Мастерскую «Журавли» организовала Мария Гончарова, которая сама несколько лет назад окончила иконописную школу и полностью изменила свою жизнь. 13 лет она проработала парикмахером, последнее время – тренером в международной фирме. И параллельно, по вечерам, училась иконописи. В тот момент, когда она решила полностью уйти в иконопись, ей предложили повышение. Но выбор был уже сделан.
– Благотворительность мне была близка всегда, – говорит Мария. – Мне хотелось чем-то помочь людям. И когда мои иконы стали продаваться, появились заказы, я поняла, что могу хоть какими-то своими знаниями делиться с другими. Написала пост в социальных сетях, что готова обучать людей с ограниченными возможностями здоровья, и через какое-то время люди откликнулись.
Кстати, «Журавли» – это название в честь иконописца Григория Журавлёва (1858-1916) из Самарской губернии, у которого были атрофированы руки и ноги – он писал, держа кисть в зубах.
Сейчас мастерская располагается в достаточно просторном помещении на первом этаже жилого дома. Стеллаж с качественно изданными книгами по истории иконы, аккуратно расставленные баночки с кистями, красками, мягкий диван, небольшое место, выделенное под кухню – микроволновка, раковина, чайник…
– Все расходы по содержанию мастерской, материалы для работы – в основном мое дело. Напишу икону на заказ и полученные средства вкладываю в мастерскую. Я здесь и иконописец, и менеджер, и управляющий, и уборщица, и организатор наших выставок.
Мария благодарна мужу за то, что он поддерживает ее, ведь все, что она заработает – тратит на мастерскую. Занятия проходят раз в неделю, но с утра до вечера, а во время организации выставок приходится надолго уезжать.
«Я заработал деньги на лечение мамы»
Наталья и ее сын Антон – одни из первых учеников мастерской. Наталья учиться не планировала, а два года назад просто привела своего, тогда одиннадцатилетнего, сына учиться иконописи. У Антона – ДЦП.
– Что вы будете просто сидеть и ждать сына? Берите материалы и подходите к столу, – сказала ей Мария.
На какое-то время Наталья выпала из процесса обучения: у нее обнаружили заболевание, потребовавшее срочного и непростого лечения.
Тогда Антона взяла к себе другая учащаяся мастерской, Татьяна. Какое-то время он жил с ней. Отменив поездку по собственной путевке, она даже съездила за свой счет в санаторий с Антоном, чтобы его путевка не пропала.
Как раз тогда прошла первая выставка «Журавлей», на которой купили первую икону Антона. Средства пошли на лечение мамы.
Антон готов говорить о том, что пишет иконы, каждому. Может обратиться к человеку на остановке и поделиться этой своей радостью и счастьем.
– Антон не спорит, не пытается в работе выпячивать свое «я», просто берет и делает. В итоге он написал уже три или четыре иконы, больше всех! У него есть некоторый дефект рук, но, глядя на его иконы, об этом не догадаешься, – говорит Мария, руководительница мастерской.
Мама Антона вновь вернулась к иконописи – доделывает свою первую икону.
– Я многому учусь у сына, – говорит Наталья. – Прежде всего, трудолюбию и терпению. Я немножко нетерпелива. А он спокойно, без обид, без переживаний принимает все замечания и просто старается это делать. Он не отвлекается ни на какие разговоры. Самое удивительное, что жизненный темп у Антона медленный. Есть две вещи, которые он делает быстро и очень хорошо – пишет иконы и занимается математикой. Он погружается в решение задач так, что учительница только сидит и кивает головой. Нам тетрадей общих не хватает.
В мастерской ему нравится и атмосфера, люди. Со сверстниками общение не сложилось – несколько попыток оказались неудачными. У Антона деформированы руки, и несколько раз у него был травматичный опыт общения. После этого Антон решил, что в обществе взрослых ему комфортнее.
– Занятие иконой – это же еще и огромное поле для самообразования, – рассказывает Татьяна, которая сидела с Антоном, пока его мама проходила лечение.
Ей – 60 лет, она – одна из первых учениц в мастерской.
– Мы стали ходить по музеям, я много читаю книг по истории иконы, по иконографии. Когда ты пишешь иконы, ты понимаешь, что каждый поворот, каждый фрагмент одеяния – не просто так, и начинаешь до этого докапываться. То есть все время учишься, а что может быть лучше?
