В Российском Православном Университете открыт факультет религиоведения. Наступит ли конец своеобразному противостоянию конфессионального и внеконфессионального религиоведения? Кому сегодня нужны религиоведы? Не станет ли факультет плодить сущности и выпускать невостребованных специалистов? Как быть с наследием атеистического религиоведения? На эти и другие вопросы ПРАВМИРа отвечает Вильям Владимирович Шмидт – декан факультета религиоведения, этнокультурологии и регионалистики Православного института св. Иоанна Богослова
Беспрецедентно
– Вильям Владимирович, в конфессиональном учебном заведении создан факультет религиоведения – беспрецедентное решение, не так ли?
– Как профессиональный философ-религиовед могу лишь высказать глубокое удовлетворение состоявшимся решением – решением системным, глубоким, далеко идущим и многообещающим.
Обращает на себя внимание факт, что именно Церковь – не государство с его развитой системой образования, а именно Церковь – сделала этот поистине революционный для российской действительности шаг. Думаю, он – в логике противодействия тем начавшимся еще в 90-е годы ХХ века трансформациям, которые в своем развитии усугубляют проблемы общественной дезинтеграции, разрушают самоидентичность, способствуют утрате ценностей личного и общественного бытия. Вам не хуже моего известны все эти проблемы, активно дискутируемые сегодня и требующие конструктивных не только решений, но и действий.
Именно в этих условиях, когда задавались параметры новой социально-политической реальности, Церковь дала свой ответ на Юбилейном Архиерейском соборе в 2000 году – приняла «Основы социальной концепции…», развитие положений которых мы и наблюдаем.
Решения 2000 года также были беспрецедентным в истории шагом, поскольку православная ойкумена не знает подобных примеров – доктринального оформления «социального богословия». Как бы много ни рассуждали на сей счет, очевидно, что в известных отношениях это был шаг социально-политический.
А разве была иная конструктивная возможность ответить на обращенный к Церкви – если бы только как институту! – вызов стать институтом гражданского общества? Делаю эту существенную оговорку, чтобы более четко понимать и последующие шаги Церкви в ее социально-историческом бытии, которые сегодня нас заставляют размышлять и не оставляют равнодушными.
– Следует ли из этого, что Церковь включена в социально-политическую жизнь, социально-экономические и социокультурные отношения и потому является политическим и субъектом, и инструментом?
– Об этом можно говорить, но не забывая, что Церковь по своей природе неизменно была и есть не от мира, т.е. мира профанного – сотворенного, естественно-социального, а в мире и для мира.
Здесь также стоит сделать оговорку. И оговорка эта относится, с одной стороны, к мировоззренческим основам – метафизическому бытию национальной культуры, а с другой – способу познания и предпочтительной модели интерпретации. Смотрите, одновременно способу познания и модели интерпретации, а они-то взаимообусловлены.
Но и это еще не все – они предопределяют и взаимообусловливают праксеологию национальной картины мира, то есть то, как человек воспроизводит и осмысляет свое бытие, свой мир в его многообразии – и предметный и объектный, куда, естественно, попадают и религиозные институты (религия) с их метафизическим и социально-историческим бытием.
Размышления над этими хитросплетениями порождают в мире борьбу идей; затем приводят к исследованию идей и последствий их применения на практике. Очевидно, что и мировоззренческие установки людей оказывают влияние на способ производства, но также очевидно, что и знание модели картины мира – ее ядра, структуры, механизма производства и трансляции, то есть знание бытия о себе самом – залог стабильности бытия и человека, и общества с их институциональными выражениями – государством и Церковью, а в целом – мира, национальных(ой) картин(ы) мира.
История человечества знает о себе если не все, то многое – имеет и родо-видовое и типологическое знание о предметах как продуктах своей жизни и даже научилось с пользой для жизни сочетать интерпретационные модели (например, кодекс Юстиниана, институционально-политическая модель которого, кстати, была в XVII веке успешно опробована и в Московской Руси, а результатом стало невероятно быстрое гражданско-политическое возвышение Московии в том числе и на мировой арене).
Одно дело – человечество, а другое дело – человек как частный случай в истории поколения(й). В человеке, в жизни каждого конкретного индивида реализуется основная проблема бытия. А потому индивид является самым слабым, уязвимым звеном этой сложной и многогранной цепи. Так, в частном, в индивиде, реализуется особенное, которое задает в массе своей количественно-качественную характеристику лика бытия – лика культуры, а потому на этом поле разворачивается диалог светского и религиозного в категориях сакрального и профанного.
