Рукописное наследие Святой Горы: Свято-Павловский монастырь

Со стороны моря эта обитель кажется прислоненной к скале; она окружена зубчатой стеной с бойницами, с прилепленными к стенам деревянными кельями с балкончиками. Русский паломник Василий Григорович-Барский, побывавший здесь в XVIII веке, так описывал этот монастырь: “Тот стоит от моря, яко за полпоприща, под самым Афоном (вершиной горы — а. А.), устроен чудесно на острой скале”.

Наряду с Хиландарской обителью, которая была главным связующим звеном византийского религиозного просвещения со славянскими Церквами, Свято-Павловский монастырь, хотя и меньшей степени,  также был причастен к подобной посреднической деятельности. Сербы поселились в греческом Павловском монастыре значительно позже, нежели в Хиландаре. Будучи сначала греческой, со времени правления сербского царя Стефана Душана Сильного (князя с 1336, царя с 1347–1356), Павловская обитель стала постепенно обращаться в сербскую. Междоусобицы, происходившие в Сербии, заставляли иноков-сербов оставлять свои родные монастыри и скиты и удаляться на Афон. Иноки, не желая, чтобы их церковная утварь и книги подвергались уничтожению, обычно уносили их на Афон.

Во время покровительства Афону болгарских и сербских царей в XIII и XIV в. число славянских монахов там еще больше увеличилось, и таким образом славянские иноки появились не только в чисто славянских монастырях, но и в греческих: Григориате, Свято-Павловском, Дохиаре, Ксенофонте, Пантократоре, Ставрониките, Филофеевском, Эсфигмене, Симонопетре и Караккале, и в некоторых из них славяне преобладали, как например в Свято-Павловском, судя по хранившимся в этой обители славянским рукописям сербской редакции[1].

С 1354 года Свято-Павловский монастырь управлялся уже сербским игуменом Герасимом, принявшим монастырь по добровольной уступке его греками — ксиропотамцами, подтверж­денной Протом и Константинопольским патриархом Матфеем[2].

Свято-Павловский монастырь

 Последующие исторические события сербской политической жизни вплоть до совершенного подчинения Сербии турками в 1459 году, не только не мешали, но, наоборот, много способствовали усилению в этих монастырях (особенно Павловском) славянского элемента. Внутренние смуты в Сербии, постоянные нападения соседей (в особенности турок), вынуждали многих из иноков бежать из своего отечества на Святую Гору, где было обеспечено безопасное убежище как для них, так и для оберегаемых ими церковных святынь и книг.

Обогащению библиотеки Павловского монастыря послужило главным образом поселение в нем иноков знаменитого Ресавского монастыря. Сербский Ресавский монастырь, основанный деспотом Стефаном, известным сербским покровителем духовного просвещения, на реке Ресаве в 1407 году, славился своими древними рукописями.

Ресава — округ или уезд в Сербии, находящийся в ее северовосточной части, между реками Великой Моравой и Млавой. Здесь деспот Стефан построил монастырь и, поместив в нем монахов “книжных”, поручил им исправление славянского текста Священного Писания и богослужебных книг. О изводе “ста­рых преводник Ресавскых, не имоущаго ни что же порока” говорит послесловие Хиландарского Апостола 1660 г. и Апостола 1638 г., найденного в библиотеке Павловского монастыря на Афоне епископом Порфирием (Успенским) во время его первого путешествия на Святую Гору.

Часть книг, собранных в Ресавском монастыре трудами деспота Стефана, после опустошения этого монастыря во время нашествия турок в 1450 г. была спасена иноками этой обители, которые нашли убежище в монастырях Святой Горы — Хиландарском и Свято-Павловском[3]. Ресавские рукописи, поступившие в эти трудные годы в Павловскую обитель, и составили главное ядро ее славянского книгохранилища. Дальнейшее процветание Павловского монастыря было задержано падением в 1459 году Сербского государства, после чего объем его деятельности постепенно стал сокращаться, особенно во второй половине XVII века, так что к концу следующего, XVIII века, он уже перешел в ведение монахов-греков. Но и за эти четыре столетия своего существования Свято-Павловский монастырь оказал ценные услуги славянским Церквам, хотя его роль была несомненно меньше по масштабам, нежели роль Хиландара. Это выражалось главным образом в распространении сербской литературы посредством переписки рукописей, которая осуществлялась в стенах этой обители.

Можно упомянуть монаха Николу, переписавшего в 1329 году в Жреле Евангелие, еще до второй половины XIX века хранившееся в монастыре преподобного Павла. В Свято-Павловском монастыре сохранялись также древнеболгарские литературные памятники. Здесь были найдены так называемый Севастьяновский сборник (XIII–XIV вв.), Драгалев Апостол (XIV в.)[4].

Сохранившиеся оригиналы афонских рукописей и списки с них раскрывают весьма сложные пути, по которым развивались афоно-русские связи. Особенно интересна в этом плане история одного небольшого сочинения под названием “Слово постническо Максима Исповедника по вопросу и ответу”. До начала XV века оно обращалось в монастырской среде православного Востока исключительно на греческом языке. Но трудолюбивые и заинтересованные в подобных образцах литературы славянские иноки Святой Горы задумали его перевести. В 1525 году сербский монах монастыря преподобного Павла Иаков Доброписец перевел “Слово”.

