I. Прот. Александр Шмеман. Дневники. 1973–1983.
М.: Русский путь, 2005. 720 с.
«“Декан”, “протопресвитер”, “профессор”: иногда (особенно, вот, в такое одинокое солнечное утро, как сегодня) острое чувство, что все это не имеет никакого отношения к моей личности. Между тем почти только этим определяются 90% моей жизни, общения с людьми и т. д. Снимая маску, “шокируешь” людей: как это он стал самим собой? А маской исправляется все: и то, что говоришь, и то, что делаешь. И как легко растворить личность в маске и полюбить эту маску…».
Книга дневников протопресвитера Александра Шмемана, изданная в минувшем году издательством “Русский путь”, открывает перед читателями именно саму личность одного из известнейших православных богословов и церковных деятелей русского зарубежья в ХХ веке. Настолько, насколько это возможно. Без масок.
Написанные по-русски восемь тетрадей с записями отца Александра были найдены после его смерти в рабочем кабинете и изданы вначале на английском языке, превратившись в увесистый том, снабженный краткими постраничными комментариями и именным указателем. Теперь они стали, хоть и в несколько сокращенном виде, доступны и читателям в России. Записи, которые вел отец Александр последние десять лет своей жизни (1973–1983), касаются самого широкого спектра тем: духовная жизнь, семья, политика, литература, искусство, природа, люди, многие из которых были столпами русской эмиграции: Струве, Солженицын, Бродский и другие. Как и эти имена, имя автора также знакомо многим. Он широко известен как литургист, богослов, проповедник, декан Свято-Владимирской семинарии, секретарь Совета епископов Американской Митрополии, ставшей при его деятельном участии автокефальной Православной Церковью в Америке…
Но те, кто ожидает увидеть в дневниках одну из этих масок, будут сильно обескуражены, встретив вместо этого предельно открытый, честный и искренний психологический автопортрет. И, как писал сам отец Александр, кого-то встреча с живой личностью человека может шокировать. Например, людей, привыкших видеть в священнослужителе непогрешимый авторитет, а книги делить на “ересь” и “неересь”. Подозреваю, для таких читателей известие о том, что священник — такой же живой, ищущий, переживающий и ошибающийся человек, как и они, может стать “откровением”.
Нужно предупредить, что это — книга для “взрослых” христиан. Это “твердая пища”, которая может принести немалую пользу тому, кто не лишен трезвого взгляда на жизнь. В том числе, жизнь церковную. И в особенности — жизнь собственную.
Центральное место в дневниках занимают размышления о духовном пути и об иерархии ценностей. Поражает личная заинтересованность автора в осмыслении и разрешении самых острых и больных церковных проблем и открытость в суждениях о них, свободная от всякой клишированности. Книга дает очень свежий, глубокий и незамутненный взгляд на наш церковный обиход. Через ее страницы человек смотрит как бы внове на духовную и церковную жизнь. И получает возможность переосмыслить многие вещи, которые казались сами собой разумеющимися.
Во многих местах он обличает “религиозность”, которой многие христиане, даже среди православных, подменили веру во Христа-Богочеловека. Отец Александр с болью пишет, что даже не атеизм, а “…неочищенная, непросветленная религиозность и есть средоточие демонического в мире”.
«Тем, кому дан дар жизни — и это значит: “религиозное” ее ощущение, гораздо меньше нужна “религия”, которая почти всегда от недостатка, а не от переизбытка, от страха перед жизнью, а не от благодарности за нее. И эта безрадостная, безжизненная религия отталкивает. Отталкивает, прежде всего, потому, что обращена к жизни осуждением и злобой. “Всегда радуйтесь, за все благодарите”: это разве звучит в нашем измученном собственной историей христианстве?», — вопрошает автор и сам же проводит водораздел между ложной религией и истинной верой: “Начало ложной религии — неумение радоваться, вернее — отказ от радости… Чувство вины, морализм не освобождают от мира и его соблазнов. Радость — основа свободы, в которой мы призваны стоять… Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться” и дальше: “Страх греха не спасает от греха. Радость о Господе спасает”.