Оставляя за рамками вечный вопрос первичности материи или сознания, поскольку он – дело вкуса, если хотите, или последовательной критичности сознания в поиске себя как объективированной самотождественности, приходим к выводу, что и светское, и религиозное (в расширительном понимании – традиции духовно-материального производства и их выразители – институциональные образования) в равной степени ответственны за сохранение и трансляцию своей картины мира.
Не будет картины мира – не будет и ее составляющих. Это – банально. Вот из-за этой банальности и разворачивается череда событий мировой истории, в рамках которой частным случаем является как история национальная, так и история государственная, объемлемая историей Церкви, в свою очередь – частным случаем истории метафизических исканий человека.
— Сохраниться в этой истории и оставить след, явить свой лик средь ликов на суде истории – не это ли сверхзадача каждого народа?
— Да — именно так. Формирование же этого лика – сложный и во многом неконтролируемый процесс.
— А может ли он быть прогнозируем?
– Скорее всего – да, поскольку это процесс, и на его количественные, а следовательно, и качественные показатели можно влиять. Но специфика этого процесса такова, что он обеспечивается человеком – конкретными группами в рамках поколения(й), вступающими в «тонкую игру» марафона с дистанционным забегом и передачей эстафетной палочки…
Где, на каком этапе забега, в каком звене произойдут прорывы и провалы – кто может с достаточной долей уверенности говорить об этом? Важно понимать, что все – каждый член общества с его институционально оформленными инструментами – ответственны за свое личностное, персонифицированное бытие. Также очевидно, что столь сложный организм, как общество, аккумулирует и перераспределяет свои ресурсы, открывая, в случае необходимости и «второе дыхание».
Думаю, именно поэтому в столь сложных обстоятельствах формационной переналадки, в каких находится современное российское общество, Русская Православная Церковь, в силу своей природной особенности, неизбывно утверждая в мире особую модель Бытия с ипостасными ее характеристиками как системой традиционных для русского мира ценностей, а потому ощущая историческую ответственность, выступила с этой значимой инициативой – на базе своего высшего учебного заведения создает факультет религиоведения.
«Экспертный семинар «Религиоведение как наука: основные вопросы методологии» в Синодальном информационном отделе»
– Да, контекст и возможные причины создания факультета более-менее понятны – социокультурная ответственность и попечение Церкви о человеке и мире, в котором она несет свое служение и свидетельствует об Истине. Но все же – почему именно факультет религиоведения? Ведь в Православном институте святого Иоанна Богослова, вошедшем в состав недавно учрежденного Патриархом Российского Православного Университета, уже существует философско-богословский факультет?
– Я уже упоминал о перспективах бытия национальной картины мира как залога стабильности и участия народов в мировой истории.
Быть в мировой истории – дело, казалось бы, нехитрое, но вместе с тем ответственное. Любой портрет достоин восхищения как творческий опыт и вряд ли вызовет отторжение, если будет подобающим образом представлен – вставлен в не диссонирующую с ним по стилю, характеру раму и в соответствующий историко-культурный контекст пейзажа истории человечества.
Но ведь портреты бывают разные – написанные сторонним наблюдателем и автопортреты; написанные пастелью, акварелью, маслом, мозаичные; дружеский шарж и карикатурные – как кому заблагорассудится. Очевидно, что все это – образы. На наш взгляд, важно, чтобы эти образы совпадали в позициях «внутреннее – внешнее», а еще лучше, если бы они были тождественны в своем предметном выражении.
Научить видеть другое, инаковое, и представлять его, свидетельствовать о нем как о себе в тех же категориях и образах; любить другое, с любовью и трепетом относиться к другому – вот что обусловливает наличие диалога как связи, в которой, как достаточном условии, проявляется каждый из равнозначных объектов (кстати, не об этом ли говорит Христос в Своей второй заповеди, которая более первой есть?). Удали из этой связки (связи) хотя бы одну из сторон – что останется?
Ответ «ты сам» с методологической точки зрения неверен, поскольку такой объект окажется невозможным конституировать. Ответ «ничего» также ошибочен, поскольку нарушается принцип достаточности оснований для подобного умозаключения. Остается одно: если хочешь быть ты – дай возможность быть другому. И это – фундаментальное основание Бытия.
Культуры как цивилизации не только выработали это основополагающее понятие/категорию, но и тщательно ее оберегают. Во внутреннем своем мироутверждении таким началом – другим – является метафизическое ядро с его представлением и образом трансцендентного. Во внешнем – культура иного типа или культура с ярко выраженными родо-видовыми отличиями. (В случае допущения мира как одноукладного иным для такого мира будет его трансцендентное с их взаимообусловливающей гносео-праксеологией – мир, а вот от типа трансцендентного будет зависеть и лик – то ли восходящий к аксио-телеологии, то ли ниспадающий в техно-/крато-кратизм).