Он сделал это по просьбе монаха Евсевия (Ефрема), “руси­на”, который в 1420–1421 гг. жил в Константинополе в монастыре Богородицы Перивлепты и написал там Минею и Лествицу, а между 1422 и 1424 гг. перебрался из Константинополя на Афон. Сначала он жил некоторое время в Ватопеде, но к моменту перевода “Слова” несомненно жил в монастыре преподобного Павла, как и сам Евсевий (Ефрем), хотя место перевода “Слова” ни в одном из его списков не указывается. Известна рукопись Слов святителя Григория Богослова, переписанная неким Иаковом в монастыре преподобного Павла в 1418 году[5]. Это, конечно, был Иаков Доброписец. Он жил в Павловском монастыре постоянно. Сохранилась еще одна рукопись его руки — первый том Бесед святителя Иоанна Златоуста, переведенных с греческого на сербский язык в 1426 году. В послесловии к нему Иаков подписался полным именем, с добавлением Доброписец. Над Беседами он работал в сотрудничестве с другим писцом, Венедиктом, которому принадлежит перевод 2-го тома (ГИМ, Синодальное собрание, №№ 36, 37). В рукописи 1426 года место, где жили Иаков Доброписец и Венедикт, не указано, но оба тома Бесед до 1655 года, когда они поступили в Московскую Патриаршую библиотеку, хранились в Павловском монастыре. Поэтому есть основания утверждать, что Иаков Доброписец жил в Павловском монастыре и что перевод “Слова” для Евсевия (Ефрема) был сделан именно здесь.

В отдельном виде “Слово” в славянских рукописях не встречается. Оно всегда входит в состав сборников, сохраняя, однако, во всех списках свое особое послесловие о переводе именно этого “Слова”, а не сборника. Форма послесловия такова, что оно явно было приписано к полученному уже готовому переводу монахом Евсевием (Ефремом), ибо переводчика Иакова Евсевий уважительно называет киром (господином), а себя, наоборот, уничижительно убогим и непотребным. Можно предполагать, что перевод “Слова” Евсевий (Ефрем) включил в какой-то переписанный им лично сборник сочинений Святых Отцов и уже в составе сборника отослал его на Русь. Первооригинал сборника не сохранился или пока еще не разыскан, но в библиотеке Троице-Сергиевой Лавры имелся список с него, весьма близкий по времени к дате написания оригинала (ныне — в собрании РГБ, ф. 304, № 756).

Интересно, что следующий по времени список “Слова” с послесловием Евсевия-Ефрема встречается в сборнике 1431 года, переписанном в новгородском Лисицком монастыре. Состав Лисицкого сборника отличается от состава Троицкого, значит, оригиналом лисицкому писцу послужила не Троицкая рукопись. Остается думать, что оригинал перевода Иакова Доброписца Евсевий (Ефрем) держал при себе и давал его другим русским писцам, жившим на Афоне, для новых списков. Между Афоном и Лисицким монастырем связи были установлены в конце XIV века: еще до 1397 года лисицкий игумен Ларион вынес отсюда список Тактикона Никона Черногорца. По этим-то афоно-нов­городским каналам список перевода Иакова Доброписца с послесловием Евсевия-Ефрема и попал в Лисицкий монастырь[6].

От XVI века сохранилось гораздо больше сочинений, посвященных Афону. В сборнике 30-х гг. XVI в. (РГБ, ф. 173 (Фунд.), № 50, л. 44–48) содержится “Въспоминание отчясти святыа горы Афоньскиа, како наречена бысть святаа гора и коих ради дел тако прозвася” — сказание о пришествии Богородицы на Афон. Епископ Порфирий (Успенский) опубликовал это сказание по рукописи афонского сербского монастыря преподобного Павла[7].

В 1653–1655 гг. московский старец Арсений Суханов, по благословению патриарха Никона, предпринял поездку на Святую Гору, осмотрел ряд афонских книгохранилищ, где отобрал несколько сот (498) древних рукописей и печатных книг на греческом языке для отправки в Россию. Несмотря на то, что у Арсения Суханова в его поездке был помощник, ему было трудно перевезти в Москву такое большое количество книг. О том, как насельники Свято-Павловского монастыря помогли ему справится с этой трудной задачей, повествуется в грамоте от 10 ноября 1654 г., которую архимандрит Павловской обители Иоасаф вручил царю Алексею Михайловичу по своем приезде в Россию.

В этой грамоте братия Павловского монастыря уведомляла царя о том, что “благолепне честный настоятель их архимандрит Иоасаф послужи, якоже царскому человеку на путно шествие честному старцу Арсению иже от светлаго ти царствия врученную ему службу о взыскании Божественных книг мудре соверши. В честный наш монастырь пришед и в книжное сокровище вшед елико от Божественных книг в нем обретшихся избра, и нам повеле сами носити к пресветлому ти царствию множества ради тогда с ним носящих от Святыя Горы книг. Мы же, яко раби благопокорни, послушавше без закоснения усердствовавше повеление исполнити потрудихом паки честнаго настоятеля и отца нашего Иоасафа архимандрита, еже от чеснаго нашего монастыря Божественное сокровище святых книг, от древних премудрых переводников переведенных на словенский язык от греческого, носити пресветлому ти царствию”[8].

Таким образом оказывается, что из обители преподобного Павла старец Арсений сам не взял ни одной книги: книги были им только отобраны, и вероятно, подписаны на первом листе, как он это делал в других монастырях; такая надпись (Арсений) имеется на некоторых книгах, несомненно присланных из афонского Павловского монастыря. Всех книг, присланных от афонского Павловского монастыря с его архимандритом Иоасафом, насчитывалось 16 (“поднесе той Патриарху 16 книг греческих”[9].

