Ольга Синяева – режиссер документального кино. Благодаря ее фильму «Блеф, или с Новым Годом» многие люди впервые смогли осознать, почему так страшна система детских домов. Но разговаривали мы с Ольгой не о ее работе, а о ее семье, о собственных детских травмах, о четверых детях (старшей Алисе – 14 лет, Игорю, приемному сыну, скоро 12 лет, Асе – 9 лет и 3 годика самой младшей дочке, по имени Буся), о том, что принес с собой приемный ребенок. О том, можно ли избежать конфликтов в семье…
Кстати, и Ольге и ее мужу врачи пророчили проблемы с возможностью иметь детей. В итоге они воспитывают четверых.
В детстве я не думала о том, какой у меня будет семья. Мне не совсем был ясен смысл этого понятия. Мои родители – весьма разные люди, просто знакомы с детства. Мама – типичный советский инженер, всю жизнь проработала на одном месте. В свободное от работы время она зачастую пребывала в пространстве художественных романов, повестей: она очень любила и любит читать, поступала на филологический факультет МГУ, но неудачно сдала немецкий. Мама и мне привила любовь к литературе, за что ей большое спасибо.
А папа, человек амбициозный и активный – профессиональный футболист, был всегда в спорте. Когда я хотела смотреть «Спокойной ночи, малыши», а по другому каналу шел футбольный матч, значит, я смотрела футбол. В моей семье родители жили, можно сказать, параллельной жизнью. С виду – семья, но если вспомнить, у нас нет даже ни одной общей семейной фотографии.
Ольга Синяева в детстве
Тем не менее, до 5 лет, как мне кажется, я была довольно счастливым ребенком. Постепенно все началось разлаживаться, родители стали часто ссориться, а когда мне было 15 лет – самый критический момент для ребенка, который взрослеет, – отец ушел к другой женщине. Вот на этом у меня детство и закончилось.
Хорошо помню, когда у родителей происходили какие-нибудь ссоры, я упрямо думала про себя: «Нет, вот так я жить не буду, я буду жить по-другому». Все время пыталась анализировать происходящее, искала психологическую литературу, стала примерять на себя всевозможные роли и способы поведения в семье.
С раннего детства я попала в советский конвейер воспитания: ясли, сад, потом детский сад на даче, что ничем не отличалось от детдома, потому, что маленькие дети там жили без родителей. Именно там мне пришлось понять, что значит, каждый сам за себя, и прочувствовать коллективное одиночество.
Я очень страдала и помню, как лет в шесть умоляла маму, чтобы она меня забрала из пионерского лагеря, где я впервые оказалась предоставлена сама себе, это был даже не детский сад.
И именно тогда, мне кажется, у меня необратимо изменились отношения с мамой, которая меня домой не взяла. А после я уже и сама не стремилась туда, а бежала к тем, кто меня понимал и принимал. Это, как правило, были какие-то школьные друзья и пионерские лагеря. Нас было много таких в советской системе координат, и мы кучковались. Дома мне было неуютно. Вопрос там был только один: «Где дневник?».
Учиться семейным отношениям я стала по книгам и в семьях моих подруг, где сохранялись семейные связи, там я наблюдала за отношениями родителей, училась, как у людей все устроено, как они живут, общаются, моют раковины…
О фантомах
Когда я выросла, я страстно желала, чтоб и у меня была семья. Потому, как только появилась возможность, сразу же ринулась в бой и вышла замуж. Я тогда не знала, как важно добиваться понимания и разбираться в психологии, не только в теории.
Первый брак у меня распался. Теперь я уже пытаюсь умерить свой пыл, свои эмоции. Знания подкрепляются опытом, и ты быстрее прощаешь, идешь на уступки, сглаживаешь острые углы.
Понимаешь, что это на самом деле ничего не стоит того, чтобы поднимать много пыли и шума. В общем, выяснения отношений – это удел молодых семей, которые не могут договориться, у которых, как они думают, все еще впереди, в том числе и идеальный супруг. Но идеальных людей нет, также как и идеальных отношений. Это нужно заслужить и выстрадать.
В какой-то момент ты осознаешь, что из-за конфликтов в семье страдают дети. То, ради чего, собственно, и создавалась семья. А семья без детей, называйте это как угодно, но все же недосемья (дети могут прийти в дом, как известно, разными способами).
И чтобы у детей все было в порядке, на каком-то этапе нужно прекратить все разборки, если муж и жена принципиально смотрят в одном направлении, сконцентрироваться на нем – будущем своих детей.