Слева направо: М.М. Шахнович, В.В. Шмидт, О.Ю. Васильева, А.Б. Зубов, В.Р. Легойда, И.Х. Максутов, В.К. Шохин, М.С. Сеньчукова
Многие ли об этом знают? Не уверен, но многие об этом, исходя из опыта своей жизни, догадываются. Но, как ни странно, об этом мало знать или догадываться. Это – развитие трансценденции бытия и попечения о нем, обеспечение диалога метафизик как диалога культур – должно стать обыденностью, повседневным, как дыхание или утоление жажды. Допущение другого должно стать потребностью, которая пластично, без надрыва, реализуется ежечасно и ежеминутно.
Чтобы это стало обыденностью, нужно научиться владеть хотя бы инструментами этого незатейливого процесса жизни как любви, гармонии и созидания. Вот этот инструментарий исследует и разрабатывает такая наука, как религиоведение, а освоение ее основ придает субъекту жизни не только уверенности в доброделании, но и обеспечивает жизнесозидание в целом.
Как видите, специфика этого отраслевого факультета – в изучении и освоении инструментария межкультурного, межнационального, межрелигиозного диалога как диалога межцивилизационного.
Межотраслевой багаж
Поясню. Религиоведение в ряду иных обществоведческих наук является межотраслевой дисциплиной, которая в рамках религиозно-философских, философских и философско-религиоведческих подходов способна учитывать частноотраслевые результаты и, изучая наиболее общие основания становления культур и развития наций и идей, формулировать и конструировать модели Бытия с соответствующими им гносео-, праксео-, аксио-, телео-логическими основами.
Следствием из этого является фундаментальное влияние религиоведения (системы знаний о религиозном комплексе) на формирование парадигм развития как гуманитарных, так и точно- и естественных отраслей знания.
Объектом религиоведения, в отличие от других обществоведческих наук, выступает религиозный комплекс. Это интегративное образование, элементами которого являются: исторически сложившиеся или возникающие представления о Боге, человеке и их отношениях, включая ритуал и культ; религиозное и нерелигиозное сознание (мировоззрение) и их диалог; религиозная и нерелигиозная деятельность индивида, религиозной группы (организации).
Видите, каким багажом отраслевого науковедения нужно обладать, чтобы быть религиоведом. Очевидно, что специалист в области религиоведения не есть узкопрофильный специалист, как например, специалист-теолог, юрист, психолог, филолог, экономист и даже философ, разделяющий мировоззренческие установки какой-либо из конкретных метафизических систем.
Безусловно, большим подспорьем в освоении этой интересной области жизни человека – отрасли социального бытия имеют уже приобретенные навыки, в том числе и конкретный опыт производства-отправления жизни, и опыт научной деятельности. Такому человеку остается лишь освоить отраслевой предметно-категориальный аппарат, а на основе сформированных гносео-праксеологических моделей – конкретизировать и усовершенствовать методологическую базу.
Новичок же вынужден осваивать азы отрасли, формируя исследовательские навыки и в процессе подражания своим учителям, и в процессе ознакомления с духовными практиками в религиозных традициях, да и вообще в культурных традициях народов, и в личных изысканиях-прорывах в процессе освоения истории мысли. И лишь наработав этот минимальный опыт, он может попытаться задать интерпретацию изучаемому объекту, но очень осторожно. Почему?
Все от того, что человек – это, как Вам удобнее, боговдохновенное или трансцендирующее существо, движимое словом, образом, знаком, чувством, мотивом – движимое и жительствующее плотью в Духе (и в этом еще одна сложность знакомства с нашей отраслью и погружения в нее), а потому нужно суметь найти механизм дистанцирования себя, своего личностного начала, от изучаемого предмета, который в своей энтелехии схож, если вообще не тождественен, с твоей.
Как видите, религиоведом нельзя быть, досконально зная лишь одну родо-видовую религиозную или этнокультурную традицию. Для знания второй – иной как первой, нужно владеть исследовательским инструментарием – научным аппаратом. А вот его-то изучают, им овладевают как раз в этой отрасли – религиоведении.
Также замечу, что общеотраслевой базой в области научного производства выступает конечно же философия, поэтому в религиоведении без нее – никуда, как, собственно, и в любой иной отрасли, если специалист хотя бы что-то желает из себя представлять. Опираясь на философию, как и на данные других отраслей, религиоведение не только систематизирует получаемые данные, но и устанавливает причины их фундаментальных отличий.