Какие именно книги были посланы в Россию от этого монастыря, в грамоте от 10 ноября 1654 года не указано. На подлиннике этой грамоты, на ее оборотной стороне находится надпись: “грамота по-русски к царю Алексею Михайловичу от монастыря Павловского болгарского со Арсением старцем, посланным в Афонскую Гору для собирания книг древнего переводу”[10]; не сохранилось об этом и никаких официальных документов. На книгах, посланных из Павловского монастыря, имеются надписи, обыкновенно следующего содержания: “лета 1655 июня в 25 день прислал сию книгу Правила (или Шестоднев) афонския горы монастыря святого Павла великомученика Георгия, архимандрита Анания з братиею”. Благодаря этим надписям можно узнать, какие книги присланы из Павловского монастыря в Россию. Из присланных книг на конец XIX столетия было известно только 9; по крайней мере, подобные надписи имелись только на девяти рукописях. Все эти рукописи датировались XV веком[11].

За все эти книги архимандриту Павловского монастыря Иоасафу было пожаловано соболей на 100 рублей, а впоследствии дано было еще 100 рублей.

В феврале 1656 года архимандрит Павловского монастыря Иоасаф вместе с хиландарским архимандритом Феодором подали на имя государя челобитную, в которой писали, что в 1655 году пришли они от Святой Афонской Горы с письменными книгами древних переводов, которые писаны в давних летах при прежних благочестивых царях греческих и святителях — с переводом иерусалимских, цареградских и святогорских типиков Синайской горы и Четьих многих книг. Исполняя повеление царя Алексея Михайловича, они привезли книг такое большое количество, что в монастырях из тех книг ничего не оставлено, а им за все эти книги указано дать из сибирского приказа “с три по сту рублей”. “А нам, богомольцам твоим, и едучи дорогой от Святыя Горы с теми книгами, стало до Москвы больше трехсот рублей, а прежде нам богомольцам твоим бывало твоего царского жалования на милостыню и без книг вдвое больше того, что нам указано дать теперь за книги и за милостыню; а ныне нам, богомольцам твоим с Москвы теми деньгами до Святыя Горы не доехать”[12]. Написанная в таком чувствительном тоне челобитная имела успех: 21 февраля 1656 года архимандриту Хиландарского монастыря Феодору и Павловского монастыря архимандриту Иоасафу было велено дать за книги, которые они привезли к патриарху Никону, соболей на сто рублей.

Дальнейшая история Свято-Павловской афонской обители отмечена все возраставшей эллинизацией этого в прошлом славянского монастыря. Отечественный паломник Василий Григорович-Барский, дважды посещавший Святую Гору в первой половине XVIII столетия, смог наглядно убедиться в этом, отметив те изменения, которые произошли здесь с 1726 по 1744 гг. “В монастыре святого Павла, — пишет он в своей книге, — жительствоваху сначала болгары и сербы; ныне же умалившимся оным, недавно населишася грецы, в перьвом убо моем прибьятии к Святей Горе, в лете 1726, чтение же и пение, и вся власть бяше болгарская; ныне же (в 1744 г. — а. А.) ничего от сих не обретается, кроме библиотеке славенской, в нем же множество книг различных обреташеся печатных и рукописных, начаша тамо обитающие иноцы (греки — а. А.) инныя (книги — а. А.) раздавати, инныя же малоценно продавати, да искоренится древняя болгарская слава и память”[13].

Из содержания приведенного отрывка становится понятным, какой опасности подвергалось в этом монастыре собрание древних славянских рукописей, и этим же объясняется тот факт, что в Свято-Павловском книгохранилище сохранилось гораздо меньше славянских рукописей, нежели в таких обителях, как Хиландарская, Свято-Пантелеимоновская и Зографская, где также проживали иноки славянского происхождения. Одна из самых древних и ценных славянских рукописей, некогда хранившихся в Павловском монастыре, в настоящее время находится в Великобритании, в рукописном собрании Британского музея. История миграции этого манускрипта в некоторой степени является показательной и поясняющей те пути, следуя которым, многие афонские рукописи попали в собрания европейских библиотек. Речь идет о Евангелии болгарского царя Ивана Александра (1356 г.) — замечательном литературном и художественном памятнике середины XIV века, который уже больше столетия хранится в Лондоне. В 1837 году известный английский путешественник и собиратель Роберт Керзон посетил афонский монастырь преподобного Павла, в котором, по сообщениям самого Керзона, в те годы хранилось собрание, насчитывающее примерно 250 болгарских и сербских рукописей. Внимание путешественника привлекло Евангелие царя Ивана Александра.