Несмотря на свои обещания, данные в детстве, что ты будешь вести себя со своими детьми по-другому, вдруг возникает какой-то фантом, и ты, общаясь с детьми в определенной ситуации, себя не узнаешь. Потом анализируешь произошедшее и видишь не себя, а свою маму.
Когда фантом возникает, муж мне иногда говорит: «Здравствуйте, Лариса Васильевна». Это меня сразу отрезвляет. Потому что я не хочу в этом быть похожей на маму, я знаю, как это все выглядит со стороны. К сожалению, не всегда удается…
Ответственны только мы
За то время, как в семье появилось четверо детей, я пришла к неутешительному выводу, что на самом деле они кроме своих родителей никому не нужны: ни учителям, ни няням, ни врачам, к сожалению. И ответственность за них несут тоже только родители. Поэтому, когда сейчас говорят о реформировании детских домов, о малокомплектных группах, я понимаю, что все это не решит главную детскую потребность в постоянной связи со значимым взрослым.
В детском доме, какой бы замечательный он ни был, дети как были ничьи, так ими и останутся. Это очень плохо.
С первым ребенком у меня не было собственного опыта, и я очень полагалась на действия профессионалов – врачей, учителей. Сейчас разгребаю проблемы. Когда я только забеременела, мне сразу поставили угрозу выкидыша, начали давать гормоны, а сейчас, родив еще троих, я вижу, что в моем случае причин для этого не было. Так же, как и для антибиотиков во втором триместре. Из-за «советов» специалистов у меня не сложилось грудное вскармливание. В итоге старший ребенок у меня сильный аллергик, вплоть до того что диагностировали астму.
Учитывая первый печальный опыт, остальных детей я старалась кормить только грудью, боролась с персоналом роддома, который норовил подкормить ребеночка смесью, не пила во время беременности и кормления никаких лекарств, и, как результат, эти дети выросли даже без намека на аллергию.
Когда у меня родилась младшая дочка, мне было уже 37 лет, и я вдруг поняла, что значит быть «возрастной мамой». Ты все время боишься за ребенка, не понаслышке знаешь, сколько вокруг опасного, хочешь всегда соломинку подстелить, а ребенку ведь надо самому набивать шишки. Надеюсь на детский сад, на школу, поскольку понимаю, что сейчас дочку все устраивает, ей нравится, что мама все за нее делает, ее нацеловывает, кормит, тетешкает. Но ребенок должен привыкать к самостоятельности.
Только самостоятельностью мы можем детям помочь стать взрослыми. Наша задача – дать им удочку, а не рыбку. Со всеми остальными детьми это было проще, а с младшей я вот дала слабину.
Самый дисциплинированный у нас Игорь, потому единственно положительное, что дает детский дом – солдатская дисциплина, и даже маленький ребенок сам будет одеваться и уже стоять на выходе с совочком и ведерком вперед всех.
И сейчас Игорь встает как солдат в 6–7 утра без проблем.
Игорь
Непродуктивная критика
Мама критически относится ко всему, что я делаю: считает, у нее такая манера воспитания, – она меня критикует и таким образом из меня что-то получается.
Конечно, она была против того, что я возьму ребенка из детского дома, хотя сама – не плохой человек. Звучало понятное разделение на «свой»–«чужой»: «Своим прощаем, они творят что хотят, а вот как чужому?!» Пыталась всячески отговорить, плакала и кричала. В том числе и журналистам программы «Детский вопрос» на «Радио России», в рамках первого выпуска которой я и поехала за сыном.
У меня на момент принятия приемного были кровные: пятилетний ребенок и восьмимесячный, я как раз сидела дома и понимала, что не скоро выйду на работу. Думала, может, надо в жизни что-то полезное сделать, и в принципе я могу, у меня позволяет площадь и, как говорил муж «где двое, там и трое», еще одна тарелка супа – это же пустяк, а любви у нас хоть отбавляй.
Мама появление каждого ребенка принимала в штыки и до сих пор считает, что не надо было никого рожать, кроме старшей, никого брать, а теперь если какие-то проблемы — расхлебывай их сама. «Назвался груздем, полезай в кузов». Хотя если я ее попрошу, то, конечно, она придет на помощь. Но мы настолько с ней разные люди, с разным мировоззрением, что это дается не так просто.