Неоднократно автор подчеркивает, расставляя один и тот же акцент: Православие — не набор правил, не игры в аскетику и богословие, а живая встреча со Христом. И эта встреча реально подается в таинстве Евхаристии, которая и есть главный смысл существования человека, Церкви, мира. У отца Александра мы видим поистине “литургическое” мировоззрение:
Церковь оставлена в мире, чтобы совершать Евхаристию и спасать человека, восстанавливая его евхаристичность. Но Евхаристия невозможна без Церкви, то есть без общины, знающей свое уникальное, ни к чему в мире не сводимое назначение — быть любовью, истиной, верой и миссией, всем тем, что исполняется и явлено в Евхаристии, или еще короче — быть Телом Христовым. Евхаристия “объясняет” Церковь как общину (любовь ко Христу и любовь во Христе), как истину (кто Христос? — единственный вопрос всего богословия) и как миссию (обращение всех и каждого ко Христу). Другого назначения, другой цели у Церкви нет, нет своей, отдельной от мира “религиозной жизни”. Иначе она сама делается “идолом”.
Стоит особо отметить “беспартийность” автора. Христианский взгляд на людей позволяет ему увидеть недостатки и достоинства разных течений, не примыкая ни к одному из них. В дневниках немало достается как “левым” всех мастей, так и “правым”. Отец Александр не то чтобы искал “золотую середину”, он умел находить метафизическую перспективу, которая меняла сам ракурс происходящего, не вписывающийся в традиционные “партийные” схемы. Общаясь с людьми, он был удивительно открыт и всегда был готов услышать другого.
При этом отец Александр здраво и трезво держался традиционных ценностей, осуждая болезнетворные процессы в современном ему американском обществе. “Чувствую чуждость этого мира и пустоту его, и разложение, прикрываемые снобизмом и блеском. И это невыносимое вездесущее гомосексуализма”, — записывает отец Александр в одном месте. И в другом: «Каковы же плоды этих “шестидесятых годов”, эпонимом которых был Леннон? Именно тогда началось разложение Америки, рождение “молодежи” как судьи всех традиционных ценностей. Тогда черное стало белым и наоборот, и все во имя какого-то “счастья”, какой-то “жизни”. Трагедия Вьетнама, наркотики, “половая революция”, самоуверенность и самодовольство “молодежи”, вся дешевка этих лет».
Отсюда и остальные плоды обмирщения западного мира. Основная ее причина, по свидетельству отца Александра, в том, что люди перестали верить “в гибель, и притом вечную гибель, в ее не только возможность, а и неизбежность и потому — и в спасение. Серьезность религии была прежде всего в серьезности выбора, ощущавшегося человеком самоочевидным: между гибелью и спасением… Говорят: хорошо, что исчезла религия страха. Как будто это только психология, каприз, а не основное — основной опыт жизни, смотрящийся в смерть… Дешевка современного понимания религии как духовного ширпотреба… Убрали дьявола, потом ад, потом грех — и вот ничего не осталось, кроме этого ширпотреба: либо очевидного жульничества, либо расплывчатого гуманизма. Однако страха, даже религиозного страха, в мире гораздо больше, чем раньше, только это совсем не страх Божий”.
Нельзя не отметить и тот немаловажный факт, что написана книга замечательным литературным языком. Не надо бояться слова “дневник”, это качественно отличается от большинства мемуаристики в подобной форме. Читается удивительно легко, раз взявшись, трудно оторваться. Даже труднопередаваемые оттенки мысли и чувства автор умудряется выразить изящно и просто. А четкость мысли и афористичность изложения уже успели привести к тому, что книга становится своеобразным “цитатником” у православных.
Притом нужно понимать, что это не та книга, которую следует делать руководством к действию. Эта та книга, которая может дать возможность серьезно осмыслить свою жизнь. Взглянуть на нее столь же честно и беспристрастно, как отец Александр смотрел на свою.
Это книга, которая при должном подходе способна научить добродетели рассуждения.
Нужно понимать, что реалии жизни, окружавшие отца Александра не тождественны тем реалиям, которые окружают современного российского читателя, посему механически экстраполировать его высказывания на нашу почву не стоит. К примеру, автор сильно не любил околоцерковную общественную деятельность, которую называл “активизмом”, указывая, что люди теряют за такой деятельностью самое главное в Церкви — Литургию. Однако мы не знаем контекста и характера этой самой деятельности. Отнес бы отец Александр свои резкие суждения к абсолютно всем видам той деятельности, которая есть сейчас в русской церковной жизни? Чтобы понять это, надо обладать даром рассуждения.
