Мы описывали до 200 исследований в сутки
— За время пандемии что было самое жуткое, что вам приходилось видеть?
— Сейчас работаю в ковидарии и, когда вижу, что у человека практически не осталось легочной ткани, поражение легких достигает девяноста процентов, а то и ста, прекрасно понимаю, что человек находится на грани жизни и смерти. Это тяжело.
— Какие случаи из личной практики запомнились больше всего?
— Я тогда работал в амбулаторном КТ-центре. Привезли мужчину на скорой. Он работал охранником в офисе. На выходных там никого не было, а когда сотрудники пришли на работу в понедельник, начали говорить о жутком запахе в офисе.
По каким-то причинам в аквариуме умерли рыбки. Охранник ничего не почувствовал. Пришел домой, рассказал жене. А она медсестра и уже знала симптомы новой инфекции. Вызвала бригаду медиков.
Кроме потери обоняния у мужчины никаких симптомов не было, ну, может быть, несильный кашель, а результаты исследования показали довольно сильное поражение легких. Симптомы в виде температуры и одышки появились позже — уже в стационаре.
Владимир Барышов на работе в госпитале
Вообще, когда рентгенологи в Москве столкнулись с диагностикой COVID-пневмонии, было непросто. Коллеги прошли ускоренные курсы по КТ-диагностике заболеваний органов грудной клетки. Им пришлось быстро адаптироваться. Даже опытные врачи знали, как описать снимок, но не могли понять, можно ли конкретно эти изменения трактовать как COVID-19.
Основным признаком вирусного поражения легких при ковиде на КТ считался эффект «матового стекла», но, кроме этого, встречались небольших размеров уплотнения и многие другие нетипичные проявления вирусного поражения легких. Со временем все это мы научились правильно интерпретировать.
— С чем вам лично пришлось столкнуться, какие сложности определил для вас ковид в самом начале пандемии?
— В начале апреля я заведовал отделением лучевой диагностики городской поликлиники №68. За сутки мы переоборудовали большое здание центральной поликлиники под амбулаторный компьютерно-томографический центр диагностики.
Я должен был организовать работу отделения в новых условиях и сформировать пять бригад. В одну из них вошел сам и контролировал бесперебойную работу каждой.
До пандемии врачи-рентгенологи работали по привычному графику, но возникла необходимость перестроиться, работать по 12 часов или сутками, носить СИЗы, соблюдать санитарные правила, проходить через шлюз в «красную» зону. Это было непривычно и тяжело.
К тому моменту уже были выпущены методические рекомендации, информация обновлялась, нам только практики не хватало. Но наработали мы ее быстро. Если раньше врач-рентгенолог описывал от 20 до 40 исследований в сутки, то некоторые врачи в начале пандемии описывали рекордные количества — до 200 исследований за это же время.
На рабочем месте в госпитале
Зачем рентгену двойное чтение
— Вам когда-нибудь удавалось выявить на рентгене то, чего не увидел другой специалист?
— Конечно. Такое случается не только у меня, но и у других врачей-рентгенологов. Вот устал врач, например. Он может чего-то не заметить. Крайне редко, но такое случается. Поэтому на профилактических исследованиях организовано второе чтение результатов.
Свежим взглядом врач может увидеть то, что не увидел коллега, который первым читал диагностическое исследование. Эта практика эффективна. Она широко применяется как у нас в стране, так и за рубежом.
— Какой нужен опыт рентгенологу, чтобы читать снимки максимально точно?
— Считается, что опытным рентгенолог становится после 10 лет практики. Он уже видел много нестандартных случаев и ситуаций, хорошо ориентируется в дифференциальной диагностике, других важных моментах.
— Некоторые люди боятся рентгена, опасаются получить лишнюю дозу радиации. Оправданы страхи?
— Риски преувеличены, бояться не стоит. Все научные работы на этот счет говорят о том, что медицинское использование рентгеновского оборудования практически безопасно. Но применяться оно должно исключительно по показаниям лечащего врача.
Сам пациент не должен себе его назначать. Если рентген необходим для выявления патологий, то лечащий врач его назначит. У профилактических исследований есть периодичность. Флюорография — раз в год, маммография — раз в два года. Низкодозовую профилактическую КТ тоже назначает врач. Это зависит от изменений, выявленных на предыдущих исследованиях КТ, и от группы риска, к которой относится пациент.
