Люди верили самым диким и фантастическим слухам
Сергей Худиев
В эти дни, когда мы вспоминаем столетие Февральской революции, в сети появляется много архивных фотографий — и вообще материалов той эпохи. Разумеется, люди задаются вопросом о том, как страна рухнула в бездну — хотя требовалось относительно немного времени и усилий, чтобы пройти этот опасный момент благополучно.
Известный историк, трудившийся в эмиграции, Г. М. Катков писал:
«С течением времени кампания обличений обрела почти истерический характер; клевета и безответственные обвинения сыпались в адрес всех тех, кто отказывался поддерживать оппозицию на внутреннем фронте. …До начала весеннего наступления оставалось несколько недель, и можно было надеяться, что патриотический подъем отвлечет внимание от внутренних раздоров. Если бы царь и правительство твердо держались еще несколько недель, то игра Прогрессивного блока и общественных организаций была бы проиграна. …Это, очевидно, ясно было всем участникам событий, хоть никто в том не признавался. …Систематическая подмена этого страха (в котором оппозиционеры не смели признаться даже самим себе) другим, патриотическим, о котором можно было говорить вслух, напоминает механизм образования снов. И в самом деле, во многих отношениях (ослабление морального контроля и контроля разума, роль фантазии и словесного символа) психология революции 1917 года имеет немало общего с психологией сновиденья».
Люди верили самым диким и фантастическим слухам про царя и «царицу-немку», подхватывая их с такой же охотой, с которой сейчас в интернете подхватываются утки.
Когда монархия пала, мало кто видел в этом катастрофу и предвестие великих бедствий. Напротив, люди были охвачены самым искренним энтузиазмом; они верили, что присутствуют при рождении нового мира. Казалось, происходит нечто немыслимо, невероятно хорошее.
Как писал композитор Александр Гречанинов, «весть о Февральской революции была встречена в Москве с большим энтузиазмом. Народ высыпал на улицы, у всех в петлицах красные цветы, и люди восторженно обнимаются, со слезами на глазах от счастья… Я бросаюсь домой, и через полчаса музыка для гимна уже была готова, но слова? Первые две строки: Да здравствует Россия, свободная страна…»
Глядя на счастливые лица на фотографиях, читая написанные тогда восторженные тексты, испытываешь странное чувство — ты уже знаешь все, о чем они не догадываются. Что будущее — причем уже очень близкое — покончит с их мечтами самым безжалостным образом. Что впереди — многомиллионное братоубийство и голод, и кончится все это одной из самых свирепых диктатур, известных в истории. Что по количеству смертных казней и вообще насилия по отношению к населению «проклятый царизм» вскоре будет выглядеть образцом гуманности и законности.
Увы, сказать это людям с фотографий невозможно. Впрочем, скорее всего, это было бы бессмысленно. Они бы не поверили. В конце концов, на тот момент Великая Французская революция уже была историей, люди образованные должны были бы знать и про революционный террор, и про Вандею, и про все остальное. Должны они были знать и слова Эдмунда Берка: «Что такое свобода без мудрости и добродетели? Это величайшее из всех возможных зол; это безрассудство, порок и безумие, не поддающиеся обузданию».
Революционная эйфория заставляет людей верить в то, что они полетят
Это вызывает определенную медицинскую аналогию. Как-то я смотрел фильм ВВС о биполярном расстройстве. Это тяжелая болезнь, которая проявляется в циклических сменах настроения. В период депрессии человек испытывает глубокую тоску, подавленность, неспособность и нежелание что-либо делать, нежелание жить вообще. Это мучительное и очень опасное состояние, которое может привести к суициду. Но потом оно сменяется периодом, напротив, чрезвычайно хорошего настроения. Человек полон радости и сил, все кажется ему прекрасным, он чрезвычайно доволен собой и окружающими.
Может показаться, что это очень хорошо – мы все хотели бы быть радостными, бодрыми и полными веры в свои силы, разве не так? Но в реальности это состояние не менее опасно. Люди совершают безрассудные и рискованные поступки, ведут себя настолько беспечно, что иногда их приходится помещать под наблюдение. В фильме показывали молодую, привлекательную девушку, которая в этом состоянии решила, что может летать, и выпала с балкона, сломав позвоночник и оставшись изувеченной на всю жизнь. Но в любом случае эйфория проходит, уступая место новой волне депрессии. Этот печальный пример приходит на ум, когда читаешь о Февральской революции.