С другой стороны, в книге много того, что является личными особенностями отца Александра, вытекает из склада его характера и вовсе не обязательно для подражания другим людям. К примеру, общая усталость от возложенных на него управленческих обязательств, нелюбовь к исповедям и душепопечительскому аспекту служения священника… На этом фоне тем более сильно проглядывают его дела, которые он совершал даже вопреки своим личным склонностям. Так, будучи ректором семинарии, отец протопресвитер крайне тяготился административной деятельностью, однако считал нужным устраивать и проводить беседы с женами и невестами семинаристов об их служении. А в душепопечительском служении подчеркивал важность “светлой исповеди” — без излишнего самокопания, с основным акцентом — исповедуясь священнику, исповедовать грехи пред лицом Божиим.
Заслуживает внимания то, как отец Александр отзывается о других людях — даже наедине с собой. В личных записках, которые не предполагал к публикации, он говорит — иногда критично, но всегда без осуждения персоналий. В этой связи хочется поблагодарить Н. Д. Солженицыну за то, что ее трудами эта книга была издана, хотя сам отец Александр о ее муже отзывается во многих местах довольно критично.
“Дневники” рисуют нам настоящего, живого христианина. Человека, живущего в постоянном благодарении Бога. Позволим себе в качестве заключения процитировать последнюю проповедь, которую отец Александр говорил, уже зная, что умирает от рака: «Всякий, кто способен благодарить, достоин спасения и вечной радости… Благодарим Тебя, Господи, за посланные нам страдания, ибо они очищают нас от самости и напоминают нам об “едином на потребу”, о Твоем вечном Царствии. Благодарим Тебя, Господи, что Ты дал нам эту страну, где мы можем свободно служить Тебе. Благодарим Тебя, Господи, за наши семьи: за мужей, жен, особенно за детей, которые учат нас, как славить имя Твое святое в радости…».
II. Лекарство от «лубочного христианства»1
<Игумен Петр (Мещеринов). Беседы о вере
и Церкви. М.: Даниловский благовестник, 2004>
Автор этой книги — насельник Данилова монастыря, подвизающийся в монашестве уже 15 лет, настоятель Подворья обители при сельском подмосковном храме. В течение многих лет отец Петр занимался катехизацией молодежи. Из этих трудов и бесед, читанных перед студенческой аудиторией, и выросли “Беседы о вере и Церкви”. И особенности аудитории определили в конечном счете особенности книги. Отец Петр не боится “острых тем”, он честно и прямо отвечает на вызовы современности, затрагивает актуальные вопросы внутрицерковной жизни и проблемы, которые препятствуют людям войти в Церковь, и при этом его изложение характеризуется подлинно христианской добродетелью рассудительности.
Автор не боится обращаться к самым больным темам церковной жизни, о которых нередко предпочитают умалчивать, но при обсуждении этих тем ему удается избежать и греха осуждения, и греха ропота, — он выносит их на свет Евангелия и Священного Предания, в коем свете все сразу становится на свои места, проясняя мысли и чувства там, где витал дотоле порождающий соблазны туман сомнений.
Здесь затронуты и такие темы, как брак, духовничество, понимание Священного Писания и Священного Предания Церкви. Но — и это вторая важная особенность книги, — все описано современным языком, понятным для нецерковного человека.
Третья особенность — то, как построен текст. Удивительно точно, кратко и доступно рассказано о Церкви и вере. Все, что можно прочесть в огромном количестве различных книг и статей, умело собрано и рассказано в одной книге. Эта книга может стать хорошим подспорьем не только для катехизаторов, но и для всех тех православных, кто хочет лучше уяснить себе истины веры и научиться объяснять их неверующим или нецерковным родственникам и знакомым, а также для тех, кто только начинает знакомство с Православием.
Такой отзыв можно было бы написать на эту книгу, и он был бы адекватным. За исключением одного. В нем не было бы сказано самого главного.
Так же, как фальшь мыльных опер выражается в том, что заканчиваются они свадьбой, — хотя в реальной жизни этим все только начинается, — так и в представлениях о христианстве среди самих христиан нередко бытует мысль о том, что достаточно только привести ребенка или неверующего родственника в Церковь, — а дальше уже все само собой управится, хотя в реальной жизни с крещением или воцерковлением проблемы и трудности не только не исчезают, но и нередко усугубляются. Ибо после того, как человек делает шаг навстречу Богу, как раз и начинается духовная брань, на него ополчаются духи злобы поднебесной, пытающиеся отвратить его от выбранного пути. Возникает целый комплекс соблазнов, как внешних, так и внутренних.