При этом мама очень любит всех детей. А про Игоря, которого она сильно балует, сейчас говорит: «Все остальные разбегутся, а он единственный с вами останется, он тот, на кого вы сможете опереться в старости». Ну, посмотрим…
Игорь
«Безумный поступок»
Уже обладая опытом, я не посоветовала бы брать ребенка в семью в ситуации, когда там есть еще совсем маленькие дети. Как было у меня – пятилетний и восьмимесячный. Хотя сейчас ни о чем не жалею, ведь у нас есть Игорь.
Тогда с нами в рамках «Поезда надежды» «Радио России» ездили психологи, и меня никто не предупредил, и не сказал, что будет, не воскликнул: «Что вы делаете!». Когда у Игоря уже дома началась болезненная для всех адаптация, я позвонила психологу, который ездил с нами, а она говорит: «Вы совершили безумный поступок, разве не понимаете?»
Тогда я думала, что трехлетний ребенок соответствует возрасту, ну, может, отстает немного в развитии. Представляла себе домашнего ребенка и совсем не думала, как разительно отличается от домашнего ребенок из учреждения. Это стало шоком и долго не давало спать спокойно, пока мы все не адаптировались и не вышли из кризисных моментов.
Постепенно я начала разбираться в проблеме, прочитала море литературы, исследований. Мне стало ясно, что происходит с ребенком, оставшимся без матери, и одновременно стало очевидно, что другие люди обо всем этом просто понятия не имеют. Даже педагоги, врачи, специалисты, которые по долгу службы должны были помогать, в результате оказались в неведении того, что происходит с ребенком в сиротском учреждении, их этому просто нигде не учили.
Приходилось на пальцах объяснять, что пережил наш ребенок, почему он так себя ведет, но это выглядело странно. На тебя смотрят косо и думают что ты не в себе, что то, о чем ты им сейчас рассказываешь, не существует в природе. Пришлось снимать фильм, там все есть, с чем мы столкнулись.
Шоком для нас было, когда сын укладывал себя спать, он раскачивался сидя, иногда бился головой об стену, нализывал на подушке мокрое пятно, утыкался в него, только тогда засыпал. Почему он так делал? Это стало более понятно, после того как я посетила детский дом, понюхала детей, которые пахнут там как старые игрушки, которых будто достали из чулана. Чтобы почувствовать хоть какой-то человеческий запах, он использовал свою слюну, а подушка была для него мамой. И до сих пор подушка для нас – это какой-то особый предмет.
Игорь не позволяет никому брать его подушку. А еще лучше возьмет мою: «Мамочка, ты на ней поспала – дай теперь мне, твоя подушка так вкусно пахнет!».
Во время адаптации Игорь носился по дому, как сумасшедший, все сбивал, все у него падало, рушилось, он был как шаровая молния, хохотал зловещим хохотом, как из фильмов ужасов, а глаза – стеклянные. Зрелище не для слабонервных. Хорошо, что это довольно быстро закончилось. В нем будто разомкнулась сильно сжатая пружина. Многие родители, взявшие детей из нашей интернатной системы, сталкивались с подобным. Смотреть на это просто невыносимо. Страдания нечеловеческие — я проклинаю эту систему. Игорь объедался чуть ли не до рвоты, шел на улице с любым человеком, его можно было легко потерять. Это последствия нарушения привязанности, полученной в учреждении.
«Свой – чужой»
Я не очень постигаю деления «свой»–«чужой» ребенок. Я просто вижу себя в детском возрасте, когда меня в год и восемь месяцев отправили на дачу с детским садом на все лето, и, наверное, я тоже что-то подобное переживала. Я понимаю чувства брошенного ребенка, у меня что-то с ним внутри резонирует, и мне его не просто жалко, это, может быть, я себя жалею, может, я себе помогаю. Детские травмы, к сожалению, плохо лечатся.
Я брала Игоря на руки, видя, что с ним происходит что-то дикое, и чисто интуитивно с ним вместе раскачивалась, а он все время трогал руками мое лицо. Представляете, в три года он не представлял, что такое человеческое лицо. Он его никогда не видел вблизи – нос, глаза, что у папы есть колючки на лице.
В три года ребенок сделал для себя открытие, которое домашние дети познают на самом раннем этапе младенчества, и это изучение крайне важно в развитии. А у Игоря оно началось только в три года, и ведь могло вообще и не начаться… Я понимала, что мальчика надо каким-то образом реанимировать, залечивать его раны, качать на руках, чтобы он пропитался домашним теплом, жизненной энергией, осознал, что теперь он в безопасности, с ним ничего плохого не случится.
Старшая
Да, когда в семье появился Игорь, жизнь семьи резко изменилась, и это оказалось не просто «где двое, там и трое».