Зная последние, религиоведение становится тем «воздухом», без которого отраслевая наука становится бесцельной и бессмысленной в части составного элемента социального бытия; той «волшебной палочкой», без которой не может состояться мир среди нетождественного и несводимого в рамках цивилизационного взаимодействия, и той «дирижерской палочкой», которой мир управляется в исполнение симфонии или какофонии.
Извините за, возможно, неумеренное использование образов и метафор. Думаю, без них не обойтись – иначе все будет как-то сухо и, наверное, малопонятно.
Кому нужны религиоведы?
– Кого будет готовить факультет религиоведения и кому сегодня нужны религиоведы? Есть ли реальное практическое применение сегодня у будущих выпускников – или как в большинстве случаев – религиоведение – гуманитарная специальность, по которой почти никто не работает.
– Многоаспектный вопрос!
— Да, мы все как-то говорим о религиоведении да о религиоведении. И это, наверное, правильно, учитывая его системообразующий фактор. На деле же официальное название нашего факультета – факультет религиоведения, этнокультурологии и регионалистики. Так что в перспективе он будет выпускать не только специалистов-религиоведов, но и культурологов-этнологов, и регионоведов (если позволите, я не буду останавливаться на всех смежных отраслях, по которым будет вестись специализация и профилезация; поверьте – их немало), религиоведческая подготовка которых будет качественно их отличать от коллег по цеху.
Ну а в будущем – время все расставит на свои места. Сейчас же главное – постараться в системе подготовки студента выдержать принцип интегративного начала, который есть база для любой системы, в том числе и профессиональной подготовки.
Вы интересуетесь востребованностью специалистов – выпускников факультета с религиоведческой подготовкой.
Отвечу на этот вопрос, обратив внимание лишь на несколько аспектов.
Во-первых, с учетом введения в образовательных учреждениях страны дисциплин религиоведческого профиля, религиоведов-педагогов нужно будет много. Пока ни я, ни мои коллеги не представляем, как можно даже в среднесрочной перспективе удовлетворить растущую потребность в таких специалистах. Ведь сеть религиоведческих центров страны – выпускающих кафедр религиоведения – очень слабая и, к сожалению, она продолжает неумолимо сокращаться.
Во-вторых, с учетом все возрастающей социальной аномии, социокультурной и этнополитической конфликтогенности не менее сложной видится и проблема повышения квалификации и переподготовки кадров, отвечающих за взаимодействие органов власти с религиозными объединениями. Квалифицированных специалистов в данной области уже сегодня требуется немало, не говоря о практически 100%-ной неквалифицированности в области религиоведения тех, кто ныне обеспечивает данное направление в органах управления. (Замечу: религиозно-мировоззренческая самоидентификация человека никакого отношения к тому, что называется «квалифицированность специалиста в области религиоведения», не имеет, и даже наоборот – как только человек заявляет о себе как «религиозном» специалисте, он потенциально опасен. Трудовые отношения в своей основе – отношения не мировоззренческо-аксиологические, а теоретико-методологические и праксеологические. Мировоззренческая же и аксеологическая их компонента проявляется лишь на уровне мотивов к действию).
В-третьих, ускоряющиеся процессы глобализации стимулируют развитие диалога уже не только на высоком политическом уровне, но и на уровнях экономических, технологических, социокультурных и тому подобных отношений. Задам риторический вопрос: на уровне хотя бы организации переговорного процесса специалисты с какой отраслевой подготовкой будут востребованы как более эффективные?
Очевидно, в-четвертых, что религиоведческие знания, кроме всего прочего, и в личной жизни человека, безусловно, будут значительным ресурсом, качественно выделяя его в ряду коллег.
Ну и последнее – пятое – в этом ряду, о чем нельзя не сказать.
Уже почти 20 лет своей новейшей истории российское общество ищет самотождественности и никак не может определиться, воскрешая в своей памяти то одно, то другое – и все не к чаемой утешительной пользе. Миру даже был явлен проникновенно-загадочный «русский мир» с его широким добродушием. Все это – естественный процесс становления, как и то, что на сей счет ведутся жаркие дискуссии, поступательно обостряющие проблему гипертекста культуры, который – так сложилось исторически, со времен митрополита Макария, Патриарха Никона и митрополита Московского Филарета – оказался недоформированным. Об этой проблеме мне приходилось неоднократно высказываться, в том числе и в статье «От 60-летия “ВФ” к 80-летию “ИФ”: (“Патрология Россика”: к обоснованию проекта и перспективах метафизического бытия “русского мира”)», опубликованной в «Вопросах религии и религиоведения» (Вып. I: Антология отечественного религиоведения. Часть IV. М., 2009).