И один из серьезнейших соблазнов, подстерегающих тех, кто провел в Церкви уже не один год, — это то, что автор книги называет “лубочным христианством”. Лубочное христианство — “это профанация, внешнее без внутреннего, христианство без Христа, церковная жизнь без нравственного духовного труда”.
Отец игумен с болью свидетельствует: «Не раз в своей пастырской практике я сталкивался со следующим явлением. Вот живет человек, жизнь его ровная и устроенная. Его вполне удовлетворяют купола и колокола, свечи, записки и молебны. Но приходит какое-то серьезное искушение, испытание, напасть — внешняя, например, наркомания, алкоголизм родственников, или внутренняя — охлаждение веры, душевная усталость, тот же алкоголизм. Человек обращается за помощью, разумеется, к Церкви. И тут оказывается, что купола и колокола, записки и молебны, старцы и канавка не помогают! А ни к чему другому человек в Церкви не привык. Ему не объяснили, что для Церкви все это — внешний “антураж”, действенный лишь постольку, поскольку он является выражением нравственного и духовного личного усилия сердца по направлению ко Христу. Как всякая неправда, при столкновении с реальностью такое христианство терпит фиаско, люди разочаровываются в Церкви, отходят от нее, — что мы и наблюдаем не только в личной жизни многих христиан, но и в масштабе исторического процесса».
Но если даже такового столкновения не произойдет — вся жизнь человека может пройти в этакой химере, псевдоцерковном мираже. А что после? После станет так, как предупреждал Господь: многие поищут войти, и не возмогут. Когда хозяин дома встанет и затворит двери, тогда вы, стоя вне, станете стучать в двери и говорить: Господи! Господи! отвори нам; но Он скажет вам в ответ: не знаю вас, откуда вы. Тогда станете говорить: мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты. Но Он скажет: говорю вам: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня все делатели неправды (Лк 13:24–27).
Известно, что святые Отцы древности добродетель рассудительности ставили на первое место. Для того, чтобы затрагивать подобные темы, чтобы верно их диагностировать, без упомянутой добродетели не обойтись. К счастью, отцу Петру удалось спокойно, здраво и мудро указать эти соблазны, одновременно с тем врачуя их, указывая истинную перспективу подлинного, а не лубочного христианства.
В традициях написания рецензии не принято пространное цитирование рецензируемой книги, но в данном случае серьезность и острота вопроса требует подтверждения тем похвалам, которые я отношу к книге, и рекомендациям, которые адресую читателям. Позволю себе привести лишь один пассаж, дабы не оставаться голословным:
“Первая ошибка — когда Бог становится не целью, а средством для жизни. К сожалению, большинству людей Христос не нужен. Нужно людям, чтобы у них было все хорошо, а Бог должен быть средством для этого. Нужно, чтобы семья не распалась, — пойти в церковь повенчаться. Нужно, чтобы дети не болели, — крестить, причастить, пусть даже и против воли. Нужно, чтобы не сглазили, порчу не навели, — песочек с могилки популярной подвижницы принести, в уголочках посыпать. Сын пьет — акафист Неупиваемой Чаше прочитать. Муж бьет — в паломничество съездить. Мы видим, что труд направляется не на то, чтобы быть с Богом и жить жизнью Святого Духа, а на то, чтобы получить что-то от Бога. Бог выступает как гарант нашей благополучной жизни.
Многие распространяют эти потребительские требования за пределы личной жизни: нужно не только быт обустроить, но и, например, нужна великая Россия с царем-батюшкой, а для этого нужны крестные ходы, стояния, соответствующие церковно-общественные мероприятия и т. п., — только для души Христос не нужен.
И посмотрите, как сразу меняется подход к тому, что предлагает и содержит Церковь. Таинства превращаются в магические действия. Священное Писание отходит на второй план. Священное Предание извращается, перевирается, на первое место в церковной жизни выходят нелепейшие суеверия, лжепредания, мнения псевдоавторитетов, лжестарцев и лжестариц. Наша спасительная вера превращается в язычество христианского обряда. В лучшем случае у людей остается смутное интуитивное чувство, что в Христовой Церкви — истина; но неверно выстроенные понятия, извращенное понимание, что главное, а что второстепенное, приводят к тому, что люди живут в Церкви полу- или целиком языческой жизнью. Я не хочу сказать, что плохо желать улучшения тяжкого быта или обустроения общественной жизни. Нет, все эти наши желания законны, и мы должны и действовать в этом направлении, и молиться, и просить обо всем Бога; но все это не должно занимать главного, первого места, не быть целью церковной жизни, а располагаться на своем, третьем, пятом или десятом месте. Ведь Сам Господь сказал: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все (то есть — бытовая, общественная жизнь) приложится вам (Мф 6:33)”.