Вот как описывает сам Керзон историю приобретения этой драгоценной рукописи в Свято-Павловском монастыре: “Я был принят с радушным гостеприимством и скоро свел знакомство с четырьмя монахами, которые говорили по-английски, по-французски, по-итальянски, по-немецки”. Далее он пишет: “Этот монастырь основан Константином Бранкованом (1688–1714), господарем Валахии, для болгарских и сербских монахов”[14]. Оставляя без комментариев это спорное утверждение, следует больше внимания уделить описанию библиотеки Свято-Павловского монастыря, сделанному Керзоном: «Библиотека находится в маленькой светлой комнате, книги хранились в чистоте и были расположены на полках, изготовленных из сосновых досок. Был там только один греческий манускрипт, список Евангелия в четверку, XII или XIII в. Число сербских и болгарских рукописей доходило до 250. Три из них замечательные: 1) рукопись Четвероевангелия, толстый том в четверку, написанный крупными литерами в 3/4 дюйма величиной, конец рукописи утрачен; 2) также Четвероевангелие в лист, с прекрасными рисунками в начале каждого Евангелиста и с большим замечательным изображением Патриарха в конце рукописи; все точки в этой рукописи сделаны золотом, многие слова также написаны золотом: это был драгоценный манускрипт; 3) также Четвероевангелие, в лист, на староболгарском языке и, подобно первым двум, написано уставными письменами. Эта рукопись с начала до конца наполнена была изображениями; на Востоке не случалось мне видеть подобной. Это чрезвычайное открытие так взволновало меня, что я едва не упал со ступеней, на которые взгромоздился. Я видел, что эти книги хранимы были с большим тщанием, и потому не мог льстить себя надеждой, что монахи легко расстанутся с какой-нибудь их них, тем более, что, по всем признакам, монастырская община находилась в благополучии и не была вынуждаема пускать в продажу что-либо из своей собственности.

На прощание игумен выразил желание почтить меня чем-нибудь в память моего посещения монастыря святого Павла. Здесь последовало живое изъявление взаимных вежливостей, и я заметил, что мне было бы очень приятно получить книгу. “О, да! — сказал он, — у нас старые книги лежат без всякого употребления, и нам будет очень приятно, если Вы благоволите принять ее!”. Мы пошли в библиотеку. Игумен вытащил наудачу одну книгу, как берут кирпич или камень из кучи, и протянул ее мне. Я сказал: “Если для вас не составляет различия, какую книгу дать мне, то позвольте мне взять ту, которая мне нравится”. Говоря так, я снял болгарское Четвероевангелие с рисунками, и едва мог поверить, что это происходит не во сне, когда игумен передал эту книгу в мои руки. Было уже величайшим бесстыдством с моей стороны, что я попросил затем продать мне еще другую книгу; но она также была предложена мне в дар, и я взял вышеупомянутый том Евангелия в лист. Мне почти совестно было принять эту последнюю книгу; но можно ли было противостоять искушению, когда я знал, какую ничтожную цену приписывают монахи этим вещам и как такие книги попадают на рынки Константинополя, Смирны, Солуни или других соседних городов? Отправляясь, я, впрочем, для очищения совести сделал некоторый денежный вклад в церковь»[15].

Прочитав этот отрывок, легко можно догадаться, что здесь рассказана история находки и приобретения Робертом Керзоном Четвероевангелия болгарского царя Ивана Александра. Можно по-разному оценивать действия Р. Керзона в описанных им обстоятельствах, но, зная дальнейшую историю Свято-Павловского книгохранилища, нужно отметить, что приобретение английским путешественником Евангелия царя Ивана Александра спасло эту рукопись от возможной гибели. Дело в том, что в конце XIX в. пожар уничтожил многие здания Свято-Павловского монастыря, в результате чего погибло большинство хранившихся в нем манускриптов и православных святынь.

В 1849 году Керзон опубликовал опись принадлежащей ему коллекции рукописей. Описание Евангелия Ивана Александра в каталоге Керзона явилось первым официальным сообщением о нем для научного мира. На протяжении долгих лет интерес славяноведов и историков к тексту этой рукописи был исключительно велик. Отсутствие возможностей для непосредственной работы с оригиналом порождало у исследователей массу всяческих домыслов и предположений об этой рукописи. После смерти Р. Керзона (1873 г.) его коллекция была передана в 1876 году на хранение в Британский музей. После этого Евангелие царя Александра стало предметом тщательного исследования со стороны славистов и историков[16].

Ознакомившись с обстоятельствами, которые способствовали перемещению Евангелия царя Ивана Александра из афонского Свято-Павловского монастыря в Британский музей, необходимо кратко изложить историю создания этого древнего манускрипта. История написания этого выдающегося памятника связана с возникновением и деятельностью Тырновской богословско-литературной школы, — самого значительного явления в истории болгарской духовной культуры и литературы XIV в., которая оказала мощное и благотворное влияние на развитие культурных процессов в средневековой Болгарии также и на протяжение последующих столетий. Эта школа породила плеяду писателей, литераторов, общественных деятелей, среди которых выделяются такие замечательные фигуры как Феодосий Тырновский, Патриарх Евфимий, Григорий Цамблак и ряд других. Деятельность этой школы можно определить как целую эпоху в культурном развитии не только Болгарии, но и всего южного и восточного славянства, которая в немалой степени повлияла на эволюцию культурных, литературных и духовных процессов в Сербии, Румынии и России[17].

Написанное в 1356 году, Евангелие Ивана Александра, этот памятник древней болгарской культуры, содержит текст четырех Евангелий; рукопись иллюстрирована многоцветными миниатюрами, которых насчитывается более 350. При исследовании Евангелия царя Ивана Александра обнаруживаются очень близкие соответствия и параллели между его миниатюрами и миниатюрами ряда византийских средневековых памятников, и прежде всего — хранящейся в Парижской национальной библиотеке византийской рукописи XI века (Парижская греческая рукопись, № 74). По словам современной болгарской исследовательницы, “Евангелие Ивана Александра, богато оформленный миниатюрами Ватиканский список Манассиевой хроники, как и Псалтирь Томича 1360–1365 гг. из собрания Государственного Исторического музея в Москве, и более поздняя Псалтирь Радомира, хранящаяся в Зографском монастыре на Афоне, являются исключительно ценными памятниками болгарской средневековой культуры. Среди этого небольшого числа дошедших до нас литературных памятников — свидетельств истории национальной культуры Болгарии, Евангелие Ивана Александра обладает наиболее высокими художественными достоинствами”[18].

