Как остановить развал рынка и что для этого нужно
Игумен Филипп (Симонов)
Игумен Филипп (Симонов), доктор экономических наук, профессор Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета:
Я где-то уже говорил, что аналогии текущей ситуации – конечно же, в 1998, а не в 2008 году. Та же сила и внезапность спекулятивной атаки на валютном рынке, причем государство, как и тогда, своими руками создало необходимые предпосылки для этой атаки.
Примерно тот же объем валютных резервов в сравнении с рублевой массой (поэтому валютные интервенции не работают и применять их сейчас опасно: если бы это сделать вовремя, в августе-сентябре, «построить» рынок, чтобы он четко отзывался на «команды «Банка России» – был бы смысл, а теперь ситуация такова, что рынок проглотит всё, что ему дадут, и не заметит этого).
Та же беспомощность Центробанка: он и тогда долго упирался, перед тем как принять административные меры регулирования, – пока не сменили в нем команду, и теперь – с остановившимся взглядом упорно повторяет текст о «плавающем курсе», борьбе с инфляцией и приверженности либерализму, как кришнаиты – мантру: «О-о-о-о-м-м-м-м-м», – и примерно с тем же результатом. Даже худшим: рынок в последние дни валит рубль в ответ на любые шаги ЦБ.
Я как-то не думал, что неолибералы – такие догматики, это ведь нас, Церковь. обычно обвиняли в исключительном догматизме, но – куда нам до них! Наша-то догматика предполагает свободу и мир, потому что к миру призвал нас Господь (1 Кор. 7, 15) и истина делает нас свободными (Ин. 8, 32)…
И завершиться по-другому ситуация вряд ли сможет: без того, чтобы ограничить спрос на валюту и расширить ее предложение на рынке, вряд ли можно обойтись.
И меры тут известны, и не мы их изобрели: обязательная продажа валютной выручки экспортеров на единой торговой площадке, и не 50%, как пытались предложить депутаты, а не менее 75%, ограничение покупки валюты потребностями внешнеэкономических операций (с импортом, слава Богу, у нас сейчас плохо, и для валютного рынка это – хорошо, меньше потребностей)
Правда, выяснилось, что у Правительства – какое-то странное понимание импортзамещения: они, в лице министра сельского хозяйства, почему-то считают, что импортзамещение – это замена одних внешних поставщиков на других, а не развитие внутреннего производства, которое, как полагает министр, почему-то должно «привести рынок к деградации».
Если так пойдет, импортные потребности в валюте дадут дополнительный стимул к росту спроса на нее), ограничение лимитов валютной позиции коммерческих банков. Для этого, кстати, и законов принимать не надо, достаточно изменить инструкции ЦБ.
Причем меры эти – обычно краткосрочные, они нужны, чтобы резко затормозить рынок и сбить его вниз, после чего обычно отменяются.
Сейчас главное – остановить развал рынка, и астрономических процентных ставок для этого явно недостаточно (оставим пока в стороне вопрос о том, что ставка ЦБ в 17% означает практически удвоение ставок по кредитам коммерческих банков, а это – конец надежд на экономический рост).
Ведь то, что мы видим вчера и сегодня, – это не обвал, а полный развал, не зависящий ни от каких «макроэкономических факторов», ни от каких цен на нефть, при отсутствии какого-либо регулирующего влияния государства. Тем более что к лихорадке на валютном рынке присоединился фондовый. А это в совокупности означает финансовый кризис. В этих условиях выход только один – рынок должен почувствовать твердую руку регулятора.
И, как в разгар любого кризиса, населению стоит сделать немыслимое: сохранить спокойствие. Покупать валюту поздно – сейчас, видимо, самый пик, на таких курсах можно только себя разорить.
