Страшен мне «подводный камень веры»,
Роковой ее круговорот!
О. Мандельштам
ЕСТЬ В БИБЛИИ один эпизод, который не может не смутить. Это поступок Авраама, когда он по повелению Бога отправляется на гору Мориа, чтобы принести в жертву своего сына — единственного, долгожданного, любимого. Сына, которого Бог даровал Аврааму и Сарре в глубокой старости…
В сердце невольно закрадывается вопрос: неужели Бог Библии настолько жесток, что хочет отнять у человека самое дорогое?
…Авраам встал рано утром, оседлал осла, взял с собой своего сына Исаака, наколол дров для всесожжения и пошел на место, о котором сказал ему Бог. Они шли целых три дня. Мы не знаем, о чем думал Авраам все эти три долгих дня пути. Но мы знаем точно, что он все-таки шел к горе, на которой должен был убить собственного сына. Но почему он все-таки шел? Шел к ясной — страшной! — цели, а не кричал, не умолял Бога о пощаде? Почему он вообще пошел, а не стиснул в объятьях единственную отраду старости: «Нет, не отдам!!!»? Здесь лежит предел нашего обычного, житейского понимания. Кто-то на этом остановится, назвав Авраама безумным фанатиком, а религию — сумасшествием. Но ведь можно попробовать этот предел переступить — и тогда заглянуть в тайну веры.
…Когда они подошли к месту, Исаак спросил Авраама: «Отец, вот огонь и дрова, но где же агнец для всесожжения?» — «Бог усмотрит Себе агнца, сын мой…» Авраам устроил жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил на жертвенник. Мгновение — и уже занесена рука с ножом, но вдруг — голос с неба: «Авраам! Авраам! Не поднимай руки твоей на отрока! Не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня». И тут Авраам увидел позади овна, запутавшегося в чаще рогами своими. Его-то и принес он в жертву вместо сына своего…
Зачем нужно было Богу так поступить с Авраамом? Разве Бог не знал, что Авраам и так верит в Него — верит в то, что все, сказанное Богом, сбывается? Авраам помнил, как по повелению Бога старая, бесплодная Сарра родила сына. Верил ли Авраам в Бога? Бесспорно! Но верил ли Авраам Богу? Да — и поэтому за все три долгих дня пути он ни разу не задал Богу вопрос: «Почему?» Авраам не просто верил — он так вверил Богу все, что имел: и себя самого, и жизнь свою, и отраду свою, и надежду свою — сына своего возлюбленного, — что не мог не пойти. Он не понимал как, он не задумывался о том, почему, — но верил в то, что Бог не причинит никакого зла ни ему, ни его сыну. С тех пор Авраам — отец всех верующих, образец веры.
Вера без риска невозможна. Там, где все просчитано, измерено, взвешено, вере уже места нет. Вера исключает «гарантированный» результат — но в то же время именно риски веры создают в жизни то самое полезное, продуктивное напряжение, которое в итоге придает всей жизни принципиально новое качество — как это мы и видим в случае с Авраамом. Не только Бог испытывал его веру, но и каждым своим шагом он преодолевал остатки своих сомнений, окончательно вырывался из плена житейского эгоцентризма. Каждый его шаг к, казалось бы, безумному и, по сути, трагическому поступку — утверждение того, что не он, Авраам, бог своей жизни, а Тот, Кто ему повелел идти, и есть истинный Бог как Господин и Хозяин. Настоящая вера, как и любовь, не может быть своекорыстной: ведь она смотрит на Другого не как на «инструмент», а как на цель, которой уже дорожат задолго до того, как появились рациональные обоснования достоинства избранной цели.
Подвиг Авраама в том, что его вера Богу оказалась сильнее всего остального, всего нашего, человеческого: любви, сознания, долга, разумности. Сильнее всего того, что часто словно кокон обвивает нашу жизнь, создавая иллюзию устойчивости, обеспеченности, уверенности в завтрашнем дне. Только вся беда в том, что этот кокон зачастую оказывается крепче растущей в нем бабочки, и не может она расправить крылья, чтобы явить миру свою красоту. Чтобы оторваться от земли, надо оттолкнуться. Чтобы душа увидела Бога, надо отбросить все земное с такой силой, чтобы этот рывок достиг Небес. И душа Авраама была готова к этому.
Подвиг его веры действительно «сдвинул» Небеса к земле: если человек готов отдать Богу все — то и Бог не замедлит отдать Свою жизнь на кресте ради спасения человека…
Сегодня подвиг религиозной веры кажется в лучшем случае странным. «Люди объезжают кругом весь свет, чтобы увидеть разные реки, горы, новые звезды, редких птиц, уродливых рыб, нелепые расы существ, и воображают, будто видели нечто особенное. Меня это не занимает. Но знай я, где найти рыцаря веры, я бы пешком пошел за ним — хоть на край света». Эти слова сказаны Сёреном Кьеркегором, датским мыслителем, который в преддверии ХХ века наглядно показал, что лишенный веры человек обречен на Сизифов труд по заполнению внутренней пустоты.
Религиозная вера не только «верит в Бога» и «доверяет Богу». Бог также верит в человека, верит даже тогда, когда сам человек перестал верить себе.
Вера Авраама — а с ним и любого верующего — всегда жертвенна. Гораздо легче верить в могущество денег, силу связей, в себя, в «человечество». Ведь такая вера дает, ничего не отнимая. Но житейская вера не может родить нового человека — она лишь обхаживает плоть, в итоге дряхлеющую и умирающую. Религиозная же вера требует всего человека целиком — но зато и открывает врата жизни вечной:
«Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
Господи! — сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
Божье имя, как большая птица,
Вылетело из моей груди!
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади…»
О. Мандельштам, 1912 год