Очень тяжело было старшей дочке, пятилетней. Ей сразу пришлось покинуть свою комнату, она не могла находиться с Игорем, вся жизнь ее поменялась, весь уклад… на что она отреагировала болезнью. У нее полезли всякие редкие бяки, типа инфекционного мононуклеоза, да еще и на фоне ее аллергии. Целый год она проболела, пока ее в больнице буквально не «простерилизовали», пролечив огромным количеством антибиотиков.
Врачи мне говорили: «Вы одного ребенка спасли, а смотрите, что вы со своим-то сделали». Для меня, как для матери, слышать это было ужасно. Но мысли вернуть приемного обратно – не было. Игорь сразу же стал таким же моим ребенком, как и все остальные. Бросить я его уже не могла.
Старшей пришлось раньше повзрослеть, и сейчас в порыве гнева может высказать мне: «Была бы я одна, у нас было бы все хорошо». Я ей объясняю: «У Игоря никого кроме нас нет, кроме тебя, меня, папы, никого». Конечно, он до сих пор не простой мальчик, с ним бывает нелегко. Я ей очень сочувствую. Но при этом я знаю, что Алиса любит брата и приобретает очень важный для своей души опыт помощи и сострадания.
Мне же приходится работать в своей семье доморощенным психологом, все время заново объяснять для детей историю Игоря, почему он не такой, как все. Он сильно изменился, но до сих пор детдомовская матрица порой берет верх, когда он живет только этой секундой. Мы, взрослые, можем перемотать как пленку, перемотать время, посмотреть, что было в прошлом, представить, что будет в будущем. У детдомовских детей причинно-следственная связь нарушена, одномоментная память, он живет только этим моментом. Ему именно сейчас надо выжить.
Несмотря на то, что мы живем вполне благополучно, он ни в чем не нуждается, он все время стремится что-то схватить, успеть, боится, что ему не хватит, берет без спроса. Благодаря сиротскому учреждению, в его голове сложилась дефицитарная картина мира, которую очень не просто сломать.
Игорь очень сильно оберегает свою комнату. Ему нравится, чтобы все окна были наглухо закрыты. Мои уговоры, что надо бы впустить свежий воздух, не помогают. Из-за того, что у ребенка постоянно нарушались границы в раннем возрасте, он очень ревностно блюдет свои границы и в то же время нарушает чужие.
Если он проходит и видит, что дверь в его комнату открыта, обязательно закроет. А если это, например, Алисина комната то оно, как лиса в курятник, бегом туда. Девочке 14 лет, у нее все аккуратно по полочкам разложено, и он там соответственно наводит свои порядки. Из-за этого у них бывают конфликты. Алиса говорит: «Ну почему он такой?» И надо заново все рассказывать, объяснять, что с ним происходит, и он в этом не виноват.
Зато он хорошо себя чувствует с маленькими детьми, они играют иногда на одном уровне.
С младшей, которой сейчас 3, Игорь стал проживать то, что не проживал в своей жизни в начальном ее периоде. Он брал у нее соски, игрушки. Был такой момент, что в его комнате стало очень плохо пахнуть. Когда начали разбираться, искать и отодвинули шкаф, нашли там использованные памперсы. Он брал их у маленькой сестренки и пытался надеть себе на ночь. Позже я выяснила, что существует такой вид специальной терапии, когда с уже подросшим ребенком проходят все стадии развития с младенчества, которые он пропустил. Я надеюсь, что мы миновали этот период.
Учиться делиться ответственностью
К семейным заботам надо подключать всех: и детей, и мужа. Не надо их постоянно жалеть. То, что я делала фильм, уезжала куда-то, это был хороший урок, чтобы семья училась функционировать, когда мама отсутствует. Надо учиться перекладывать ответственность, а не тащить весь воз на себе.
Очень забавно, когда все четверо приходят ко мне и начинают одновременно говорить. Я пытаюсь им что-то ответить всем — и каждый вычленяет свой текст. Обязательно нужно с каждым ребенком отдельно проводить время, пусть минут по 5–10 в день. Дети очень любят по-отдельности со мной куда-то ездить, хоть в магазин.
Нужно минимизировать ревность между детьми. Старшая, бывает, сильно ревнует, говорит всем: «Мама моя». Она и папе может такое сказать. Ну что делать? Каждому на ушко сообщаю секрет, что мама только его. И все счастливы.
Еще я считаю, что мама должна состоятся и на другом поприще, кроме домашнего, для детей это важно. И конечно, нужно быть красивой и интересной мамой. Мамой сильной, но вместе с тем – мамой все-таки женщиной, которая тоже нуждается в поддержке.