Люди, знавшие, как развивалась революция во Франции, предпочли поверить, что в России все будет как-то по-другому. Хотя предыдущий цикл перехода от эйфории к депрессии — от патриотического восторга при начале Первой мировой войны к усталости и унынию 1917 года — произошел не только у них на глазах, но и с ними самими. Разум говорит, что прыгать с балкона — уже проверенный способ разбиться, но революционная эйфория заставляет людей верить в то, что они полетят. Есть известная фраза, что те, кто не учит уроков истории, обречены их повторять, а те, кто учит — обречены смотреть на то, как их повторяют другие.
Революция связана с неверием в первородный грех
Тем не менее, какие-то уроки извлечь стоит. Революция связана с определенным богословским заблуждением — а именно с неверием в первородный грех. Она впадает в грех безудержного оптимизма, поскольку полагает человеческую природу в принципе способной измениться своими силами. Коммунисты говорили о новом, советском человеке, который будет свободен от алчности, эгоизма и других язв прошлого. Но не только коммунисты — а любые революционеры вообще верят в то, что источник зла и порчи лежит где-то вне человеческого сердца и его можно устранить.
Христианство говорит о том, что «лукаво сердце [человеческое] более всего и крайне испорчено; кто узнает его?» (Иер. 17:9) и «извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство — все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Мк. 7:21-23). Революционеры игнорируют это — или с возмущением отвергают. Учение о первородном грехе кажется мрачным и мизантропическим. Считается, что его придумали реакционеры специально с целью сохранения своего несправедливого правления.
Источник зла предполагается где-то вовне — в несправедливых социальных условиях, в плохих людях, стоящих у власти, в коварных врагах, строящих козни.
Но потом — и мы видим это революцию за революцией — когда воодушевленный, полный достоинства и любви к справедливости народ свергает тиранов, после короткого периода эйфории оказывается, что на месте свергнутых тиранов оказываются тираны намного худшие. В лучшем случае — ненасытные воры, в худшем — кровожадные фанатики. Или воры, мимикрирующие под фанатиков — тут возможны варианты.
Приводит ли это к тому, что люди трезвеют, извлекают уроки, завещают потомкам не повторять их ошибок? В близкой перспективе обычно нет. Людям кажется, что раз они так сильно вложились, так многое потерпели, надо сделать еще одно, последнее усилие, и тот образ рая на земле, который мелькнул и поманил, станет явью. Людям всегда трудно признать, что они просто страшно обманулись.
Революция должна происходить в человеческом сердце
Революционеры верят в то, что государство — это веревки и цепи, которые связывают разумного, прекрасного человека, стоит разрушить их — и он поднимется во всей своей красоте и славе. Реакционеры — в то, что эти цепи связывают бесноватого, сберегая его. Государство, как и все в этом мире, инфицировано грехом. Но оно является необходимым для того, чтобы сдерживать разрушительную стихию греха.
Перемены, которые могут быть действительно необходимы, должны совершаться медленно, осторожно, после долгого советования — как это было, например, с «Великими реформами» 1860-х. И в рамках уже существующей государственности — потому что нет ничего хуже мятежа.
Евангелие говорит о радикальном преобразовании — но не общества, а человеческого сердца. Христос пришел спасти людей Своих не от римлян или еще каких-то угнетателей. Он пришел спасти людей Своих от грехов их. Путь Евангелия — это путь внутреннего, а не внешнего переворота. Евангелие предлагает изменить не наше окружение — а нас самих. В итоге это приводит и к изменению общества в целом — без революций, просто потому, что евангельская закваска становится заметна по мере того, как она преображает все больше отдельных людей.
Глубокие, радикальные, можно даже сказать, революционные перемены должны произойти не в обществе, не в Церкви, а в том самом человеке, которого вы видите в зеркале. Бог спасает и преображает мир не через революционеров — Он делает это через святых.