Так что русскому миру в ближайшей перспективе придется решать эту проблему – сформировать качественный гипертекст культуры, в арсенал которой на национальном языке войдет то наследие, на котором взрастала современная цивилизация и неотъемлемой частью которой считает себя Россия. В связи с этим становится очевидным, что при организации данных работ «застрельщиками» и основными исполнителями в ряду специалистов-гуманитариев окажутся религиоведы.
То, что этот период не за горами – также очевидно, поскольку и ВПК, и нано-, и технопарки уже получили свою долю институционально-финансовой поддержки. Дело остается за малым – гуманитарной областью, без которой всякий портрет остается без головы, конкретнее – безликим. Да и период непросвещенности и интеллектуальной юности рано или поздно заканчивать придется, а то ведь за столом средь седовласых цивилизаций выглядеть моложаво – все равно что быть на посылках.
Научный а-теизм?
– Религиоведение и идеология: весь советский период религиоведение было, по меньшей мере, атеистическим или, по крайней мере, демонстративно отстраненным от любого вероисповедания. Как сейчас обстоит дело?
– Вопрос замысловатый, хотя общее его настроение и подтекст улавливаю.
В начале нашего разговора промелькнула мысль – не утомляю ли и Вас, и потенциальных читателей – ну кто все это выдержит слушать и читать. Теперь понимаю – нет, не переусердствовал, поскольку могу апеллировать к сказанному – к той части, где рассуждали о мировоззренческо-доктринальных установках.
Итак, предметно-категориальный аппарат, то есть аппарат науки, который есть инструмент познания, не может определяться дополнительным к видовому признаку «научный» еще неким дополнительным – атеистический, религиозный или еще какой-то, как, собственно, и дополнительными к родовым признакам, задающим возможность инструменту существовать: фундаментальный – быть, то есть наличествовать, а второй по функции – «направленности на» с целью получения образа объекта – его предмета (по результату действия – познанию – происходит его именование – «инструмент познания»).
С точки зрения философии и методологии науки инструмент познания не может быть ни теистическим, ни атеистическим. Этого не может быть, потому что к тому нет достаточных оснований. Как-то в дискуссии с целью, наконец-то, преодолеть трудности непросвещенности, воспользовался конкретным объекто-образом: «…помилуйте, не может ложка или сахар быть атеистическими», кошерными – да, но не атеистическими. В науке, в научном мировоззрении подобного рода вопросы не стоят и быть поставлены не могут, в отличие от мировоззрения обыденного, живущего не в категориях, а в образах. А потому и название имеет соответствующее – мышление конкретно-образное, а мировоззрение обыденное. На том и остановимся.
Не бывает атеистической или конфессиональной науки, как невозможен «методологический атеизм» или «методологический теизм». Хотя грамматически такие выражения существуют, как и бытует в культуре образ «…крокодил солнце красно проглотил», отсылающий к практике детского неопытного, так называемого мифологического сознания. Чтобы покончить с подобной несуразицей, нужно изучать логику и гносеологию (теорию познания). Вот и все.
Если говорить об атеистическом мировоззрении и атеистических концептах и моделях Бытия, так в истории человечества они не новость – их множество и на Востоке, и на Западе. Как подобное явление стало реальностью нашей истории? Специфика культуры ассимиляционного типа, активно заимствующей и внедряющей все и вся практически «бесразсудно»; ладно бы безрассудно, так еще и со «звериным усердием»…
Невозможно здесь вдаваться в детали, а потому кратко. В период расцвета русского Средневековья, идя семимильными шагами в своем развитии, Русь «прорубила» известное окно в Европу, особенным образом заимствуя идеи Гуманизма и Просвещения, с которыми восприняла и бинарную систему Бытия. Дуализм (ratio) Декарта причудливым образом заместивший тринитарную модель, сыграл с миром злую шутку: модель познания стала виртуалом, или, как бы сказали теперь, симулякром классической – теоцентричной – модели Бытия.
Закончился тео- и начался антропо-центризм – началось Новое время, на смену которому пришло Новейшее, провозвестником которого стала философия жизни с ее функциократизмом, скатившимся к крато-центризму. И если в Европе все эти процессы – плод опытной жизни и замысловатых монастырских, университетских штудий, то в России – административного волюнтаризма.