После турецкого вторжения на Балканы и захвата турками-османами болгарской столицы Тырново в 1393 году часть болгарского духовенства и народа искали спасения в Молдавии и Валахии. Уцелевшие от пожара и хищения рукописные памятники стали переходить из рук в руки. Сокровища, являвшиеся собственностью болгарских царей и хранившиеся, как, например, рукопись Четвероевангелия, в Тырнове или Видине, также стали переходить в частную собственность. Рукопись Евангелия царя Ивана Александра также была перенесена в Молдавию, и здесь ее постигла та же участь. Болгарские монахи и духовенство с принесенными ими славянскими рукописями без сомнения оказали значительное влияние на местных христиан. В Молдавии и Валахии переписчики продолжали трудиться в том же направлении, которое появилось в середине XIV века в Сербии и Болгарии и прервалось там насильственным образом из-за турецкого вторжения.

В самом начале XV века в Молдавии было много любителей церковных книг, и монахи искусно переписывали для таких людей славянские рукописи. В этом отношении выделяются молдовлахийский воевода Александр Добрый (1402–1432) и его супруга Марина.О любви этой супружеской четы к книгам свидетельствует запись (приписка), сделанная позднее красными чернилами на листе 5 Евангелия Ивана Александра, в которой содержатся сведения о том, каким образом была куплена книга. Евангелие Ивана Александра было сначала перенесено в Молдавию в начале XV века и вскоре перешло в библиотеку господаря (воеводы) Александра Доброго. Один из преемников воеводы Александра, быть может, Константин Бранкован, которому монахи монастыря преподобного Павла приписывают и постройку их монастыря, пожертвовал братии этой обители среди других вкладов и данную рукопись. Можно даже догадываться, что в Свято-Павловскую обитель рукопись попала в драгоценном окладе, которым ее украсил болгарский царь Иван Александр[19].

Выше упоминалось о так называемой Псалтири Томича — древнем рукописном памятнике, судьба которого сходна с историей Евангелия Ивана Александра. Эта болгарская лицевая Псалтирь середины XIV века была найдена в 1901–1902 гг. в Македонии сербским ученым филологом С. Н. Томичем. В конце сентября 1902 года Сима Новакович Томич прислал эту Псалтирь в Москву, и в настоящее время она находится в Государственном Историческом музее (Москва; отд. рукописей муз. 2752). Спустя приблизительно 2 года после поступления рукописи в Исторический музей выдающийся палеограф и языковед-славист Вячеслав Николаевич Щепкин (1863–1920) опубликовал небольшую статью о Псалтири Томича[20]. Эта статья вместе с некоторыми общими упоминаниями в научной литературе являлась долгое время почти единственным источником сведений об этом памятнике несмотря на то, что рукопись представляет исключительный интерес. К счастью, дочь заслуженного исследователя древнерусской палеографии, М. В. Щепкина, взяла на себя труд исследовать миниатюры Псалтири Томича и подготовила их к изданию[21]. Весь памятник должен быть отнесен к середине или по крайней мере к началу второй половины XIV века. Ценность рукописи заключается в 109 миниатюрах, очень хорошо сохранившихся.

На листе 304 об. стоит румынская запись славянскими буквами, которая в переводе читается следующим образом: “Эта книга да будет ведомо подписана мною 1802 декабря 15 я Парву калугер (монах) с ведома отца архимандрита кир святого Павла казначей с ведома всех отцов этого святого монастыря”[22]. По мнению М. В. Щепкиной, под монастырем преподобного Павла, во главе которого стоял архимандрит и в котором имелся монах-румын, по-видимому, следует понимать монастырь преподобного Павла на Афоне. Если это так, то пребывание там роскошной болгарской рукописи можно объяснить только тем, что участь этого памятника была сходна с судьбой болгарского Евангелия царя Ивана Александра 1356 года; Псалтирь царя Ивана Александра после падения Болгарского царства также попала в Молдавию или Валахию, а затем кем-то из румынских воевод или иерархов была дана как вклад на Афон в монастырь преподобного Павла, который в те годы был тесно связан с Румынией[23]. Итак, можно считать, что, подобно Евангелию Ивана Александра и, по-видимому одновременно с ним, Псалтирь Томича попала сначала в Валахию, затем в Молдавию и оттуда — в монастырь преподобного Павла на Афоне.

О тесных связях молдовлахийских монастырей с Афоном можно судить, в частности, по записи, сделанной на рукописи Четвероевангелия 1537 года (Нац. музей древностей(Румыния), № 11 (284)) на славянском языке. На листе 401 запись писца: “Писасе сый святый тертоевангель в святой горе Афона. Повелением отца игумена кир Мисаила и иеромонах, от монастыря зовамого, Бистрица, иже е в земли Угровлахийской”. Примечательно начало этой записи: “Сего ради аз худой раб игумен Мисаил и иеромонах, от монастыря, зовомаго Бистрица, обретох начеть писати се святыи тетроевангель” (л. 400). Из содержания этой записи видно, что переписка рукописи была начата в валашской Бистрице, но вследствие смерти переписчика игумен Мисаил просил окончить переписку на Афоне, что и было сделано. Затем Евангелие снова было возвращено в Валахию и в монастыре Бистрица украшено различными миниатюрами[24].