Когда-то будет откат, валюта не может расти бесконечно (в конце концов наступит момент, когда на рынке не хватит рублей), – тогда можно будет и подумать. А сейчас лучше не впадать в истерию: страшно было в первый раз, большинство из нас пережило и 98-й, и 2008-й, и в обоих случаях умудрялось избрать разумную тактику. Вот ее пока надо и придерживаться.
И не бояться никаких дефолтов: дефолт – это понятие государственное, это – когда государство объявляет о своей неплатежеспособности. У нашего государства резервов для ближайших платежей пока достаточно.
А что касается возможности банкротств в коммерческом секторе – в кризис это обычное явление и, как правило, то, что не может удержаться на плаву, на рядового потребителя обычно серьезного влияния не оказывает: ведь не каждый же из 100 миллионов «нас» играет на фондовом рынке!
Кто-нибудь в Новосибирске обратил внимание на то, что в Москве десятками закрываются рестораны? Или жены уже разучились дома готовить? Ничего, пару яиц в сковородку разобьют: мы живучие, было бы из чего, а уж суп-то из топора сделать не проблема.
Мне почему-то вспомнилась из старого, советского еще времени предпостовая проповедь владыки Киприана (Зернова): «Ешьте вы, что хотите, только друг друга не ешьте!» Вот это сейчас – главное: нам бы друг друга от страха не съесть, нам бы не позабыть, что мы – христиане. Апостол, любимый ученик Христов учит: Любовь изгоняет страх (1 Ин. 4, 18). Нет никакого страха, который нельзя пережить с Христовой любовью.
Классического дефолта в России не будет
Алексей Ульянов
Кандидат экономических наук, директор по развитию Национальной ассоциации институтов закупок Алексей Ульянов:
- Как скажется на экономике повышение кредитной ставки Центробанка?
Центробанк повысил учетную ставку с целью сделать более дорогими кредиты в рублях для банков. Это та ставка, по которой Центробанк дает кредиты банкам. Учитывая то, что происходит сейчас на валютном рынке (ралли с долларом и с евро, катастрофический обвал рубля), банки стали все рубли вкладывать в доллары, покупать валюту. Чтобы им это было делать менее выгодно, Центробанк повысил ставку.
На самом деле это решение, как минимум, запоздало, потому что в пятницу Центробанк повысил ставку всего на один пункт, с 9,5 до 10,5 – тогда как весь день аналитики говорили, что надо повысить на 2 процентных пункта или на 2,5 – до 12.
Если бы в пятницу Центробанк сделал ставку 12, то мы бы имели сейчас курс 55 и не получили сразу обвал национальной валюты. Нужно было принимать гораздо более решительные меры раньше. А сейчас нужно более сильное лекарство – притом, что курс уже превысил 60 рублей.
Это вызывает вопросы к нашему регулятору в связи с тем, что он не понимает, в какой ситуации находится. Очевидно, что Запад вводит санкции, соответственно отмечается падение цены на нефть, которая у нас, с учетом нефтепродуктов и газа, составляет 75 процентов экспорта. Падает цена на нефть – падает национальная валюта.
Естественно, это не может не отразиться на кредитах, а потом на ценах. Если мы возьмем курс доллара в ноябре, то он был 30 рублей, сейчас – 60, то есть имеем двукратное падение национальной валюты. Можно ожидать, что импорт подорожает с определенным лагом примерно на эту величину.
Москва сидит почти целиком на импортном продовольствии. В регионах ситуация сильно лучше. Конечно, можно выиграть немного на логистике, на зарплатах людей, которые занимаются, опять же в ущерб нашим гражданам, ввозом товаров. Может быть, подорожание будет не в два раза, а в 1,8. Но все равно порядок примерно такой.
Если удастся, можно чуть-чуть выиграть в стоимости. Конечно, импортозамещение это может подстегнуть. Но в отличие от ситуации 1999 года, когда тоже курс обвалился, и начало расти производство, – сейчас, увы, ситуация другая.