С детьми то же самое. Но им не показаны профилактические исследования. Профилактическую флюорографию в первый раз делают в 15 лет.
Как меня «заразили» рентгенологией
— Искусственный интеллект в современной диагностике — насколько он важен и чем полезен?
— Врач описывает исследование, и в этом деле у него есть помощник — искусственный интеллект, который формирует краткий протокол. Он отображает изображение на мониторе, отмечает теми или иными индикаторами патологические изменения. Врачу пришлось бы их искать дольше.
Автоматические измерения могут показывать, как изменился диаметр сосудов, фиксируют объем поражения легочной ткани и многое другое. Все это раньше врач рассчитывал примерно, определял на глаз либо измерял инструментами вручную, пересчитывал на калькуляторе.
Еще одна технология, которая формируется на основе искусственного интеллекта — голосовой набор текста. Все больше она внедряется во врачебную практику.
Но принятие решений в любом случае остается за врачом. Он несет ответственность за свое заключение. Думаю, что пока вряд ли искусственный интеллект заменит врача. По крайней мере, в ближайшие 10–15 лет такого точно не произойдет. Мало кто предполагал 20 лет назад, что у нас в карманах будут суперкомпьютеры, которые позволят связаться с любым человеком на любом конце земли.
Я не знал, что будет так упрощена работа врача-рентгенолога, и даже не думал об этом. Рентгенологом-то я стал по стечению обстоятельств.
Владимир Барышов
— То есть это не ваш выбор в студенчестве?
— В институте выбрал военную кафедру и специализацию врача общей практики. Когда закончил вуз, служил начальником медицинской службы в войсковой части Главного ракетно-артиллерийского управления Вооруженных Сил.
Мы регулярно проводили профилактические обследования личного состава. Врач-рентгенолог, подполковник Виктор Васильевич Щербак был человек, увлеченный своим делом. Он показал мне, как работает аппарат, рассказал о профессии и «заразил» меня рентгенологией. А потом сказал: «Володя, тебе надо быть рентгенологом. Посмотри, какая это замечательная профессия!» Я загорелся, начал читать книги по рентгенологии, прошел переподготовку в Военно-медицинской академии.
Смотришь на свои легкие, а их — 50 процентов
— Осенью 2020 года вы сами переболели ковидом. Удалось восстановиться?
— Я очень тяжело перенес ковид. Сильно страдал от постковидного синдрома. Он продолжает оказывать на меня воздействие и сейчас, но уже в меньшей степени.
Какие жалобы? Явных и сильных нет, но я постоянно ощущаю нехватку энергии. Сразу после выписки эти приступы были чаще и более выражены. Сейчас иногда ловлю себя на мысли, что я чего-то не в силах делать. Раньше такого не было.
Допустим, распланировал свой рабочий день, а к его середине или уже под конец понимаю, что просто нет сил. Астения (нервно-психическая слабость, синдром хронической усталости. — Примеч. ред.) — яркое проявление постковидного синдрома. Я уже не говорю про частые головные боли. Они тоже сейчас стали реже, но все же присутствуют.
Бессонницу благополучно преодолел, но не обошлось без специалистов. Принимал препараты. Не нужно считать, что последствия ковида — ерунда.
Должно пройти примерно минимум полгода с момента выписки, чтобы восстановиться полностью.
Но я не уверен, что это будет так. Это прогнозы — мои и врача.
Бывает так, что человек выходит на работу и вдруг понимает, что лечение не закончено и он далеко не со всеми проблемами разобрался. Вынужден брать больничный или внеочередной отпуск, чтобы прийти в себя окончательно.
— Как вы считаете, специалисты сегодня готовы работать с постковидными проявлениями?
— Когда ковид начинался, многие врачи просто не знали ни о его течении, ни о последствиях. Не было научных исследований, другой информации.
Сейчас психиатры знают, как работать с постковидной депрессией, неврологи — с проявлениями различных осложнений со стороны нервной системы. Другие специалисты по своим направлениям тоже немало узнали о лечении последствий коронавирусной инфекции.
— Когда врач-рентгенолог смотрит на свои легкие, что он видит? Стал ли пережитый опыт в чем-то полезным в профессиональном плане?