Маша и самый обыкновенный папа
«Папа Маши», – гордо представляется Сергей. В прошлом автослесарь, сейчас он везде сопровождает одиннадцатилетнюю дочку. У Маши – «синдром бабочки» (буллезный эпидермолиз – прим.ред.), то есть чрезвычайно тонкий кожный покров. Пациентов с таким диагнозом приходится перебинтовывать, одежду – шить своими руками, чтобы швы были наружу.
Вся неделя у Маши расписана – занятия в обычной школе, в художественной и иконопись. Маше не дается работа, где нужно применять хоть какую-то силу, например, ей сложно надавить на ручку или на кисть, и тут на помощь приходит папа.
Маша – серьезная девочка, любит документальные фильмы, в том числе – про творчество Высоцкого, ну и, понятно, творчество самого поэта – песни, фильмы.
– Дочка руководит нами и образовывает. Водит по выставкам, посвященным Высоцкому. Откуда у дочки художественные способности, непонятно, сами в шоке, – улыбается Сергей, – я – автослесарь, жена – бухгалтер, по линии бабушек-дедушек тоже никого. Но как-то на занятиях в социальном центре профессиональный художник сказал, что Машу надо обязательно отдать в художественную школу. «Ну и что, что проблемы с мелкой моторикой? У нее такие краски, что я за 20 с лишним лет преподавания не видел такого ни у кого», – добавил он.
Еще дочка любит и знает все про кошек – какие есть породы, когда их вывели… Вообще животных любит, всех. Вот недавно говорит: «Жизнь и так «не алё», а мы еще «Му-му» читаем».
Папа Маши готов говорить о дочке бесконечно, о том, как она занимается, как снимает мультфильмы, как играет. Радостно видеть включенного в жизнь дочери папу, ведь ситуация, когда отец оставляет жену с ребенком-инвалидом, к сожалению, не редкость. Но на это замечание Сергей удивленно пожимает плечами:
– Да это у вас стереотип просто. Я самый обыкновенный.
Нельзя отучиться и решить: ты – молодец, иконописец
Мария смотрит, когда ученикам непросто справиться с работой физически, подходит и направляет. Но старается, чтобы они делали все сами по максимуму.
Сначала она планировала, что обучение будет проходить по правилам. На занятиях изучали отдельные элементы иконы – «горки», архитектуру. После чего было решено писать первую икону – Спаса Вседержителя. Мария подготовила для всех учебные пособия с описанием последовательности работ, с разбором иконографии. Но получилось, что кто-то из обучающихся уехал на реабилитацию, другой заболел, третьему дали путевку в санаторий. Кроме того, у всех разный темп. Тогда она решила: пусть каждый пишет свою икону, а она будет объяснять каждому отдельно.
– Мария, была какая-то реакция на деятельность вашей мастерской со стороны сообщества иконописцев?
– Нет, и я переживаю, что встречу не поддержку, а некое неприятие. Но иконопись – это такое дело, что здесь нельзя отучиться и решить: все, ты молодец, иконописец! Здесь и 10, и 20 лет, да мне кажется, и жизни будет мало, чтобы прийти к тому, чтобы сказать: «Я полностью постиг икону!»
Я писала профессионалам с предложением у нас работать, но пока к нам никто не идет. Я же не могу поставить зарплату за преподавание и пока не встретила ни одного иконописца, который бы сказал: «Отлично! Давай я буду приходить и тебя поддерживать».
Когда я только начинала, приехала в Оптину пустынь, пошла к игумену Филиппу (Перцеву) и говорю: «Батюшка, я никогда не стану профессионалом. Но уже сейчас я могу начать помогать людям». Отец Филипп благословил, дал много книг, учебных пособий… Через месяц вновь прихожу к нему со словами: «Я не могу! Я так устаю после занятий, словно поезд по мне проезжает дважды, сил уже нет». На что получила ответ: «Я знал, что так будет. Но ты сама выбрала этот путь, так что иди и помогай людям».
Так что если я буду всю жизнь сидеть и ждать, пока сама стану профессионалом, тогда ничего не сделаю. А так, может быть, людям помогу.