На столе лежат тоненькие тетради, подписанные «для робот по русскому языку», или «для работ по рускому языку», или даже «для работ по русскому езыку». Но на многих тетрадках ошибок нет.
За столом сидят смуглые и темноглазые мужчины разного возраста и уровня образования. В Москву они приехали в разные годы, но все родом из Таджикистана.
Сюда, в таджикский культурный центр, они пришли изучать русский язык как иностранный. Курсы организованы Миссионерской комиссией при Епархиальном совете г. Москвы в рамках деятельности совместной комиссии Русской Православной Церкви и Федеральной миграционной службы России.
Рамадан
Мужчины не перекусывают и не пьют чай, хотя многие пришли на урок после работы и многие — после тяжелой. У них Рамадан — мусульманский пост, одна из основных заповедей («столпов») ислама. В эти дни не едят и не пьют полный световой день. «В России поститься труднее, чем у нас, — говорят таджики. — Иногда получается почти двадцать один час без пищи и воды».
Они не жалуются. Улыбчивый Шираз рассказывает, что он начал поститься еще в детстве:
— Смотришь ведь на родителей, так что уже года в четыре пытаешься им как-то подражать… Сначала один день, потом два — постепенно начинаешь поститься наравне со взрослыми.
Шираз
— В Таджикистане Рамадан соблюдают процентов восемьдесят населения, если не девяносто, — уточняет Фарход — руководитель культурного центра «Нур». — Кстати, а объясните мне философию христианского поста. Зачем он нужен?
Фарход
Я даже теряюсь — и от вопроса, и от формулировки: «философия христианского поста».
— Ну как… очищение плоти, а с ней — и духа, труд ради Бога… Смысл не в том, чтобы не есть чего то, а в том, чтобы через такую небольшую жертву стать лучше.
— О! — радуются мои собеседники. — Значит, у нас пост понимается одинаково! Рамадан — период милосердия и добрых дел, а не только отказа от пищи!
Недружелюбная Москва?
Среднестатистический москвич, услышав фразу: «Приехавшие на работу в Россию таджики изучают русский язык», — произнесет про себя слово «понаехали» и вообразит толпу шумных и неумытых строителей, с трудом изъясняющихся по-русски. Это стереотип, имеющий не большее отношение к реальности, чем другие стереотипы.
Кто-то говорит по-русски свободно, кто-то похуже, кто-то хорошо, но неуверенно. Да и строители тут, мягко говоря, далеко не все — Фарход живет в Москве с 1998, общественный деятель; Асадулло — с 1985, закончил Дипломатическую академию в 1995, дипломат, журналист, временно безработный; Абдулло — врач, закончил медицинский, с 90-х годов работает в клинике неврозов…
Абдулло
Мухаммед приехал в Москву по необычному маршруту. Он получал политологическое образование в Иране, а потом работал… в США. В Москву приехал буквально только что.
В Америке ему понравилось.
— Чувствуешь себя своим. В Нью-Йорке очень доброжелательные люди. А здесь — заходишь в магазин, так тебя встречают, как будто ты им уже должен… Провокации бывают, опять же…
— Уже сталкивались?
— Пока нет. Но наслышан.
Мухаммед
— На нас смотрят как на бандитов, — жалуется Абдулло. — Откуда эти мифы? Мы что, все одинаковы? Если один вор попался, уже всех можно считать такими?
Все солидарны: вопрос недоброжелательного отношения к ним, мигрантам из Таджикистана — это вопрос пропаганды.
Улыбка и голос!
В таджикский культурный центр на проспекте Вернадского три раза в неделю приходит старший преподаватель факультета повышения квалификации преподавателей русского языка как иностранного РУДН Екатерина Станиславовна Козловская.
— Мал — мол — мул, — читают по очереди. — Сидит — стыд.
«И» и «Ы» часто не различаются, а «мул» звучит как «муль». В таких случаях Екатерина Станиславовна останавливает и просит прочитать еще раз:
— Улыбайтесь, когда произносите «ы», и говорите громче! Улыбка и голос — и все получится!
Программу этих коротких, но очень интенсивных (три раза в неделю по три часа) ежемесячных курсов разрабатывали вместе — факультет повышения квалификации преподавателей русского языка как иностранного РУДН, миссионерский факультет ПСТГУ и Миссионерская комиссия при епархиальном совете Москвы. Финансовую помощь Миссионерской комиссии в оплате труда преподавателей-русистов оказывает благотворительный фонд «Предание».
По итогам курсов слушатели сдадут экзамен и получат документ, позволяющий работать в России.
— К нам приходят в основном представители интеллигенции, — рассказывает один из разработчиков программы — Артем Шарафутдинов, секретарь Миссионерской комиссии при Епархиальном совете г. Москвы. — Они уже говорят по-русски, им надо только немного подтянуть уровень. В принципе, многие и сами хотели подучить язык — а тут удачно совпало.
Асадулло, почти тридцать лет проживший в Москве, подтверждает: желание улучшить знание русского — сознательное.
— Если мы хотим тут жить, мы должны постоянно расти! — уверен он. — Неграмотная речь — неуважение к собеседнику.
Асадулло
Библия для мусульман
По словам Артема, цель курсов — не только обучить слушателей, но и познакомить с русской культурой:
— Запланирована экскурсия в Третьяковскую галерею, где отец Димитрий будет рассказывать об иконописи, в частности, о рублевской «Троице», и о живописи, задающей пространство не только русской, но и мировой культуры.
Иеромонах Димитрий (Першин) тоже приходит на занятия, беседует, слушает. Сегодня он принес с собой стопку книг из Института перевода Библии:
— Мы с вами посетим Третьяковку, — анонсирует он планы на ближайшее воскресение. — Для понимания некоторых сюжетов хорошо было бы познакомиться с библейскими текстами. Поэтому для вас я принес книгу, священную не только для христиан, но и для мусульман. Пятикнижие Моисея, Тору.
Правда, оказывается, что отец Димитрий впопыхах прихватил книги не на таджикском, а на узбекском языке, но это дело поправимое — а повод для беседы, между тем, уже подоспел.
— А разве христиане читают Тору? — удивлен Фарход (все присутствующие тоже поворачиваются к отцу Димитрию). — Я полагал, это иудейская книга.
— В древних иудейских текстах содержатся указания на приход Христа, — поясняет священник. — Поэтому Ветхий Завет — часть нашего Священного Писания, просто понимаем его мы и иудеи по-разному.
Сколько нужно мечетей в Москве?
Вообще здесь много говорят о вере и религии.
— А вы знаете, как мое имя переводится? — обращается ко мне врач Абдулло. — Божий раб. У нас вообще в имени часто встречается имя Аллаха — Бога.
— Меня, например, зовут Амрулло — это значит, «воля Аллаха», — включается в беседу совсем молодой человек, почти мальчик — он приехал в Москву несколько дней назад, где будет работать — еще не знает. Говорит он с сильным акцентом, но правильно — в Таджикистане много русскоговорящих, поэтому даже те, кто родились после распада СССР, приезжают в Москву, уже умея изъясняться.
Амрулло
— Вот вы здесь все верующие. А у вас не возникают проблемы из-за того, что мечетей мало?
Лица мрачнеют.
— Конечно, возникают, — признается Фарход. — Я уже забыл, когда я в последний раз на пятничный намаз заходил в мечеть — страшная давка, стоять приходится на улицах. Есть такое общемусульманское правило: не стоять впереди имама во время молитвы. Москва — единственный город в мире, где молящимся разрешается стоять впереди!
— Раньше можно было собираться на молитву на рынках, где много мусульман работает, — подтверждает Асадулло. — Сейчас это запрещено.
— В США ты можешь хоть в вагоне метро намаз совершать — никто тебя не тронет, — возмущается Мухаммед. — Между прочим, в одном только Нью-Йорке тысяча мечетей! А в Москве — всего шесть! Конечно, мечетей не хватает.
Исламская страна Таджикистан?
Стоит отметить, что мечетей не хватает и в Таджикистане.
— У нас мечети переполнены, — говорит Шираз. — У нас почти все население на пятничный намаз приходит в мечеть. Нужно строить еще.
Впрочем, является ли Таджикистан по-настоящему мусульманской страной — вопрос спорный.
— Например, у нас запрещено многоженство — за это жестко штрафуют, а могут и посадить! Правда, не всех — только тех, кого надо. Ну, вы понимаете, — Асадулло смеется и рассказывает занимательную историю:
— Один наш крупный бизнесмен имел трех жен и от них детей. Честно содержал всю эту огромную семью. А потом он попытался заняться политикой… В общем, присудили ему исправительные работы и штраф.
Уехать или остаться?
Несмотря на российское недружелюбие к мигрантам с Востока и на переполненные мечети, поток из Таджикистана не прекращается. И, судя по всему, не прекратится. Не только те, кто живут в Москве с советских или первых постсоветских лет, но и только что приехавшие домой не торопятся, даже если очень хочется.
— Я не хочу оставаться в России, — честно признается Шираз. — У меня в Таджикистане осталась семья — жена, сыновья. Сюда я их вывезти не могу. На каникулах сыновья меня навещают. Поработаю — уеду.
Даже почти москвич Фарход не смог устроить сына в московскую школу — так что живет практически на две страны.
— А вы не хотели остаться в Америке? — спрашиваю Мухаммеда.
— Там, конечно, хорошо — перспективы, — задумчиво отвечает он. — Туда сейчас тоже таджики едут. Но… здесь наших больше — есть диаспора, опора. И вообще, знаете, Россия для нас — Родина.
PS. Обещанная экскурсия в Третьяковку состоялась. Помимо о. Димитрия, свою лепту в её проведение внес член миссионерской комиссии священник Алексий Лымарев. Как отметил после неё один из слушателей курсов: «Нам всем очень нужны эти встречи с настоящей Россией. Её подлинная культура, оказывается, гораздо ближе к Небу, чем можно было бы предполагать».
Фото Владимира Ходакова