— Вряд ли я узнал больше или стал глубже в этом разбираться. Тут другое. Когда болеешь, смотришь на свои снимки, склонен к переоценке ситуации, в чем-то — к гипердиагностике. Эмоционально сложнее воспринимать эти «картинки» и понимать, что это — твои легкие, и что их 50 процентов уже не функционируют. Не могу сказать, что это дает какой-то плюс.
Многое изменилось в моей жизни с ковидом, но я не могу быть ему благодарным и воспринимать все происходящее как некую ценность. Слишком высокая цена. Очень много смертей в госпиталях и даже среди моих знакомых.
Я был без сил и ушел в никуда
— После ковида вы приняли решение оставить руководящую должность. Как вы это пережили?
— После работы в городской поликлинике №68 я возглавил Московский референс-центр лучевой диагностики.
Когда после больничного и реабилитации вышел на работу, понял, что моего ресурса ни на что не хватает — нет энергии, сил, концентрации внимания, снижены когнитивные способности. Две недели пытался с этим бороться. Времени хватило, чтобы понять: это нечестно по отношению к людям, которые со мной в команде. Проект серьезный, важный, амбициозный.
Руководящая позиция требует вовлеченности 24 на 7, огромных психоэмоциональных ресурсов.
Пришел к своему руководителю и сказал: «Извините, но признаюсь честно: на данный момент не способен продолжать работу». И ушел в никуда.
Как восприняли эту новость в моем окружении? Многие друзья и коллеги сказали: «Да ты что, такая должность… Как же так? Давай, собери волю в кулак! Ты можешь, у тебя семья! Ты должен расти». Но уговоры на меня не подействовали, я трезво оценил ситуацию.
Жена и дочь поддержали. Супруга спросила, конечно, и про амбиции, и про карьеру, и про то, что, наверное, мне сложно будет. Но когда я сказал, что мне при этом выборе отлично, ответила: «Ну, раз хорошо тебе, значит, хорошо и нам».
Если скажу, что решение было простым — это не так. Вы не представляете, как тяжело это далось. Коллеги, родственники, друзья, знакомые, вероятно, расценили мой выбор как гигантский шаг назад.
Кто-то назовет это откатом в профессии, но, чтобы осмотреться и многое понять, мне нужно было хорошо подумать и сделать выбор, о котором я не жалею. После трехнедельного отдыха я решил вернуться в практику. Госпиталь на ВДНХ — место, где мне сейчас очень комфортно.
Удивляет, насколько правильно здесь устроены процессы. Практически в чистом поле, в пустом павильоне удалось организовать все так, чтобы работало без сбоев. Для врачей и для пациентов созданы прекрасные условия.
Отметил для себя, что именно в таких, полувоенных обстоятельствах отношения в коллективе складываются более дружные, чем в мирное время. В госпитале работают специалисты из Москвы, Московской области, других регионов. Они из разной социокультурной среды, но стали единым организмом. Это вызывает восхищение, впечатляет.
Работа врачом-рентгенологом приносит несказанное удовольствие, много читаю профессиональной литературы, пополняю свой профессиональный багаж.
Владимир Барышов на рабочем месте в госпитале
Может быть, когда восстановлюсь полностью, вернусь к теме карьеры и деятельности руководителя.
— А еще вы ушли из соцсетей — почему? И как вам без них живется?
— Прекрасно живется. Лишний информационный поток мне не нужен, особенно сейчас. Мне и ранее врач рекомендовал сделать это, но я не решался.
На самом деле мы переоцениваем значимость соцсетей. Отказался я от них не так давно — с месяц, но эффект очевиден. Появилось больше времени на другие дела, семью, прогулки, чтение книг в бумажном варианте и на живое общение, наконец.
Мы же перестали общаться. Вот как мы с вами сейчас сидим — большая редкость сегодня.
Никогда ничто не заменит ощущения, когда видишь реакцию человека, его глаза, мимику, жесты. А мы часто не слышим, что нам говорят, или интерпретируем по-своему. Это делает получение информации скуднее. Сложно считать с человека эмоции, увидеть его реакцию на сказанное, когда ты видишь только сообщение текстом или голосом.