В процитированном фрагменте мы видим не только предельно точное определение духовной болезни, но и тут же явное преподание лекарства, противоядия — в восстановлении подлинно христианской иерархии ценностей, в преображении жизни по заповедям Христовым, в любви ко Христу-Спасителю. На этих страницах мы найдем лекарство от соблазна “лубочного христианства”. И этим особенно ценна книга отца Петра.
То, о чем написано в ней, касается каждого современного христианина, поэтому рекомендовать ее можно самому широкому кругу людей, как тех, кто еще только стоит у стен Церкви, так и тех, кто успел провести в этих стенах не один год.
III. Протоиерей Георгий Нейфах. Гармония
Божественного творения.
М.: Правило веры, 2005.
Взаимоотношения науки и религии — одна из популярнейших тем в последние годы. Каждый год в составе Международных Рождественских Чтений работает секция, посвященная ей. Без труда можно вспомнить с десяток книг на эту тему, вышедших в православных издательствах и написанных подчас с самых разных точек зрения.
Книга протоиерея Георгия Нейфаха ярко выделяется из них по целому ряду признаков.
Но прежде чем говорить о книге, нужно сказать несколько слов об авторе.
Отец Георгий (*1952–†2005) — в прошлом успешный ученый-биолог, пришедший к вере и крестившийся в сознательном возрасте, принял священный сан в 1989 году. Почти сразу же он был назначен настоятелем новосозданного прихода в молодом городе Курчатове, возникшем вокруг Курской атомной электростанции. Из лекций по предмету “Наука и религия”, которые отец Георгий читал студентам Курского госуниверситета, и выросла рецензируемая книга, самим автором воспринимаемая не более как пособие для студентов. Приступить к ней он смог уже будучи пораженным тяжелой болезнью, причем большую часть книги, не имея сил писать, надиктовывал близким. Последняя точка в ней была поставлена за две недели до кончины.
Не только краткая биография, приведенная в конце, но и сам текст книги рисуют перед нами отца Георгия как умного, светлого и честного человека с живой верой и даром рассуждения. Хочется вместе с родственниками, духовными чадами и учениками батюшки поскорбеть о такой горькой утрате. Вызывает бесконечное уважение самоотверженность автора, который даже среди тягот смертельного недуга нашел в себе силы исполнить возложенное на него послушание.
И вместе с тем понимание того, что перед нами труд, который автор физически не имел возможности вычитать и выверить, обязывает рецензента беспристрастно оценить эту книгу, указав как ее достоинства, так и недостатки.
Итак, каковы же особенности книги? Прежде всего, охват. Автор рассматривает отношения науки и религии от самых истоков — от “Иуавала и Тувалкаина”, как называется первый раздел, через античность, средние века, Византию, мусульманский Восток, Западную Европу, через эпохи Возрождения и Просвещения к науке XIX и XX веков. Эта всеохватность подхода позволяет увидеть общую перспективу проблематики, создает целостную картину в уме читателя.
Во-вторых — это твердое библейское основание для выносимых суждений и оценок, благоговение к Священному Откровению как незыблемая основа, в свете которой осмысляются многовековые попытки ограниченного человеческого рассудка постигнуть тварный мир. У отца Георгия нет ни тени того заискивания перед наукой, той лакейской готовности на любые компромиссы, которые, к несчастью, свойственны были некоторым представителям так называемой “естественнонаучной апологетики” в ХХ веке, согласно которой, по меткому слову отца Георгия, “Бог, чтобы не поднимать скандала и не противоречить ученым, Своей волей одни виды превращал в другие, одни умерщвлял, другие разнообразил… а библейское сказание излагает лишь духовную суть событий, и к этой-то духовной сути мы должны приставить все те достижения науки, которые она сегодня именует истиной в последней инстанции, а если наука передумает, то и мы за ней — надо же идти в ногу со временем”.