Поскольку в рамках насажденной в России в начале ХХ века мировоззренческой парадигмы, чуждой национальному укладу, которая была скорее политической идеологией, нежели мировоззрением, обеспечивалась жесточайшая идеолого-методологическая цензура, удалось сформировать значительный массив литературы – и научной, и художественной, и научно-популярной, исполненной по большей части в логике соцдетерминизма и вульгарного материализма.
Давайте быть последовательными и не мешать все в кучу. Одно дело – марксистско-ленинская идеология с ее соцдетерминистским укладом, дуальной (манихейской) моделью Бытия и бинарной (картезианской) моделью познания, в рамках которых были сформированы оригинальные системы научного производства, давшие миру конкретноотраслевое достоверное знание и, безусловно, обогатившие ее опытом аутентичного производства, соответствующего данным моделям. И этой ценности умалить невозможно, как и предосудительно отвергать, не учитывать этот опыт. Замечу: этот опыт – история нашей родовой жизни. Безумен тот, кто плюет в свою историю, ибо не имеет будущего.
Другое дело – опыт использования результатов. В данном аспекте мы обязаны говорить о тех издержках – последствиях того, когда формы социального бытия подвергаются идеологизации и политизации, проникаются идеологемами и политической конъюнктурой. Да, подобные явления можно считать издержками социально-политического производства. Но их результаты с гуманистических позиций ужасающи и кроме как социокультурной, этнокультурной катастрофой квалифицировать их невозможно. Нужно ли знать, нужно ли памятовать о такого рада издержках при политико-идеологическом прогнозировании и экспериментировании? На наш взгляд – безусловно.
Не может быть конфессионально ориентированного сознания
– Возможно ли конфессионально ориентированное религиоведение? Как быть с религиоведением в православном вузе – ведь исследователи могут быть пристрастны.
– Как и предыдущий комплекс вопросов, эти, на мой взгляд, также являются следствием тех издержек, которые все еще не может преодолеть наше общественное сознание. Слишком глубоко влияние бытовавших в нашей недалекой истории идеологем, рудименты которых укоренены в нашем укладе и. как следствие, – сознании. От них не нужно отмахиваться, их нужно проговаривать вновь и заново, корректно расставляя смысловые акценты и предлагая логико-операциональные связи, соответствующие иконичной картине мира или, как принято говорить нынче, – «русского мира».
Повторюсь – нет и не может быть конфессионально ориентированной науки; религиоведение в этом смысле исключением не является.
И еще в дополнение: не может быть и конфессионально ориентированного сознания, которое атрибутируется признаками, обусловленными способом и уровнем мышления, – системности и научности (предметности, категориальности – т.е. абстрактности) или эклектичности и мифологичности (чувственной образности, синкретичности – т.е. неабстрагированной конкретности). Смотрите, как всё просто. Так что понятие «религиозное сознание» – некорректное словоупотребление, хотя и является устоявшимся; оно указывает на разделяемую человеком систему взглядов на проблему Бытия, то есть речь идет о религиозном мировоззрении или, по-старорусски – умонастроении.
А вот мировоззрение, как структурно организованное сознание, в своем бытии имеет несколько уровней – обыденный и научный. И если быть методологически последовательным, очевиден вывод – религиозное сознание может быть научным, как бы усердно не дискутировали эти проблему. Предлагаю в данном вопросе более не выступать в роли Дон Кихота – мнить себе чудовищ вместо мельниц, а потом гоняться за ними; и без того у каждого в голове полно проблем – хватило бы жизни с ними разобраться…
Так что с религиоведением в православном вузе будет довольно просто – оно легко интегрируется в систему, обогащая своим ресурсом, ну а практика религиозной жизни и душепопечения, уверен, позволит нивелировать издержки неофитства в не достигших еще ступени системного мышления (мы о них, кстати, упоминали выше, рассуждая о случающихся трудностях при освоении этой предметной области).
Проблемы и перспективы
– Какие проблемы в религиоведении сейчас наиболее актуальны?
– Как и в любой живой и активно развивающейся отрасли, тем более отрасли академической, их много. Остановлюсь лишь на проблемах системного, на наш взгляд, характера.
Система религиоведческого образования в России оставляет желать лучшей участи – на сегодня она недостаточна и требует последовательно развития как на уровне вузовской науки, так и структур Академии наук.
Не менее важным остается вопрос кадрового обеспечения, поскольку процесс воспроизводства и закрепления кадров в научных центрах сейчас провален. Проблема точки невозврата если еще не наступила, то вот она – мы уже с трудом даже в столичных городах формируем отраслевые диссертационные советы. Но эта проблема всей российской науки как отрасли хозяйства.