Решиться на это было непросто. Мы очень плотно привязаны к соцсетям. Другу сегодня проще написать, чем позвонить. Жизнь сейчас сконцентрирована в соцсетях, там и профессиональные сообщества, и клубы по интересам. Сложно все это оставить. Нельзя сказать, что раз — и все стало сразу привычным. Но сейчас я понимаю, как много лишнего вбирал в себя.
Посмотрел документальный фильм «Социальная дилемма», и у меня не осталось сомнений. Могу предположить, что люди придут к этому со временем и не будут так зависимы от социальных сетей.
Рыдал от счастья на финише
— Владимир Иванович, вы еще и марафонец. Как ковид повлиял на эту часть вашей жизни?
— Когда вышел из больницы, с трудом делал банальные шаги. То, что нормальному человеку кажется естественным, мне стоило неимоверных усилий. Обычная чистка зубов — тоже. После этого 10 минут лежал, чтобы просто прийти в себя.
Я привык к физическим нагрузкам, более того, они приносили радость. Расстраивало, когда выходил на тренировку после лечения в больнице, пробегал 100 метров и возвращался домой чуть ли не в слезах. Понимал, что не могу бежать.
Каждый год я пробегал по несколько марафонов на время, достиг определенного уровня, общался в кругах единомышленников, и сейчас, ровно так же, как на работе, пришлось сказать: «Ребята, я вынужден ваш круг покинуть, потому что не могу». И это «не могу» стояло на каждом шагу.
На пробежке
— Хотите бросить и бег тоже?
— Конечно, нет. Я уже шесть лет бегаю. Сейчас постепенно наращиваю объемы тренировок. Снова запустил программу подготовки к марафону. Планирую бежать его в сентябре 2021 года.
Весь прошлый год готовился к сентябрю 2020-го, но именно в этот момент оказался в больнице с ковидом. Смотрел на YouTube, как мои друзья штурмовали московский марафон. Я и радовался за них, и переживал — они молодцы, могут бежать, а я лежу. Но мне тогда не то что бежать, до туалета дойти тяжело было.
— Свой первый марафон вы пробежали за 3 часа 56 минут, потом тренер вдохновил на улучшение результата. Сегодня, когда все резко поменялось, какую ставите для себя задачу?
— Просто выйти на марафон. Возможно, пробегу его гораздо хуже, чем первый.
Любители бега используют в тренировках спортивные часы, в них встроено немало полезных функций, в том числе так называемый «running index». Эта программа показывает твой приблизительный результат согласно показателям текущих тренировок. И пока эти цифры просто ужасающие. Организм далек от формы, в которой был до болезни.
Мой рекорд в марафоне — 3 часа 28 минут, я готовился к результату 3 часа 15 минут, и мой «running index» до болезни показывал, что это возможно. В результате сейчас — 4 часа 50 минут. Я так никогда марафон не бегал.
— И это еще одна ситуация, которую нужно принять?
— Конечно. Иногда хочется бежать быстрее, тренироваться дольше, но я все время вынужден останавливать себя. Пользуюсь специальной программой, которая формирует тренировочный план, исходя из показателей пульса и других параметров.
Эти программы основаны на научных данных для того, чтобы не повредить здоровью спортсмена-любителя.
Всем, кто перенес ковид, важно понять самый главный принцип восстановления — постепенность во всем.
Сегодня ты прошел километр, завтра — полтора, послезавтра — два. Как только пульс превышает определенные значения, перехожу на шаг.
— Если марафонский бег сравнить с жизнью, какие параллели можно провести?
— Марафон позволяет терпеть и учит преодолевать трудности вдолгую. Это важный фактор. Наша психика устроена так, что хочется быстро получить хороший результат, желательно сразу после усилия. А все крупные проекты — это долгий, напряженный труд, преодоление себя.
Марафон в психологическом плане позволяет человеку привыкнуть к тому, что он должен отложить получение результата. Трудиться долго всегда неприятно для нашей психики. Но это позволяет получить больше удовлетворенности.
Многие марафонцы бегут 42 километра и больше, чтобы на финише испытать эйфорию. Организм благодарит эндорфинами, человек испытывает небывалый эмоциональный подъем, вплоть до слез.
— Не представляю. Вы такое переживали?
— Конечно! Я рыдал от счастья на финише во время первого марафона. Последующие уже не так сильно впечатлили, но ощущения все равно не сравнимые ни с чем.
Я хочу снова к этому вернуться.