Продолжая повествование о Свято-Павловском монастыре, необходимо отметить, что в середине XIX столетия эта обитель гостеприимно принимала в своих стенах исследователей и из православной России. Одним из первых паломников, прибывших с научными целями в XIX столетии в эту обитель, был В. И. Григорович, профессор Казанского университета. Он смог уделить изучению рукописей Свято-Павловского книгохранилища всего одну неделю, но его заметки об увиденном весьма ценны и для настоящего времени.

В своем дневнике он кратко рассказал о наиболее значительных событиях, связанных с историей монастыря, а затем уделил большое внимание описанию рукописей, хранившихся здесь. “1–7 ноября (1844 г. — а. А.). Монастырь Павлу (греч. произношение — а. А.) с храмом великомученика Георгия. С трудом принявший недавно общежительное правило, он считает ктиторами своими первых кралей (королей — а. А.) сербских дома Неманичей, и потому носит название сербского. Теперь он совершенно присвоен греками. О прежнем его значении свидетельствуют иконы со славянскими надписями, славянские памятники и большое количество уцелевших, несмотря на очевидное к ним невнимание, рукописей сербской рецензии”, — так описывал свои впечатления В. И. Григорович, и далее переходил к повествованию о монастырском книгохранилище. “Прибывший отец игумен в монастыре Павлу дозволил мне осмотреть библиотеку. Она первая вознаградила мои труды. В небольшой комнате внутри самого монастыря, которой окошко не защищено стеклами, расставлены по полкам до 200 книг печатных и до ста рукописей, из которых 85 славянские”[25].

Далее В. И. Григорович перечислил 66 славянских рукописей, отметив, что из них 17 — это списки Евангелия, 9 — Деяний апостольских, 14 — Псалтири, а остальные содержат в себе различные поучения отцов Церкви и жития святых. Как отметил В. И. Григорович, в книгохранилище сверх этого числа имелось 14 рукописей на простой бумаге, также сербской рецензии, которые содержали разные церковные службы.

«Примечательнейшие же рукописи суть, — писал В. И. Григорович, — 1) два помянника, кажется, начала XVII столетия, в которых записаны с показанием мест простонародные славянские имена. Такие помянники — лучший материал к составлению славянского ономастикона. 2) “Летовник вкратце от различных летописец и поведателей избран и составлен от Георгиа грешного монаха”. Этот список Амартола, заключающий летопись от сотворения мира до царя Романа включительно, только одним годом моложе хранящегося в Москве. Рукопись в лист простой бумаги; писана средним уставом в два столбца; заглавия красным, поблекшим письмом. Прибавлений переводчика или писца нет»[26].

Перед выездом из обители В. И. Григоровичу были также показаны некоторые хризовулы[27], шесть из которых он перечисляет в своих записках[28].

Продолжая краткий обзор истории Свято-Павловского церковно-литературного наследия, нельзя не упомянуть о том, что рукописные традиции развивались также и в двух скитах, принадлежащих обители преподобного Павла; это Новый скит и скит святого Димитрия (Лаккос). Новый скит был посвящен Рождеству Богородицы; он лежит на юго-востоке от монастыря, вблизи побережья. Он был основан в середине XVIII века; среди тех, кто здесь жил, был святой Никодим Афонит. Скит состоит из 28 пещер (калив), живописно расположенных, где в настоящее время живут около 35 монахов. Их небольшое книгохранилище насчитывает около 200 манускриптов[29].

Другой скит — святого Димитрия, или Лаккос, лежит на северо-востоке полуострова, между обителью преподобного Павла и башней (пиргом) Оморфону (Амальфи). Он также был основан в середине XVIII века; сейчас здесь насчитывается 25 калив. С этим скитом связана деятельность архимандрита Порфирия (Успенского), который, будучи в обители преподобного Павла, посетил также и скит святого Димитрия. В 1408 г. некто Радич переписал для сербского деспота Цветную триодь. Хотя место его работы в точности не известно, тем не менее довольно вероятно, что рукопись была изготовлена на Афоне: оттуда из скита Лаккос ее вывез архимандрит Порфирий.

Примечательны слова этого неутомимого русского исследователя, который плодотворно потрудился как в Свято-Павловском монастыре, так и в других афонских обителях, собирая рукописный материал для написания истории Святой Горы: “При всех неусыпных трудах и при всем содействии афонских собраний о Господе, едва ли закончатся мои занятия в декабре месяце (1845 г. — а. А.). Ибо предвидится обильное богатство материалов драгоценных, но вместе с тем и трудноизучимых по их ветхости и по разновековой, разнохарактерной и разноязычной палеографии, которая поддается только твердости воли, навыку и увеличительному стеклу. А без изучения сих материалов ничего дельного нельзя написать об Афоне”[30].

Архимандрит Порфирий прибыл на Афон 11 августа 1845 г. и пробыл там до 1 июля 1846 г., за исключением февраля и марта, которые провел в Константинополе из-за тяжкой болезни.

“Посетив все 20 монастырей, 7 скитов и некоторые келии, в течение 8 с половиной месяцев, в часы досужные от богомолья и собеседования с духовными старцами, — пишет архимандрит Порфирий, — я успел не только перечитать, переписать частью в целости, частью сокращенно, и выметить большое число актов, но и сделать точнейшие снимки (факсимиле) с весьма многих из них и с некоторых древних икон и рукописей греческих и славянских, накладывая на них тонкую прозрачную бумагу, которую приготовляли мне русские иноки, пропитывая ее деревянным маслом и высушивая на солнце”[31].