Рад тому, что удалось закончить всякие пересуды о наследии отечественного религиоведения и его качественном уровне. Реализация большого академического проекта «Антологии отечественного религиоведения» в «Вопросах религии и религиоведения» – за два с половиной года Российская академия государственной службы при Президенте РФ совместно с коллегами из религиоведческих центров России и ближнего зарубежья выпустили 11 томов (все эти материалы находятся в свободном доступе на сайте кафедры государственно-конфессиональных отношений РАГС – religio.rags.ru), – ответ злопыхателям в сторону российского религиоведения; и эта работа по систематизации накопленного знания еще не завершена.
Еще недавно активно обсуждалась проблема распыленности и неотчетливости российского религиоведческого пространства. Но и здесь особых проблем нет, поскольку за прошедшие 20 лет ведущие центры академического религиоведения конкретизировали сферу и предметное поле своих исследований, определялись с системой подходов и методологической базой.
На сегодня можно констатировать, что российское религиоведение способно и активно конкурировать, а по отдельным вопросам, например, методологическим и философии религии, задавать тон среди национальных школ религиоведения на дискуссионных площадках мира, и структурно самоорганизовано – в июне 2011 года на Второй конференции Российского сообщества преподавателей религиоведения была возобновлена деятельность «Ассоциация российских религиоведческих центров», которая входит в Международную ассоциацию истории религии (IAHR).
– Не кажется ли Вам, что религиоведение стало «кабинетной» наукой?
– Некоторая сосредоточенность на себе и проблемах развития отрасли была очевидна некоторое время назад. Это было связано с социокультурными процессами последнего периода, о чем я упоминал выше. Впечатление о «кабинетности» создается еще и потому, что о проблемах религиоведения в обществе – состоянии и динамике религиозности, религиозных правах и свободах, религиозном и религиоведческом образовании – судят все, кому не лень. Это ведь темы с актуально-политическим окрасом, «жареные» и во многом провокационно-рейтинговые. Ну как не поговорить о духовном – ведь все ж причастны. Вот и судят-недосудят-пересудят… Ну и как понять непосвященному – кто где, и кто из них специалист? А если еще и священник тут же… Ведь для общественного сознания он – самый что ни есть религио-вед.
Вот представьте: кто-то представляет себя врачом, инженером-строителем, архитектором, священнослужителем, например, и захотел попрактиковать, не имея соответствующей квалификации и санкции. Вынужден вновь задать риторический вопрос – «как Вы думаете, какая реакция на это будет у общества и профессиональных сообществ, какие институциональные санкции к таким самозванцам будут применены?» – ответ очевиден.
Так и здесь – всё очевидно. Религиоведческая сфера с ее специфическими межинституциональными, государственно-религиозными, межнациональными и этнокультурными отношениями крайне чувствительна и требует к себе деликатного отношения и аккуратного обращения. На недавней конференции в Институте Европы РАН «Религиозный фактор в социально-политической жизни современной России (преодоление нетерпимости и экстремистских тенденций)» пришлось даже обратить внимание сообщества на данную проблему. Безусловно, религиоведы благодарны коллегам-отраслевикам за живой интерес и разработку конкретных проблем религиоведения – за их реальный значительный вклад.
Но если и дальше будет продолжаться подобная нынешней вакханалия, когда каждый готов забредать в кажущуюся ему по каким-то причинам привлекательной отрасль, не учитывая ее научный аппарат и традиции, вбрасывать в мировоззренчески сложно функционирующее поле свои идеи-сентенции без должной экспертизы и научно-отраслевого оформления, такие действия кроме как идеологическим (идейно-политиканским) экстремизмом назвать будет невозможно. Напомню известную формулу: ригоризм + радикализм = экстремизм. Вот и думайте, что со всем этим делать.
Почему же так случилось, что религиоведение при этом воспринимается кабинетной наукой? Думаю, этот вопрос скорее нужно адресовать к сотрудникам СМИ и РR, которые то ли сознательно, то ли от недальновидности и чрезмерной загруженности не дают себе отчет в последствиях пропаганды неквалифицированных и некомпетентных мнений, даже если они произносятся узнаваемыми лицами. Ощущение, что политиканством проникнуто всё и вся. В данном случае мне лишь остается напомнить об издержках и их последствиях, речь о которых шла выше…
– Каковы приоритетные задачи факультета?
– Спасибо за этот вопрос, во многом коварный. Ведь в начале деятельности нужно заявить о том, что будет – взять на себя ответственность за обеспечение заявленного в условиях, когда ресурсные базы пока отсутствуют, а потребность общества велика.
