Профессиональный религиовед – исследователь вне конфессий, вне субъективности – так ли это? Каковы проблемы современного религиоведения, должен ли религиовед быть атеистом, и возможно ли изучать религию – об этом мы беседуем с доцентом философского факультета МГУ, историком философии Алексеем Павловичем Козыревым.
-Алексей Павлович. В чем вы видите основные проблемы современного религиоведения?
— Советское религиоведение было атеистическим, а советский атеизм был частью идеологической доктрины партии, частью общегосударственной идеологии. Атеистическая пропаганда была делом государственной важности, и изрядная часть лекций обществоведов была посвящена атеистической пропаганде, преподаватели университетов для этого посылались в глубинку.
Теперь бывает подчас, что религиоведение замыкается в своих собственных рамках, превращается в науку о самом себе. Сегодня поговаривают уже о таком предмете и такой кафедре, которая называлась бы «Истории религиоведения». Может возникнуть ощущение, что это древняя и мощная наука, уходящая своими корнями в глубину веков.
Алексей Козырев
Мне кажется, что есть религиоведение в узком смысле слова и в широком смысле слова.
Религиоведение в узком смысле слова — это нечто среднее между социологией и феноменологией религии, и здесь есть опасность такого взгляда на религию как бы сквозь целлофан, так что никакого запаха от религии не остается. Здесь религиовед – это априори внеконфессиональный человек. Православный человек или мусульманин не может быть религиоведом при таком подходе. Когда он становится религиоведом, он прекращает быть православным, хотя бы на время его профессиональной деятельности. То есть постулируется такое совершено объективистское отношение к религии.
Такая позиция имеет тенденцию превращаться в позицию сектантскую: «только мы по-настоящему занимаемся религией, только мы знаем, что это такое, только у нас есть инструментарий, который дает возможность понять, что значит религия в обществе». А все, кто пытается совместить религиоведение с конфессиональными предпочтениями, становятся изгоями и еретиками. Это, мол, не наши, это не религиоведы.
В пору нашей еще советской студенческой юности один покойный ныне профессор читал лекции по истории религии и атеизма. Он говорил, что Сергей Радонежский стал святым в конце XX века, а до этого он святым не был, а был преподобным. Вот подобного рода информацию приходилось выслушивать с университетских кафедр, хотя к тому времени уже тысячелетие крещения Руси отпраздновали, и кто такой Сергей Радонежский и какова его роль в истории России мы знали хотя бы по Ключевскому.
Средневековые схоласты-монахи охотно рассуждали о половой жизни, о том, как нужно супругам вести себя в браке. И, наверное, они не всегда рассуждали неправильно, хоть и основывались на внешних данных и свидетельствах, но далеко не всегда приходили к ложным умозаключениям. Так и религиовед рассуждает о религии, ведь я не случайно употребил метафору целлофана, через который пытаются нюхать розу. Розы через целлофан не пахнут, и человек записывает себе в блокнот: «розы не пахнут»!
В Свято-Тихоновском университете религиоведение возникает как конфессиональное, по-другому было бы странно бы. Что же, к ним теперь нужно относится с подозрением?
— Каковы, на ваш взгляд, перспективы развития отечественного религиоведения?
— Мне кажется, что перспектива развития религиоведения — исключительно в направлении полидисциплинарности: с хорошим знанием истории, лингвистики, этнографии.
Если мыслить о религиоведении как о кабинетной науке, совершать открытия, не выходя из кабинета, — то ничего не получится. С другой стороны, если основывать науку только на результате обобщения полевых исследований, тоже ничего не получится. Я преподаю на отделении религиоведения с самого момента его основания — читаю курс истории русской философии, часто присутствую на защитах дипломных работ. Когда у студентов есть хорошая историко-философская подготовка, получаются качественные дипломные проекты. Когда человек остается только на уровне статистики, контент-анализа, или же пребывает в плену идеологий – «научного атеизма», «светского гуманизма» и прочих квази-религиозных фантомов, то работа получается поверхностной и темы бывают надуманными.
— Как вы оцениваете уровень студентов и выпускников отделения?
Процент интересных и творческих работ у выпускников этого отделения достаточно высок, несмотря на несовершенство образовательных парадигм и стратегии.
Есть Московское религиоведческое общество, созданное молодыми людьми, аспирантами, которые невероятно активны, они проводят по 5 конференций в год, 2-3 из них международные.
Я не берусь оспаривать важность и нужность этой работы, но сектантская замкнутость религиоведения на самом себе, когда религиоведение становится наукой о религиоведах – это тупиковый путь. Вот это религиовед, а это, извините, философ религии, а это теолог, это конфессиональный человек, он к нам не имеет никакого отношения.
— Можно ли сегодня говорить об актуальности религиоведения?
Человек, по сути своей, — существо религиозное, и религиозность — одна из фундаментальных составляющих человеческой натуры.
Если мы описываем человека в антропологической парадигме, то мы никуда не денемся от религиозного измерения. Обращение к религии есть один из способов реализации метафизической потребности, существующей у человека.
Почему существует устремленность к иному, трансцендентному основанию мира, почему мы не ограничиваемся только здешним существованием или, по крайней мере, не все ограничиваемся, почему это происходит подчас в парадоксальных формах? Сама религия и конфессиональная теология на этот вопрос не ответит.
Тертуллиан считает, что душа по своей природе своей — христианка, отсюда вся философия естественного закона, «lex naturalis», по католической традиции.
Я дерзаю иногда спросить католиков, вы уверены вообще, что есть естественный закон? Вы уверены, что человек в естественном состоянии, по природе своей религиозен и не будет никому вредить? Я не уверен.
Религия — это сфера, которая передается человеку с общественной традицией, с родовой памятью, с влиянием родителей, семьи, через предание, или, наоборот, вопреки этому влиянию?
Надо изучать механизмы передачи, как происходит трансляция, почему она происходит, а почему может не происходить, где прерывается, где происходит слом. Это не область теологии. Я не вижу оснований в том, чтобы отвергать религиоведение как особую научную сферу, как область науки очень многогранной, очень сложной и допускающей совершенно разные стили и разные научно-исследовательские парадигмы, от чисто философских, теоретических до эмпирических.
— То есть путь религиоведения – между теологией и научным атеизмом?
— Не нужно превращать религиоведение в теологию, с одной стороны, и с другой стороны, не нужно превращать религиоведение в научный атеизм, говоря о том, что только вне конфессий человек может быть религиоведом. Как не нужно и говорить, что религиоведом может быть только человек, принадлежащий к любой другой конфессии, кроме православия.
— Это очень распространенное суждение…
Я сталкивался с интересным явлением во Франции. Когда общаешься со среднестатистическим французом, можешь почувствовать, что ему интересна любая религия, кроме католической. Для него католичество – это изуверская, мракобесная религия. Однажды в воскресный день на Сергиевское подворье зашли три французских тетушки, которые говорили мне: «Какая у вас замечательная религия – православие. Такая светлая, такая радостная, жизнеутверждающая, а у нас вот католицизм, такая мрачная религия, человеконенавистническая».
C моим старшим товарищем-католиком, работавшим в ЮНЕСКО, не хотели здороваться коллеги, в силу того что он практикующий католик.
Это «чаадаевское» мироощущение, — мы подозреваем, топчем ногами, ту традицию, которую нас сформировала. Точно так же, как у не очень образованных и не очень воспитанных людей бывает иногда спонтанная и берущаяся ниоткуда ненависть к своим родителям, когда они начинают кричать на мать, топать на нее, как собаку отправлять ее в угол. Я встречался с такими проявлениями в деревнях, и это не обязательно есть следствие запойного алкоголизма. Иногда это бывает с людьми, которые даже достигли какого-то определенного культурного уровня, но как бы стыдятся своей такой забитой, необразованной, может даже толком читать не умеющей матери.
Такое отношение бывает и у нас, русских, у людей, казалось бы, образованных православной традицией, когда в православии стараются видеть проявления мирских, потребительских, корыстолюбивых инстинктов, когда тёмное пятнышко пытаются раздувать до размеров вселенского масштаба.
Иногда считают, что теологией, богословием занимаются люди церковные, даже стремящиеся к определенной карьере в церкви, а религиоведением занимаются люди светские, более внешние, но в то же время не враждебные по отношению к традициям. А могут две этих науки, две дисциплины не превращаться в двух разъяренных собак, которые грызут друг друга, и противопоставляют себя друг другу?
Вспомним С.С. Аверинцева. Он из того слоя людей, которые были глубоко верующими, православными, и которые, тем не менее, работали в советской высшей школе. С.С. Аверинцев, правда, в университете надолго не прижился, но, тем не менее, в 1991 году пришел к нам на факультет, на кафедру истории и теории мировой культуры, старался регулярно читать лекции.
Тогда был бум интереса к религии и каждый человек спрашивал, верите ли вы в Бога? Это считалось нормальным — преподавателя на лекциях спросить или написать записочку: «А в Бога вы верите?». И Аверинцева как-то спросили — он ответил: «Да, но зарплату я здесь получаю не за это». Это был очень изящный ответ, потому что действительно от университетского преподавателя ждут не проповеди, и от священника, который приходит преподавать в университет, тоже ждут не проповеди… вот-вот батюшка начнет всех воцерковлять и немедленно обращать! С такой лекции убежит большая часть студентов. От него ждут изложения определенных знаний, филологических, исторических, философских, в меру его компетентности, поэтому есть светское поле, на котором могут сотрудничать люди верующие и неверующие, церковные и не церковные, хотелось бы, чтобы религиоведение было таким полем. Но чтобы это не было игрой в одни ворота. Чтобы это не походило на одну футбольную команду, которая забивала мячи в ворота противника и в свои собственные и делала вид, что она ведет честную борьбу.
Поэтому у меня нет никаких предрассудков относительно того, что религиовед должен быть обязательно неверующим человеком. Как у всякого человека у него есть свои убеждения, свобода совести. Вера остается его Privatsache, eсли уместно здесь использовать термин ревизионистов. Да и вообще-то говоря, я не знаю, возможно ли чистое религиоведение, без истории, философии и социологии религии.
Мне кажется, что религиоведение в конечном итоге, это сплав различных методик и способов ведать религию, спрашивать о религии.
— Спасибо!
Беседовала Анна Данилова
Также:
- Религиоведение — наука атеистов?
- О ценности личного общения в мире гуманитарной коммуникации
- Религиоведение в России вчера, сегодня, завтра