В 1998–1999 годах были свободные мощности в экономике. Раньше если завод работал в треть смены, он стал работать в полную смену. Эту операцию можно было проделать в относительно короткий промежуток времени. Сейчас эти мощности уже деградировали, либо они используются.
Часть мощностей мы потеряли за это время. Сейчас свободных мощностей нет. И импортозамещение – это скорее потенциальная возможность построить новый завод, расширить или построить новый цех, засеять новое поле, чтобы там выращивать что-то.
Но мы знаем, что творится с нашими чиновниками, выдающими разрешительную документацию, «контрольщиками», которые замучили бизнес и написали за десять лет 180 тысяч противоречащих друг другу невыполнимых постановлений. Поэтому мы понимаем, что построить новое производство с нуля в России очень и очень сложно, мягко говоря. Поэтому по сравнению с положительным эффектом от девальвации, который был в 1998 году или в 2008, сейчас эффект будет очень скромным.
- Стоит ли бояться дефолта?
Мы часто называем словом «дефолт» – кризис. Дефолт – это отказ от выполнения своих долговых обязательств, а у нас «дефолт» стал синонимом кризиса и девальвации. Это не одно и то же. В 1998 году рубль обвалился так же, как сейчас. Но ключевым было то, что Россия не смогла обслуживать свои долги.
Долги самого государства невелики. Мы расплачивались с долгами «тучные» десять лет или чуть больше, с хорошими ценами на нефть. Мы своим главным достижением считаем то, что расплатились с долгами, отдали деньги Западу.
Поэтому государственный дефолт невозможен или маловероятен. Возможностей банкротства государства мало. Другое дело, что госкомпании умудрились набрать на Западе кредитов в долларах. И сейчас, конечно, вынуждены их отдавать. Часто это были кредиты краткосрочные, спекулятивные.
Наши ключевые госкомпании ведут себя совершенно не так, как частный бизнес, в них менее жесткая дисциплина. Но мы знаем, что государство их поддерживает. Как раз известной нефтяной компании на днях выдали много денег. Компания тут же перевела их в доллары, чтобы кредит погасить. Может быть, поэтому курс так и вырос? Кто виноват в обвале, спекулянты или наши госкомпании? Я склоняюсь ко второй точке зрения.
У госкомпаний проблемы быть могут, безусловно. Но дефолт госкомпании – это либо банкротство с вытекающими последствиями для десятков тысяч работников, либо государство начнет приходить им на помощь. Наши с вами деньги ограниченного теперь бюджета идут на помощь этим компаниям.
- Стоит ли вкладывать деньги в крупные покупки?
Гражданам, конечно, от рублей нужно избавляться. Покупка чего-то не портящегося, будь это машина, которая не падает в цене, товары длительного пользования, техника – это правильный и рациональный шаг. В любом случае мы должны понимать, что экономике, конечно, будет тяжело. Но если конкретный Иванов Иван Иванович воздержится сейчас от покупки, то экономику этим он не спасет, а будет вынужден покупать тот же товар по возросшим ценам.
Самое страшное в кризисе – гражданское противостояние
Георгий Гупало
Георгий Гупало, генеральный директор и главный редактор издательства «ДАРЪ», руководитель портала «Православная книга России», член Правления Ассоциации книгоиздателей России (АСКИ):
Я не специалист по макроэкономике и не обладаю знаниями, чтобы спрогнозировать будущее развитие событий. Как гражданин я переживаю, а как издатель очень обеспокоен общим финансовым положением дел в стране. Потому что люди, вклады которых сейчас обесцениваются, в меньшей степени заинтересованы в покупке книг.
Когда перед человеком встает выбор – потратить свою зарплату на необходимые продукты питания, чтобы накормить семью и ребенка, или купить книжку, то, конечно, в первую очередь купят продукты питания.