Ну что ж – дерзнем просить о всемерной поддержке этого большого проекта, который для современной России является беспрецедентным даже с точки своего институционального оформления – факультета.
Итак, факультет религиоведения, этнокультурологии и регионалистики создан в ПИ-РПУ святого Иоанна Богослова по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла.
Осознавая специфику вуза и актуализируемых процессами общественного развития задач, о чем мы уже говорили, были утверждены основоположения, которых в своей деятельности будет придерживаться факультет.
Наши принципы базируются на убежденности в приоритете гуманитарных знаний в структуре общественного воспроизводства и преемственной разработки актуальных проблем в их развитии на основе тринитарной модели Бытия как наиболее совершенной из известных, а иных – как частных её случаев; а также из понимания религиоведения как межотраслевой дисциплины в ряду иных обществоведческих наук, в рамках религиозно-философских, философских и философско-религиоведческих подходов способной учитывать частноотраслевые результаты, и, изучая наиболее общие основания становления культур и развития наций и идей, формулировать и конструировать модели Бытия с соответствующими им гносео-, праксео-, аксео-, телео-логическими основами, и, как следствие, оказывать фундаментальное влияние на формирование парадигм развития как гуманитарных, так и точно- и естественных отраслей знания. При этом мы рассматриваем религиоведение как инструмент с достаточным основанием для обеспечения цивилизационного диалога как диалога этнокультурных, религиозных и нерелигиозных картин мира (идеологий).
Сейчас будет невозможно описать весь комплекс стоящих перед нами задач. Из наиболее важных я бы выделил изучение и разработку актуальных проблем религиоведения и функционирования религии в обществе, развития национальных культур и этнополитики, регионалистики и межинституционального взаимодействия, включая:
– историю и современное положение религий, религиозных групп в России и мире; историю и современное положения этносов и национальных культур в регионе;
– философию, антропологию, психологию и социологию религии, религиозно-философские и аксиологические системы;
– религиозно-аксиологические комплексы и идеологии, социально-политические учения в системе социальной, демографической и национальной политики государств(а), социально-политических объединений и организаций;
– опыт государственно-религиозных и национальных отношений и государственной национальной, культурной, вероисповедной политики в Российском государстве, а также международный опыт государственно-религиозных отношений и поддержки традиционных (национальных) культур;
– философско-методологические проблемы изучения религии(й), культов, идеологии и пропаганды, включая исследования сущности, проявлений и роли критического восприятия религии на обыденном и теоретическом уровнях сознания в истории человечества, в том числе в России; межрелигиозного, межнационального и этнокультурного взаимодействия;
– опыт (формы, механизмы, инструменты) противодействия деструктивным культам и социально-политическим экстремистским движениям в аспектах гармонизации межнациональных и межрелигиозных отношений и обеспечения социальной консолидации и национальной безопасности;
– разработку методологических и научно-теоретических основ в решении таких программных задач как развитие и укрепление российской гражданской нации;
– Масштабные задачи. А как отразится на жизни вуза создание факультета уже 1 сентября грядущего нового учебного года?
– Уже сегодня осуществляется прием в вуз на программы бакалавриата и магистратуры по религиоведению. Открыта и программа послевузовского профессионального образования по научной специальности «Философия религии и религиоведение». Так что сейчас мы заняты подготовкой к новому во всех отношениях учебному году.
Открытие аспирантуры в этом году многое изменило. Вкупе с созданием факультета это позволяет четко определить не только вектор развития специальности, но и всего вуза, как одного из ведущих учебных заведений Русской Православной Церкви.
– Вызовы и опасности – чего вы боитесь как декан нового факультета?
– Трудно сказать – да и что говорить – жизнь покажет. Нужно начинать дело и свершить порученное. Предлагаю вернуться к этому вопросу, когда будет возможность обсуждать первые промежуточные результаты работы факультета.
СПРАВКА:
Шмидт Вильям Владимирович,
Советник Российской Федерации 1 кл., доктор философских наук, почетный научный сотрудник Отделения религиоведения Института философии им. Г. Сковороды Национальной Академии наук Украины;
заместитель по научной работе заведующего кафедрой государственно-конфессиональных отношений Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации, профессор кафедры дипломатии Дипломатической академии МИД России;
заместитель главного редактора журнала «Государство, религия, Церковь в России и за рубежом» — секретарь-координатор советов Редакции;
руководитель научно-издательского проекта «Антология отечественного религиоведения»;
координатор проекта по созданию международной неправительственной организации «Евразийская континентальная ассоциация национальных центров религиоведческих и этнокультурных исследований»
Читайте также: