На Рождественских чтениях, признаюсь честно, меня больше всего интересовала секция, посвященная психологии. Название многообещающее: «Святоотеческая психология и нравственные проблемы современной жизни». Тема, о которой можно говорить часами, — и то будет мало. Но в итоге сама конференция вызвала странные ассоциации. Помните замечательную книгу братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу»? А о специалистах, которые брили уши?
— Где тут секция по психологии? — спросила я, заблудившись в хитросплетении залов Храма Христа Спасителя у какого-то доброго священника.
— По психологии — это вон в том зале, — ответил батюшка. И неожиданно добавил, посмеиваясь, — Эта секта — там.
Мне и раньше неоднократно приходилось слышать далеко не лестные высказывания верующих людей о психологии, поэтому поначалу я по привычке похихикала и пошла своей дорогой. Однако проведя на заседании несколько часов в попытках уловить смысл говорившегося на секции, я была вынуждена согласиться с достопочтенным отцом: и правда секта… Поэтому моё сегодняшнее повествование вряд ли можно в полной мере назвать репортажем с места события. Скорее это — размышление о судьбах науки, которая почему-то так хочет быть далёкой и непонятной…
По этическим соображениям я не буду называть имена и должности большинства выступавших. Но скажу, что на протяжении первых четырёх часов встречи мне было очень стыдно за любимую науку, потому что иначе как диверсией, направленной на профанацию психологии в глазах общественности, я эти выступления назвать не могу при всём моём уважении к докладчикам.
Но что-то удерживало меня от того, чтобы просто встать и уйти… Я это поняла только в последние полчаса встречи, когда — неожиданно для погруженной в полудрему аудитории — вдруг начался живой диалог. Люди стали говорить о том, что действительно болит. Только почему-то слова эти стали криком вопиющего в пустыне.
Впрочем, обо всём по порядку
Есть ли жизнь на Марсе?
Когда-то один из преподавателей риторики рассказывал нам, что в речи любого человека случаются неизбежные паузы, поэтому очень хороший навык, который особенно пригождается при защите диссертаций, — это умение вставлять в свою речь длинные интеллектуальные связки, состоящие из умных слов и начисто лишённые всякого смысла.
К сожалению, есть люди, которые вошли во вкус и начали в подобной манере выражаться всегда и везде, что сильно затрудняет как простое человеческое общение, так и коммуникацию во время курса психотерапии, потому что в обоих случаях необходимым условием становятся искренность и честность — как с окружающими, так и с самим собой.
Конечно, можно говорить и писать много и долго, если это требуется: нужно, например, ввести читателя в курс дела, раскрыть контекст, высказать своё личное отношение, чтобы у слушателя появилось понимание именно моей позиции, выстраданной и рождённой в муках…
Кстати, вы обращали внимание, как сильно отличаются слова, идущие из сердца, от доклада, зачитываемого по бумажке? За вторым нет души, как нет души за вызубренным ответом школьника, которому неинтересен урок, который сам не верит в то, что говорит, которому нужны не знания, а лишь отметка в журнале.
А сейчас я просто приведу цитаты из докладов. Кстати, добавьте сюда скучный монотонный голос читающего с листа докладчика, и картина будет полной.
Вот выступало будущее науки, пытаясь поговорить о «теме „духа человека“ в святоотеческой антропологии: перспективы современного исследования». Будущее сделало несколько громких заявлений, например:
«Тема человека видится достаточно актуальной, потому что с неё начинается понимание того, что есть человек. Современный мир ставит перед собой этот вопрос, который существует вот уже на протяжении тысячелетий. Этот вопрос определяет смысл нашей жизни: „Что есть человек?“ Библия и христианская традиция указывают на неуразумеваемость человеческого естества»;
«Нужно добавить, что эта тема разрабатывается современной антропологией, где происходят споры, человек двусоставен или трёхсоставен, но святоотеческая традиция не знала таких споров. Человек состоит из тела и души по своей сопричастности к космосу, т. е. как космическое существо, как тварь, но при этом по своей сопричастности к Богу имеет дух. Дух не является его исконной природной чертой, не является неотъемлемой частью природы человека (!!! — прим. авт.)»;
«Надо заметить, что христианская антропология христоцентрична».
Тема же перспективы современного исследования так и не была раскрыта…
Идем дальше. Тема доклада: «Динамика структуры представлений о совести как индикатор нравственно-психологического состояния современной молодёжной среды»
«Изучение такого сложного феномена как совесть имеет смысл проводить с помощью исследований структуры социальных представлений о совести. Этот подход позволяет выявить, что в российском менталитете в понимании совести осталось неизменным, а что претерпевает изменения.
Структурный подход предполагает выделение структуры, то есть ядра и периферии социальных представлений. Константное ядро связано с коллективной памятью, историей группы, а изменчивая периферия подвижна, зависит от индивидуальных различий, адаптируется к конкретной реальности и отражает тенденции развития социальных представлений»;
«Респондентами выступили школьники 9–11 классов общеобразовательных школ и студенты вузов, проживающих в г. Москве и г. Казани, в возрасте от 14 до 25 лет. Всего в исследовании приняло участие 823 человека»;
«На первом, подготовительном, этапе были проанализированы пословицы и поговорки о совести, собранные Далем, в которых отражается многовековой опыт русского народа в понимании феноменов совести. Согласно народной мудрости, отражённой в пословицах, совесть связана со стыдом, совесть может быть в разных состояниях: от доброй до почти полного её отсутствия. Условия для доброй совести — критика со стороны других людей плохих поступков человека. А худой совести служат пьянство, непосильные испытания, а так же всяческое лицемерие. Бывает и коллективное отступление от совести: приказная, служивая, гусарская совесть. Однако спрятаться от своей совести невозможно».
Молодых людей просили интерпретировать несколько пословиц о совести, дали задание нарисовать символ, с которым ассоциируется совесть. Далее приводились статистические данные о том, сколько респондентов ассоциировали совесть с «плохими» образами и словами, а какие — с «хорошими».
На вопрос из зала о том, что необходимо делать с полученными опросами, можно ли сделать какие-то выводы о том, как реагировать на полученные результаты, оказалось, что такой задачи перед исследователями не стояло.
Какие темы! Могли бы быть…
Между тем, одна из выступающих, отмечая проблемы православной антропологии, отметила, что
«традицию, как известно, можно сохранить, анализировать, систематизировать, можно попробовать передать современным языком, можно, наконец, приумножить, находясь на соответствующем духовном уровне. Наверное, самое разумное для нашего поколения — попробовать сохранить накопленные сокровища святоотеческого наследия, научиться ценить, понимать и пользоваться ими. Как сверхзадача — попытаться их систематизировать».
Не уверена, что на данный момент силами участников такой важной — международной! — конференции это возможно…
Нужны ли мы нам?
Вторая часть мероприятия представляла собой попытку устроить круглый стол и поговорить о насущных проблемах психологии и православия.
Не буду утруждать и без того уставшего читателя темами, которые обсудить не удалось; остановлюсь на главном и интересном, что заставило аудиторию оживиться вплоть до того, что к микрофону выстроилась очередь.
Одна из участниц мероприятия поставила вопрос: «Кому нужна психологическая поддержка? Есть ли запрос на такого рода помощь в социокультурной среде?» Вот именно здесь скучающие психологи оживились, ведь каждому было что рассказать из собственной практики, связанной в том числе с терапией верующих людей.
Все высказавшиеся отметили, что люди к ним идут, причём никто из них не даёт рекламу, никто не занимается ни пропагандой, ни агрессивным маркетингом.
Очень хотелось поговорить о том, в чём разница психологической помощи и священнического окормления паствы, в чём консультанты могут помочь людям, желающим получить такой вид поддержки, в том числе и в условиях приходского служения. Как предупредить проблемы, которые способствуют образованию психопатологий религиозной жизни, когнитивным искажениям понимания Слова и к неготовности услышать пастырское наставление, не интерпретируя его в зависимости от собственных потребностей? Затронуть тему теории личности, которую очень сложно сформулировать, не опираясь на понимание человеческой сущности с точки зрения христианской антропологии… Но нет…
Однако, чтобы диалог получился, необходима заинтересованность в нем не только психологов. Честное слово, мы готовы к диалогу, он нам очень нужен, но очень сложно существовать в условиях, когда нас пытаются убедить в том, что в Багдаде всё спокойно, и если для кого и нужно психологическое консультирование — так это только для людей, которые находятся за церковной оградой.
Очень показательным стало искреннее выступление Татьяны Павловны Гавриловой, кандидата психологических наук, ведущего научного сотрудника лаборатории научных основ психологического консультирования и психотерапии Психологического института Российской академии образования, посвящённое проблеме конгруэнтности в христианском общении.
За этим страшным и сложнопроизносимым словом скрывается очень важная проблема соответствия заявляемых человеком постулатов его внутренним убеждениям, его собственной философии. Это проблема искренности и готовности говорящего следовать на деле тем принципам, которые он проповедует словесно. Является ли сам человек проповедью Христианства, или, глядя на него, хочется обходить церковь стороной?
Я с удовольствием процитирую этот доклад:
«Я, что называется, „новая христианка“ — я 15 лет в церкви. „Новый верующий“ — это совершенно специфический человек, который 8–10 лет в церкви. Это человек, который пришёл с улицы, напичканный массой информации, его мало чему научили в школе, в университете. Это не тот милый чудесный мальчик, которого крестили в два месяца и вели к Богу в верующей семье. Это совершенно разные люди. Те, о которых я говорю, верят в науку, верят в психологию, у них есть потребность, они спокойно могут рассказать, что „моя дочь, которой 30 лет, которая психолог, не разговаривает со мной 20 лет“, не боятся сказать о том, что у них болит.
Почему эти люди, будучи верующими, идут к психологу? Потому что у них есть смутное, не всегда осознаваемое чувство, которое мешает качеству их религиозной жизни. Это — правда!
Я отклонюсь от заявленной темы и скажу спонтанно — о природе греха. Мой личный опыт привёл меня к тому, что не говорят в церкви. В церкви говорят: грех приводит к проблеме. Я отвечу: наоборот, защита, глубинная травма, невроз приводит к повседневному греху.
Священники знают, что человек с одной и той же проблемой может годами ходить на исповедь: Я обижаюсь, все меня обижают, я такая-сякая… Я хочу сказать, что те люди, у которых форма греха совпадает с их защитными механизмами психики, невольны в своём грехе, там нет свободной воли. Если свободный гнев с детства подавляется моей доминантной мамой, то привычная ответная реакция- это моя кожа, моя психологическая кожа. Мне надо проползти на животе, сходить к психотерапевту для того, чтобы понять, перестрадать, пережить эту боль, эту защиту, чтобы обновиться. Иначе, я хочу вам сказать, происходит ситуация из фильма „Берегись автомобиля“. Помните, как герой Ефремова замечательно защищает Деточкина? „Он виноват! Но он не виноват!“
Так же этот несчастный верующий грешник. Он не может нормально покаяться! У него нет покаяния, потому что он не виноват в смысле свободной воли и выбора, его так сделали, понимаете? И без того, чтоб длительно работать над восстановлением этой личности, невозможно ничего сделать. Создаётся видимость покаяния: вот я исполняю все необходимые требования, я пощусь, вычитываю все правила, целую всех матронушек. Всё замечательно. Только я не отдаю себе отчёта в том, кто я есть.
Чем больше я думаю о христианстве, тем меньше я понимаю важнейшие вещи. „Отвергнись себя и иди за Мной“ — что это? Надо вначале стать собой, чтобы отвергнуться. Как сказал о. Георгий Митрофанов, замечательный священник: „Ты сначала гордячком побудь, а потом смиряйся“. Смирение без того, чтобы стать личностью — ложное. Мне кажется, что первейшая задача психолога в церкви (и это надо обсуждать со священниками) — как помочь человеку стать той личностью, которая отвергнется себя и которая пойдёт за Христом.
Пойдет без ложного пафоса, без гипертрофированного самолюбия! Или наоборот -без чрезмерного самоуничижения. Мне одна дама как-то объясняла — „Я — червь! Я должна покаяться!“. Говорю ей: „Да какой же Вы червь, у Вас же свободная воля, разум, дух. Да и как же Вы можете покаяться, если Вы — червь? Где же ощущение себя как творения Божия?“
Поэтому я скажу несколько слов про конгруэнтность, она меня очень волнует. На этой конгруэнтности, на этой честности в отношении к греху видна сила личности верующего человека. Масса людей говорит, я это слышала: „Мы вот не осуждаем людей, мы их понимаем“. Милые мои, да вы боитесь с ними поссориться! Вы боитесь показаться осуждающими, да вы ссориться не хотите, да вы свою самооценку, наверное, хотите повысить!
Я хочу вспомнить это высказывание апостола Иоанна: „Боящийся не совершен в любви“.Помочь человеку справиться с грехом, встать лицом к лицу с его травмой, с его защитами — для этого действительно надо любить людей, и любить как самих себя, правда?»
Зал реагировал! Зал смеялся! Зал задавал вопросы! Спорил! Зал ожил, когда появился человек, который выразил своё искреннее мнение, рассказал правду, не скрываясь за умными словами, выражая вполне человеческие чувства. Однако после выступления Татьяны Павловны ей в упрек было поставлено то, что я бы посчитала достижением — придя в церковь целых 15 лет назад, она осталась самой собой.
Однако в ее защиту выступил профессор Федор Ефимович Василюк, доктор психологических наук, психотерапевт, наконец озвучив то, что мечтали сказать все:
«Есть опасность превращения православия в идеологию, а церковного языка — в штампы, что мы и начинаем видеть сегодня. Часто люди перестают думать, чувствовать, а живые эмоции замещают псевдоправославными шаблонами.
Лучше услышать любой сумбур и грубые нарушения церковной терминологии — но идущие от души, чем очень правильные, гладкие, но совершенно безжизненные слова, за которыми ничего не стоит. Это реальная проблема церковной жизни — и для священства, и для психологов, которые в ней участвуют, когда наш язык из великого инструмента, которым пользовались святые отцы, становится лишь ширмой, с помощью которой люди пытаются не сказать ничего ни о себе, ни о своих мыслях и чувствах. И эта проблема конгруэнтности, честности, искренности, выражения себя, мне кажется, действительно очень важна и заслуживает пристального внимания психологии и священничества».
Очень грустно, что столько ценного времени ушло на выслушивание тех самых гладких и пустых речей «для галочки». Вместо доклада Александра Владимировича Шувалова о детских суицидах — но ему почти не осталось времени. Вместо разговора о ценностях детей, посещающих воскресную школу с Марией Сергеевной Бузуновой… А так хотелось познакомиться с живым опытом, а не продираться сквозь туманные хитросплетения слов… Так хотелось диалога…
Читайте также:
Катехизация перед крещением и венчанием: как проводить и о чем предупреждать
Монашество в современном мире — подведение итогов секции Рождественских чтений