Каждый раз, когда в России происходил кризис (а я очень хорошо помню начало 90-х годов, потому что уже тогда занимался экономической деятельностью), кризис 1998 года, 2008 года – каждый раз эти кризисы сопровождались довольно серьезными и ощутимыми потерями в книжной сфере.
В меньшей степени потери были в начале 90-х. Тогда был чудовищный голод на книги, их выпускали тиражами в сотни раз большими, чем сейчас, но тогда были другие сложности – практически невозможно было найти бумагу, довольно большие проблемы появились с обесцениванием денег. Выпускал издатель книгу, делал гигантские наценки в 1000% (в начале 90-х годов были такие наценки), но все равно через месяц-два-три эти проценты превращались в нули, в полное ничто.
В 1998 году погибли многие издательства, но те, кто уцелел, имели возможность брать кредиты в банке, а интерес к книге еще держался. Гораздо меньше, но книги покупали. 2008 год нанес еще один сильный удар по отрасли, от которого издатели не оправились до сих пор. Все издатели, с кем я общаюсь, со страхом и волнением ждут следующий 2015 год, все ощущают достаточно серьезные трудности экономического характера.
Но в большей степени меня волнует даже не вопрос экономики, а вопрос нашего отношения к тем проблемам, которые происходят в нашей стране и в ее экономике.
В соцсетях и в реальном мире я все чаще встречаю людей, которые считают себя патриотами России и при этом очень обеспокоены поиском ее врагов. Одну такую запись я процитирую.
Сегодня неизвестный мне человек написал следующее: «После того, что мы пережили с 1985 по 1999 годы, нагнетания по поводу текущей ситуации – либо проявление преступной глупости, либо враждебного вредительства. Выбирайте, что вам ближе по сути».
Про глупость обсуждать нечего. Понятно, что любой человек достаточно скептически относится к той экономической политике, которую ведет наше правительство, а вся наша экономика, как вы знаете, завязана исключительно на нефтяную и газовую трубы, – это прямо признают и президент нашей страны, и премьер-министр. Говорить о глупости не буду. Но то, что касается преступного вредительства – это самые страшные слова, которые звучат все чаще и чаще.
Появилась некая группа людей, готовая объявить другую группу людей врагами народа, врагами России, врагами Путина, не знаю кого еще, но врагами. И по закону военного времени, по их мнению, таких людей можно будет ставить к стенке.
Самое страшное, что только может быть в стране, – это даже не дефолт и не кризис, их можно пережить. Самое страшное, что может быть, – это скатывание в гражданское противостояние, в гражданский конфликт, в гражданскую войну, когда одна часть народа настроена против другой части народа до такой степени, что готова взять в руки оружие и идти убивать своего собрата.
У нас все деньги вложены в дело, в нашу компанию. Книжное дело занимает вообще всю мою жизнь. Мы, безусловно, переживаем по поводу нашего финансового положения, по поводу всего происходящего, но волнует меня именно вторая часть, волнует, чтобы конфликт в гражданском обществе не перерос в открытый конфликт и гражданское противостояние – это самое страшное, что только может быть. Выхода из такого кризиса уже никакого не будет.
Что будет с рублем и как пережить 2015 год
Олег Покровский
Вице-президент «Океан-банка» и фермер Олег Покровский:
Не жду ничего хорошего. Не жду, что кто-то примет волшебное решение, что-то повысит, понизит, и что-то произойдет.
Я думаю, что нас ждет повторение сценария 1998 года. То есть падение рубля – это еще далеко не конец. Тот, у кого есть опыт 1998 года, должен его вспомнить или спросить у родителей, почитать в книжках.
Самым сложным был год 1999-й, и поэтому 2015-й год будет совсем не простой. Попробуем за счет тех производств, которые научились что-то продавать за рубеж, потихонечку восстанавливаться.
Накопилось много фундаментальных факторов, и если даже один из них убрать, то все остальные всё равно сыграют против. Поэтому надо мобилизоваться внутренне и готовиться пережить это время.
- Про отечественное производство
Если в 1998 году те производства, которые делали что-то за рубли, не могли ничего продать, потому что при дешевом долларе было дешевле привезти этот товар из-за границы, то после кризиса 1998-го всем, кто ввозил импортные товары, стало резко плохо, а тем, кто наоборот, продавал на экспорт, стало резко хорошо.
Результатом этого стала мощная локализация производств. Так как вся бытовая техника подорожала, у нас начали производить холодильники, телевизоры и прочее. Сейчас будет ровно тот же самый процесс. Те компании, которые успели перенести производство в Россию и его здесь отладить, выйдут в своих секторах вперед.
- О ситуации в регионах
В регионах товар стоил меньше, и вообще бизнес изначально ориентировался на какой-то недорогой сектор, плюс местная торговля. Москва, конечно, пострадает больше. Всё зависит от того, что будет дальше. Пока надо внутренне мобилизоваться и отсекать все лишнее, хуже от этого не станет.
- Что делать с рублями?
Сложно сейчас сказать. Я думаю, что в долгосрочной перспективе, в любом случае, рубль еще и еще подешевеет. Всё зависит от того, на что вам рубли предстоит тратить. Если просто на еду, то, может быть, вы и проиграете, купив сейчас, а потом продав, потому что каждая купля-продажа – это расход, комиссия. Если на что-то долгоиграющее – наверное, лучше в валюту инвестировать.
Сейчас по депозитам вырастут ставки, надо смотреть насколько, какие ставки по депозиту будут в коммерческих банках. По идее, они должны быть на процент-два повыше, чем учетная ставка. Ставки по депозитам подтянутся где-то к 19-20%. Дальше надо смотреть – компенсирует это инфляция или нет.
- Ждать ли дефолта?
Один в один сценарий 1998 года вряд ли повторится, но может быть какой-то другой сценарий. Не будет государственного дефолта, может, будет дефолт каких-то крупных компаний, у которых рублевые доходы и валютные расходы. Например, многих банков, так как цена привлечения денег из-за рубежа была очень низкая.
Когда курс доллара стоял на месте, можно было за рубежом взять доллар под 4%, а здесь его отдать в кредит под 14% и прекрасно себя чувствовать. Так что те, кто набрал валютных долгов против рублевых доходов, уйдут в минус.
Пожертвования пока не упали, но трудности с лекарствами уже возникли
Владимир Берхин
Президент благотворительного фонда «Предание» Владимир Берхин:
Курсы валют ударили по всему, что связано с оплатой в валюте, как прямой, так и опосредованной. Грубо говоря, цены поползли вверх. То, что раньше стоило за рубежом 2 миллиона, теперь требует сборов почти на 4 миллиона.
При этом в особенно неприятном положении оказались те, у кого деньги уже собраны, но еще не выплачены. Им все надо начинать сначала. Такие случаи есть. Например, те, кто собрал деньги на трансплантацию и ждал донора. Деньги хранились в рублях и, в связи с изменением курса, выяснилось, что этих рублей мало, и надо все начинать сначала.
Как минимум двое наших подопечных столкнулись с этим – Марина Зеленюк, которой в итоге помогли организовать дополнительный сбор добрые люди (в том числе наша волонтер Виктория Ивлева и рок-музыкант Сергей Калугин), и Коля Ильницкий, которому пока еще собираем.
Подорожали также импортные лекарства – с этим, например, столкнулись «Помоги.орг» и фонд «Галчонок».
Из-за того, что меняются цены, клиники и другие коммерческие юридические лица начинают с большим подозрением относиться к такой практике, как гарантийные письма. Есть такая практика, когда у фонда еще нет денег, а оплата нужна срочно. Фонд в таких случаях может дать гарантийное письмо, что пока нет денег, но все будет оплачено в ближайшее время, а теперь, когда цены быстро растут, с гарантийными письмами будет труднее. Клиника обязана заботиться о своей доходности. Да и фонды тоже неохотно будут идти на риск.
Пожертвования пока не упали, по крайней мере, я этого не вижу, но их меньше, чем планировалось. Декабрь в принципе один из лучших месяцев в году в плане пожертвований. При этом не все так хорошо, как ожидалось. В цифрах это трудно выразить, но ощущение именно такое.
Наплыв украинских беженцев ударил по всем, кто работает в благотворительности с любыми иностранными гражданами. Их стало значительно больше.
Лавинообразно выросли просьбы от тех, кто попал в неприятную ситуацию с кредитами. Это люди явно не маргинальные, а внезапно обедневшие, теряют работу, просят помощи. Цены на жизнь растут, у людей стало не хватать денег, чтобы оплачивать кредиты.
Если сегодня кризис…
Татьяна Краснова
Преподаватель МГУ, блогер, координатор проекта «Конвертик для Бога» Татьяна Краснова:
Вообще, больше всего мне хотелось как раз той самой стабильности.
Я не герой по натуре. Личность у меня не масштабная, а самая что ни на есть маленькая, тихая и законопослушная.
Нет, я не против почитать о победах и свершениях, но только сидя в кресле, и желательно – под пледом и у печки, и чтоб кот на коленях, и лампа на столе.
Я люблю делать хорошо свою маленькую работу, «растить свой сад, и не портить прекрасный вид». Еще я очень люблю, когда вокруг меня все сыты и довольны, никто не обижает маленьких, и все помогают тому, кто попал в беду.
От такого мироустройства я расцветаю как фикус на подоконнике, и по мере сил причиняю пользу себе и окружающим.
Признаемся честно, это – мировоззрение хоббита.
В стране, где Великая Война – это главный и несомненный гвоздь, на котором висит самосознание нации, судьба моя незавидна.
Я очень не люблю воевать. Мой удел – путаться под ногами у сражающихся, размахивать потрепанным белым флагом, и вопить: «А вот помиримся! А вот чайку?! С бараночками, а?!»
Выглядит не слишком героически, чего уж там.
Парадокс в том, что, будучи трусом и пораженцем, я очень мало чего боюсь.
Прошлую эпоху глобальных перемен я пережила с маленьким ребенком на руках. Честно скажу, мне не понравилось. Слава Богу, в этот раз мне не придется объяснять трехлетнему человеку, что вареная картошка на завтрак, обед и ужин – это здорово, а на праздник будет сливочное масло, а яичко я куплю когда-нибудь потом, когда все ЭТО кончится. Дочь моя выросла. Правда, состарилась мама, но мама – из породы борцов. Ей не привыкать.
А я выучила свой урок, и вхожу в новую эпоху больших перемен налегке.
Сокровищ моих не достанется никакой тле – за полным неимением сокровищ.
У нас нет накоплений. Мы могли бы купить что-то ценное в кредит, но подумали – и решили обойтись, поэтому у нас нет ничего ценного, и нет долгов. Из всего, чем я владею, мне не страшно потерять почти ничего.
Скажу по правде, если бы не «Конвертик», я бы чувствовала себя совершеннейшим из возможных хоббитов.
Увы, он – мое слабое место.
Да, я боюсь за его подопечных.
Очень боюсь, что не смогу помочь.
Не устрою, не соберу, не достану.
Но вот тут я и вспоминаю про главное.
Сокровища у меня все-таки есть.
Есть самые изумительные «активы» на свете – люди, собравшиеся вокруг «Конвертика» за эти годы. С ними вместе мы пережили и горе, и радость. И хоронили, и праздновали победы. Я верю, что они останутся с нами, что бы ни случилось. И не дадут пропасть ни себе, ни другим.
Христос сказал главные слова: «Не бойтесь!»
Постараемся делать то, что должно, и пережить то, что будет.
Если с нами Бог – чего нам бояться?