Очень ценно, что в книге отца Георгия виден здравый, независимый подход. Сам будучи ученым, он трезво относится к способностям науки, показывая, что ее гипотезы касательно области возникновения жизни далеко не столь незыблемы, как это представляется в школьных учебниках. Со знанием дела, в доступной, емкой форме и вместе с тем — на достойном уровне автор показывает научную несостоятельность дарвиновской теории эволюции. Вместе с тем он дистанцируется и от того, что называет “креационизмом”, хотя, судя по описанию, понимает под этим довольно узкое явление протестантского так называемого “научного креационизма”. Отца Георгия справедливо смущает желание последователей этого течения научно описать и объяснить все, что говорится в Библии о творении мира, жизни и человека.
Сам отец Георгий стоит на позиции, которую называет “агностицизмом”, но которую, впрочем, точнее было бы назвать “агностическим”, или “вненаучным креационизмом”. А именно, он убежден в истине буквального понимания библейского откровения о творении, но считает излишним искать подтверждения тому в научной сфере, считая этот вопрос принципиально непостижимым для человеческого ума.
В отличие от эволюционно-научных взглядов, которые автор разбирает весьма тщательно, в его критике “научного креационизма” видна некоторая утрированность, а также ограниченность в отображении основных доводов и современного состояния креационно-эволюционных дебатов. Но, несмотря на это, отец Георгий точно указал основную проблему: протестантские “научные креационисты” фактически смыкаются со своими противниками — “теистическими эволюционистами” (считающими, что Бог просто обслуживал процессы эволюции) в том, что и те и другие пытаются “научно обосновать Библию”, хотя сама Библия в этом вовсе не нуждается! И в этом отец Георгий твердо следует святоотеческим установкам; достаточно вспомнить “Шестоднев” святителя Василия Великого, где Святитель, приводя в пример популярные в его время “научные” теории, не принимал ни одну из них, повторяя: “предоставим ученым самим опровергать друг друга”.
Если перейти к другим разделам книги, можно указать один мелкий, но досадный недостаток в главе, посвященной “мусульманскому Востоку”. Описывая возникновение ислама, автор указывает: “одной из задач, поставленных Магометом, было распространение правой веры по всему миру”. Довольно странно видеть в книге православного священника, изданной православным издательством по благословению православного архиерея наименование ислама “правой верой”, причем, в отличие от нашего текста — без кавычек и без каких-либо оговорок! Хотя каждому православному известно, что есть лишь одна правая вера — вера Христовой Церкви. В данном случае, возможно, это претензия даже не столько к автору, сколько к тем, кто набирал текст книги с его слов. Однако данный пример отнюдь не единичен. Нам уже неоднократно встречались в православных текстах, к примеру, упоминания Мухаммеда как “пророка”, причем не только без кавычек, но даже с большой буквы! Хотя Православная Церковь ясно заявляла — как устами святых Отцов, писавших об исламе, как устами собора — Поместного Константинопольского 1180 г., так и в богослужебных текстах, что Мухаммед не является истинным пророком Божиим. Отречение от именования его пророком включено в чин перехода мусульман в православную веру. И это не мелочь. Это принципиальный момент, который неподготовленного человека может ввести в недоумение, а то и в соблазн. Вспомним — “верный в малом, верен и в великом”.
Другой пример терминологической неточности — упоминание “мусульманской Церкви”. Этот термин для обозначения мусульманской общины — уммы — принципиально некорректен. Конечно, можно понять друзей и близких почившего автора, которые не хотели вмешиваться в его текст, но все же некоторая правка, а также создание справочного аппарата и ссылок могли бы в лучшем виде представить наследие отца Георгия для читателя, устранив подобные неточности.
Несмотря на это, стоит подчеркнуть высокую богословскую ценность книги, которая в сочетании с логичностью и доступностью изложения позволяют рекомендовать ее для всякого, кого интересуют взаимоотношения науки и религии.
1Определение языческих по сути наслоений, обильно представленных в религиозном обиходе ряда верующих, как “лубочного христианства”, вызвало ожесточенный протест, сводящийся к тому, что это-де “народная мудрость”. Но никакого богословского определения “народной мудрости” иначе как (этно)-языческих инноваций, в которых евангельская Благая Весть вовсе не нуждается, по-видимому, быть не может, поэтому оставляем за собой право на данный авторский термин. — Ред.