“Умалчиваю о тяжких трудах, нередко приводивших меня в истому, — писал далее о своем пребывании на Афоне архимандрит Порфирий, — не упоминаю о чрезвычайной трудности читать ветхие хартии, написанные замысловатыми стенографами и кудрявыми почерками, и читать их через увеличительное стекло или обращая против солнца те места, где совсем изгладились, и всматриваясь в светящиеся углубления букв, сделанные твердым стилом на пергамине. А радуюсь тому, что сладчайшее для сердца моего братолюбие афонских старцев и их благоговение и любовь к Православной Церкви открыли мне не все, но многие сокровища поучительной древности”[32]. По словам архимандрита Порфирия, написанным им вскоре после ознакомления с афонскими книгохранилищами, “в обителях Святогорских скрывается заветный, драгоценный клад для науки. Если бы удалось собрать и напечатать все тамошние акты с добавкой критического разбора их, то появление их сделало бы эпоху в науке”[33].

В 1852 году в течение одного месяца обозрением афонских библиотек и архивов занимался болгарский исследователь К. П. Дмитриев Петкович. Посетив в такой короткий срок все двадцать афонских монастырей, этот путешественник, естественно, не мог видеть всех достопримечательностей; принадлежность его к болгарской народности закрыла для него доступ к архивным материалам во многих монастырях, где греки составляли большинство насельников. Тем не менее и его “Обзор Афонских древностей”[34], появившийся в печати 1865 году, имеет свое значение в ряду трудов по описанию афонских литературных памятников. Сообщая краткие, но иногда весьма ценные сведения о славянских рукописях некоторых монастырских библиотек, Петкович давал некоторые указания и о хризовулах, которые он всюду пытался отыскивать. Его сведения в этом отношении иногда полнее, чем указания архимандрита Порфирия, хотя и не всегда так обстоятельны. Так, в монастыре преподобного Павла он описал 22 хризовула, а архимандрит Порфирий только 16; в монастыре Филофеу — 12 греческих грамот, а архимандрит Порфирий — 9 и т. д. Весьма интересны также его краткие замечания, совпадающие с рассказами В. И. Григоровича о неблагополучном состоянии на Афоне рукописей и других памятников старины и христианского искусства. Оказывается, что многое, виденное В. Г. Барским и потом В. И. Григоровичем уже бесследно исчезло из афонских книгохранилищ. Петкович пытался тщательно отыскивать именно то, на что указывал В. И. Григорович, и порой не находил, а настоятели и эпитропы[35] афонских обителей не в состоянии были объяснить ему причины такого исчезновения.

Большая удача ожидала в Свято-Павловском монастыре русского археолога П. И. Севастьянова, побывавшего на Афоне в 1860 гг. Но прежде, чем говорить о найденной им древней рукописи, следует сделать краткий экскурс в историю древнеславянской письменности. Известно, что в X в., в царствование болгарского царя Симеона, болгарская литература пережила эпоху необыкновенного расцвета, благодаря тому чрезвычайно гостеприимному приему, который встретили у отца царя Симеона, болгарского царя Бориса, изгнанные из Моравии ученики Кирилла и Мефодия. В скором времени в Болгарии образовались два литературных центра, один — в восточной Болгарии, в Преславе, другой — в Македонии, в Охриде. Во главе первого стоял сам царь Симеон, а во главе второго — епископ Климент.

Весьма примечательным в этой связи является тот факт, что на Афоне, несмотря на его географическую удаленность от обоих центров, сохранились лучшие и древнейшие списки некоторых сочинений чуть ли не всех известных по имени древних болгарских писателей. Важное значение по своему историческому интересу представляет “Похвальное слово Кириллу, епископу словенскому”, несомненно принадлежащее Клименту и находящееся, в частности, в одном среднеболгарском сборнике XIV века. Этот сборник принадлежал прежде афонскому монастырю преподобного Павла, откуда он был вывезен в Москву П. И. Севастьяновым в 60-х гг. прошлого столетия, а затем хранился в Московском Публичном Румянцевском музее[36]. Исследования, проведенные в конце XIX — начале XX столетия, обнаружили большое сходство стиля “Похвального слова” со знаменитыми “Паннонскими житиями” Кирилла и Мефодия, что делает в высшей степени вероятным происхождение этих перлов славянской исторической прозы из-под пера Климента[37].

Благодаря многим паломникам, побывавшим на Святой Горе с научными целями, для русской общественности становилось ясным значение Афона как кладезя исторических и художественных памятников. Поэтому неудивительно, что среди представителей научных кругов Санкт-Петербурга и Москвы не ослабевала тяга к изучению афонских рукописей и, в частности, манускриптов обители преподобного Павла. Русский исследователь Х. М. Лопарев посетил этот монастырь в 1896 г.; здесь он рассчитывал познакомиться с теми манускриптами, которые значились в каталоге греческих рукописей, составленном проф. Афинского университета Спиридоном Ламбросом в 1890 году. Во время своего краткого пребывания в Свято-Павловской обители Х. М. Лопарев смог осмотреть лишь некоторые из них и тем не менее отметил ряд неточностей, содержащихся в описании С. Ламброса, которое на тот период времени считалось самым авторитетным в научном отношении. «В монастыре святого Павла, — повествует Х. М. Лопарев, — мне отвели прекрасное помещение, и я надеялся в скором времени посмотреть на одну рукопись, помеченную в каталоге Ламброса 800-м годом. Являлось понятное желание видеть древнейшую датированную греческую рукопись, писанную кроме того рукой несчастной внучки святителя Филарета Милостивого, инокини Марии <…> Мне, наконец, показали в покоях игумена Толковый Новый Завет “IX века”. Но достаточно было одного беглого взгляда на письмо, чтобы видеть, что рукопись относится к XI столетию. Г-н Ламбр слишком доверчиво отнесся к заметке прошлого столетия, приклеенной впереди рукописи, что будто бы книгу эту писала супруга императора Константина IV Мария. Из другой рукописи я списал два неизвестных доселе стихотворения византийского врача-поэта XII столетия — Николая Калликли»[38].