Игорь уже без слов понимает, что мне надо помочь, что мне надо открыть дверь, помочь донести тяжелую сумку, причем сам, без напоминаний.
Это важно, когда мама для детей – самая-самая. Когда дети меня хвалят: «Мамочка, ты так вкусно пахнешь, так вкусно готовишь», это окрыляет. Мы очень стараемся сделать нашу повседневную жизнь красивой, уютной, такой, о которой я не могла и мечтать в детстве. Бытие определяет сознание — это тоже верно.
Без графика
Я как человек больше творческий не очень способна к четкой организации. Периодически мы куда-то опаздывали, что-то не успевали. Детей много, графики и режим у всех разные. Важно, чтобы старшие дети сами были ответственны за свои планы и графики. Я им говорю: «Вы даже не думайте, что я это буду помнить, что у вас сегодня это, завтра это. Вы мне позвоните, я приеду и вас заберу».
Я относительно свободна и нахожусь в их распоряжении, но это должна быть их ответственность, а не моя. Мне достаточно трехлетнего ребенка, за которого я думаю, а девятилетний, двенадцатилетней, четырнадцатилетний уже могут о себе сами позаботиться, и если они забыли что-то, если их будут ругать – пусть учатся, ведь это их косяки. Так они быстрее становятся самостоятельными, чем если бы я на себя это взвалила.
Ночные страхи
Даже когда мы уложим всех детей спать, мы не уверены, что нам удастся спокойно поспать. Дети часто ночью ходят, то в туалет, то чего-то боятся, перевозбудятся и не могут уснуть, то приснилось чего-то страшное, а то просто соскучились.
Я до сих пор сплю с маленькой в одной кровати, а папа у нас временно расположился на диване на кухне.
То есть дети занимают практически все пространство нашей жизни. И иногда мы ставим вопрос ребром: «Вот приезжает бабушка, и мы с папой уезжаем куда-то». Ненадолго, на день – два. Сменить обстановку и пулей обратно. Дальше начинаю переживать, что они там все без меня брошены, страдают.
Надеюсь, мы с мужем сможем уделять больше внимания друг другу, когда младшая пойдет в детский сад. Да и своим здоровьем пора заняться.
Без конфликтов
Я очень люблю чистоту, но сама не слишком хозяйственная и своего мужа заранее предупредила, чтобы он не ждал от меня подвигов на этой почве. Я люблю готовить, но не люблю рутину – пыль гонять или гладить.
Детей стараюсь приучить, чтобы каждый был ответственен за свою комнату. Старшие неплохо с этой обязанностью справляются. Средние – не очень. А когда убирают общую территорию, начинают выяснять, кто это должен сделать. И если не решают, тогда я говорю: «Хорошо. Не надо. Сейчас я все буду делать сама». На этом, как правило, конфликт заканчивается – им стыдно, и они решают вопрос. Вчера сидели Игорь с Асей вдвоем и пытались поиграть в одну игру и никак не могли договориться. Я предложила: «Забираю игру, и тогда у вас нет повода для ссоры». И они тут же помирились и смогли договориться.
Старшая уже хочет идти на работу на летние каникулы, в чем я ее очень поддерживаю и считаю, что чем раньше человек поймет, как достаются деньги, тем лучше.
Не держать фигу в кармане
Самое главное в семейной жизни – не держать фигу в кармане, быть открытым и искренним. Это относится как к супругам, так и к детям. Что бы ни было, все можно рассказать, со всем поработать. И никаких скелетов в шкафу.
Еще родителям при детях лучше не выяснять отношения, надо уходить. Мы обычно уходим на кухню. Но поскольку мы с мужем оба эмоциональные, можем начать спорить, например, в машине. Дети это видят, мне жаль. Но они понимают, что если мы и ругаемся, то – не со зла. Потом так же они видят примирение – мы обнимаемся, просим друг у друга прощения. Моя премудрая Ася в свои пять лет дала мне такой совет: «Мама, если вдруг папа будет на тебя ругаться, ты просто соглашайся! Соглашайся!» (А сделать потом можно все по-своему).
Конечно, семья – это не поле для битвы. Это не мера своих амбиций.
В семье все проблемы должны растворяться, а не обострятся. Надо отвлекаться, переключаться, что-то пропускать мимо ушей, утро вечера всегда мудренее. А когда в доме мирно, надежно и спокойно, тогда у всех все будет хорошо.