утра, когда Андрей собирался на работу.
На следующий день он пошел в военкомат без задней мысли — в повестке было написано, что надо сверить документы. Но оказалось, что через несколько дней его забирают.
Андрей возвращается домой, говорит это мне, а у меня шок. У нас все обязанности 50 на 50 поделены. Я в декрете, дистанционно учусь, скоро собираюсь выходить на работу. Плюс у дочки неврология, она иногда ходит на носочках, поэтому нас отправляют на массажи, на реабилитацию — и без мужа здесь просто никак.
Мы его особо не провожали — с маленькими это невозможно, у каждого свой режим. В тот день все плакали. У меня была полная растерянность, все летело в какую-то бездну. С тремя детьми тяжело и морально, и физически. Младший сын только начал ходить в ясли — у меня хотя бы было время, чтобы ездить в военкомат, иначе пришлось бы туда кататься с ребенком.
Средний сын все в себе держал. Он делал вид, что все хорошо, но плакал сильно. Дочка тоже была шокирована. Младший очень папу любит, он не понимал, что происходит. Когда стучали в дверь, он подходил и спрашивал: «Папа? Папа?»
Некому было отвести среднего сына в садик, некому забрать дочку с подготовки к школе, сделать с ней задания, помыть посуду, вынести мусор, сбегать быстро в аптеку в 9 вечера, выйти в магазин, даже вызвать мастера на дом. Хотя бы есть доставка еды, иначе как все тащить на четвертый этаж в хрущевке, не знаю.
Поначалу не было известно вообще ничего. Я начала мониторить информацию, нашла группы многодетных мам, которые пытались понять, что происходит, найти какие-то лазейки, написала много писем, куда только можно было: и в прокуратуру, и мэру города, и в приемную президента. Но письма рассматривают долго, мне за две недели никто до сих пор не ответил. Просто пришли отписки, что письма куда-то перенаправлены.
Я поехала в военкомат, когда депутат Нина Останина выложила у себя на канале фотографии распоряжения Генштаба, где написано, что отцам троих детей в возрасте до 16 лет дается отсрочка. В военкомате сказали, что ничего официального пока нет.
Через два дня я поехала еще раз: «Да, мы знаем про такой приказ, но не знаем, как возвращать тех, кого уже забрали».
Я на эту бюрократию смотрела и думала: «А кому я буду нужна с тремя детьми? Мне же никто потом не поможет вообще, я просто останусь одна». Я стала еще более активной, снова начала везде писать. Но в воскресенье одна мама сказала, что ее мужа удалось вернуть из нашего военкомата.
Я поехала туда с утра, мне сразу же ответили, что документы готовы, я могу попробовать поехать в часть и сама мужа забрать. Все получилось, хоть нас и продержали в итоге до 10 вечера.
Это счастливое стечение обстоятельств. Я много чего делала, но все двери были закрыты, никто не хотел открывать. Мужа вернули только из-за распоряжения Генштаба и решения нашего военкомата, иначе бы ничего не помогло. Но и распоряжение можно отменить в любой момент, либо изменить. Только на уровне федерального закона мы можем быть защищены.
Андрей вернулся 17 октября. Теперь, если он куда-то выходит, младший сын сразу плачет и бежит к двери.