С. Ламброс в конце XIX столетия насчитал в монастыре преподобного Павла 94 греческих рукописи; в настоящее время библиотека обители содержит в основном славянские рукописи, число которых вместе с греческими составляет 494, среди них только немногие на пергамене. В библиотеке имеется также 12,5 тысяч книг[39]. Следует с удовлетворением отметить, что несмотря на постоянные утраты, которым подвергались афонские книгохранилища с давних времен, несмотря на частые пожары, опустошавшие и иногда дотла уничтожавшие такие огромные библиотеки, как в монастыре преподобного Павла, несмотря даже на еще более разрушительное действие человеческого невежества, — несмотря на все это, книжные богатства Афона громадны даже теперь, в конце XX века. И в этом — неоценимая заслуга афонских насельников, которые не только являют своим примером образ истинной монашеской жизни, но также сохраняют древние свитки, в которых заключен духовный опыт многих поколений известных подвижников и аскетов, живших как на Афоне, так и за его пределами.

Список сокращений

[1] См. Сырку П. А. К истории исправления книг в Болгарии в XIV веке. Т. 1. СПб., 1899. С. 58.

[2] См. Священник И. Смирнов. Значение Афона в истории Сербской Церкви // Богословский Вестник. №11(ноябрь). Сергиев Посад, 1911. С. 597.

[3] См. Белокуров С. Собрание патриархом Никоном книг с Востока. М., 1882. С. 40.

[4] См. Ильинский Г. А. Значение Афона в истории славянской письменности // ЖМНП. 1908. Ноябрь. Ч. 18, новая серия. С. 20.

[5] Стоjанович Љ. Стари српски записи и натписи. Кн. 1.Београд, 1902. № 223. С. 70–71.

[6] Изложено по: Вздорнов Г. И. Роль славянских монастырских мастерских письма Константинополя и Афона в развитии книгописания и художественного оформления русских рукописей на рубеже XIV–XV вв. // ТОДРЛ. № 23. Л., 1968. С. 178–179.

[7] Епископ Порфирий Успенский. Восток Христианский. История Афона. Ч. 3. Киев, 1877. С. 453–457.

[8] Цит. по: Белокуров С. Указ. соч. С. 39.

[9] Там же. С. 39.

[10] Там же. С. 40.

[11] Там же. С. 41.

[12] Там же. С. 46.

[13] Пешеходца Василия Григоровича-Барского Плаки-Албова, уроженца Киевского, монаха Антиохийского, путешествие к святым местам в Европе, Азии и Африке. СПб., 1778. С. 739.

[14] Curson R. Besuche in der Klostern der Sevante… Zweite Ausgabe. Leipzig, 1854. Цит. по: Успевский Ф. О. некоторых славянских и по-славянски писанных рукописях, хранящихся в Лондоне и Оксфорде // ЖМНП. 1878. Ч. 199. С. 13..

[15] Там же. С. 15–16.

[16] Живкова Л. Четвероевангелие царя Ивана Александра. София, 1980. С. 47.

[17] Там же. С. 77.

[18] Там же. С. 49.

[19] Успенский Ф. Указ. соч. С. 16–17.

[20] Щепкин В. Н. Болгарский орнамент эпохи Иоанна Александра // Сборник статей, посвященных проф. М. С. Дринову. Харьков, 1904. С. 153–158.

[21] Щепкина М. В. Болгарская миниатюра XIV века. Исследование Псалтири Томича. М., 1963.

[22] Там же. С. 30.

[23] Там же. С. 30–31.

[24] См. Яцимирский А. И. Славянские и русские рукописи румынских библиотек. СПб., 1905. С. 288–289.

[25] Григорович В. И. Очерк путешествия по европейской Турции. М., 1877. С. 20–21.

[26] Там же. С. 23.

[27] Хризовул (греч.) — императорская грамота с золотой печатью; обычно хризовулы писались пурпурными чернилами. — Ред.

[28] Там же. С. 24.

[29] Sotiris Kadas. MountAthos. Athens, 1979. P. 111.

[30] Материалы для биографии епископа Порфирия Успенского. Т. II. Переписка. СПб., 1910. Письмо В. П. Титову от 31 августа 1845 г. С. 160.

[31] Цит. по: Архимандрит Порфирий Успенский. Указатель актов, хранящихся в обителях святой Горы Афонской. СПб., 1847. С. 2–3.

[32] Там же. С. 3.

[33] Там же. С. 3–4.

[34] Приложение к Т. VI Записок Имп. Академии наук (Спб., 1865).

[35] Эпитроп (греч.) — управляющий, наместник. — Ред.

[36] Ильинский Г. А. Указ. соч. С. 17.

[37] Там же. С. 18.

[38] Лопарев Х. М. Краткий отчет о поездке на Афон летом 1896 года // Сообщения императорского Православного Палестинского общества. 1897. Февраль. СПб., 1897. С. 31.

[39] Sotiris Kadas.Указ. соч. С. 111.